Осколки падающих звезд (СИ) - "MissMercy97" (версия книг txt) 📗
Укол обиды, гневно впившийся ей под ногти, кожу, мышцы, вызвал приступ неконтролируемой ярости.
— Подавись, — прошипела Гермиона, прижав руки к телу в попытках подавить в себе желание отвесить ему пощёчину или кулаком размозжить нос, как на третьем курсе.
Бросив на него злобный взгляд, она быстро вышла из оцепенения
и поторопилась как можно скорее уйти. Как только Гермиона шагнула к Малфою, чтобы проскользнуть мимо него и выбежать за дверь, он сразу же схватил её руку в крепкую хватку и сказал лишь:
— Грейнджер…
— Отцепись от меня, мерзкий хорёк.
— Давай ты мне просто сейчас врежешь и забудешь об этом? — одной рукой он обхватил талию, а другой хотел прикоснуться к её лицу, но вовремя одёрнул себя. Он стоял близко, невозможно близко к ней. Гермиона чувствовала его дыхание, ловила притягательный взгляд. Он приблизился ещё ближе, и расстояние уже превратилось в какие-то жалкие сантиметры.
— Ты просто в очередной раз подтвердил, что навсегда останешься верным этим идиотским предубеждениям. Я всегда буду для тебя грязнокровкой, — не в силах говорить спокойным тоном, Гермиона едва ли не кричала, чувствуя, как голосовые связки вибрируют внутри её гортани. — Как ты вообще ещё не содрал с себя змеиную кожу после всего?
В его глазах что-то с грохотом рухнуло, оставив после себя пустое ничего. То ли это была стена, которая отгораживала его от Гермионы, то ли нечто другое.
Она слышала, как завывающий ветер раскачивал деревья из стороны в сторону за окном и как ветки скреблись о стекло. Погода стремительно стала портиться. Чёрные тучи быстро заковали небо в свои цепи, и через мгновение на землю обрушился сильный дождь.
В какой-то момент угнетающая атмосфера стала давить на Гермиону. Воздух стал тяжелее. Она чувствовала себя чудовищно из-за невозможности нормально вздохнуть, будто что-то сильно сжало горло, прижало её тело к земле и не хотело отпускать.
Малфой промолчал, и это молчание, скорее всего, стало завершением их разговора.
— Мне не стоило брать дневник, Малфой, но… — Гермиона замерла, переведя стеклянный взгляд с его остроугольного лица на венистую руку, со злостью сжимающую её талию. Покачав головой, она грузно вздохнула и беспрепятственно убрала ладонь со своего тела.
— Я давно уже избавился от предубеждений, Грейнджер, если ты не заметила, — сказал он и, Гермиона поморщилась, словно от неприятного запаха. А пахло, по её убеждению, ложью.
— Я не Алиса, чтобы верить в сказки, — ответила она, понизив голос. Но от этого слова казались ещё более колкими.
Первой реакцией Малфоя был ступор. Несколько секунд он просто стоял, распахнув тонкие губы, и смотрел. Но не так, как обычно, с хитростью или злостью. Маска, наконец, спала, обнажив усталое, измученное обеспокоенностью лицо. Он стиснул зубы и проглотил сказанные ему слова. Они вязким комом спустились по горлу и застряли, остановившись на полпути.
— Ты всегда будешь презирать магглорожденных, но лучше ответь мне, — Малфой, кажется, уже пустил корни в пол и только слушал, как Гермиона, в свою очередь, продолжала наносить словесные удары, метко орудуя языком. — Чем я хуже тебя? — раз удар. — Я недостаточно хороша в магии? — два удар. — Моя кровь издаёт мерзкий зловонных запах? — три удар. Горький привкус бессилия застыл на языке Малфоя, внутренности стянуло в тугой узел. Цепляясь за канаты нервов, из глубины на свет, выползало нечто уродливое. И имя этому монстру было — осознание.
— Нет, Грейнджер.
Гермиона осознавала, что её симпатия к Малфою, в которой она, наконец, смогла признаться себе, была лишь временным помутнением рассудка. Она чувствовала, как стремительно начала погружаться на дно холодного колодца, беспомощно глядя вверх, на отдаляющуюся точку солнечного света.
Раньше этот свет был ей не нужен, но теперь, когда в нём появилась такая острая необходимость, яркий луч был слишком далеко, чтобы вернуться обратно. Но и на дне Гермионе быть больше не хотелось.
— Знаешь, — вновь начала она, сделав шаг назад, — злой язык — признак раненного сердца. Так, и кто же ранил твоё?
========== Глава 17. Апрель (I) ==========
Существует редкое и красивое явление — перекрёстное море. Этот феномен возникает, когда появляются две системы волн, двигающиеся под прямым углом. Одни — вызваны порывами ветра, другие — природными условиями.
Грейнджер можно было сравнить с грёбаным ветром, ставшим ураганом, который околачивался у берегов нерушимого спокойствия Драко. Вихрь, постепенно набиравший силу, наконец, превратился в торнадо, перелопатив в его душе каждый миллиметр. Драко не хотел, чтобы слово «грязнокровка» сорвалось с его губ и, словно ядерный заряд, в щепки разнесло появившееся между ними доверие.
Она не разговаривала с ним две чёртовы недели, которые он провёл подобно узнику в клетке собственного эгоизма. Грейнджер вела себя отстранённо, безэмоционально и неестественно сдержанно. Казалось, что даже если перед ней возникнет Пожиратель в маске, она ни на секунду не испугается и просто одним взмахом палочки прикончит его, расщепив на молекулы.
«Кто же ранил твоё?».
Сука.
И главная проблема заключалась не в том, что она посмела сказать это ему, а в том, что у него просто не было ответа.
Ранил? Как глупо.
Никто не мог ранить Драко. Он сам прекрасно справлялся с этой задачей и позволять кому-то ещё протягивать к себе свои тощие ручонки было сверх разумного.
Самокопание никогда не было его сильной стороной, потому что Драко моментально увязал в непроходимом болоте из липких чёрных мыслей, которые облепляли его внутренности, медленно уничтожая рассудок.
Очутившись в Астрономической башне, он с концами распрощался с внутренним ребёнком и принял облик ледяной субстанции.
Предрассудки?
Драко не врал, когда сказал, что избавился от них. Хотя казалось невозможным сиюминутно выкинуть на помойку своего больного разума то, что годами в тебя будто гвоздями вколачивало окружающее общество.
Перед Рождеством на первом курсе, когда нога Драко едва ступила на перрон, отец дёрнул его за руку и потащил в Поместье. Переступив порог дома и насладившись ароматным запахом праздничной выпечки, которую он так любил и впоследствии чуть не съел абсолютно все имбирные печенья, Драко зашёл в кабинет Люциуса.
Белокурые длинные волосы были аккуратно скреплены резинкой за спиной, которую отец, по обыкновению, держал настолько ровно, что Драко казалось, позвоночник может сломаться от такой осанки, как спичка. В тот день он поделился с Люциусом, что ему не удалось учуять тот едкий запах крови некоторых «недоволшебников», которых наградили магией не понятно за какие заслуги. Получив железным наконечником трости по лицу, Драко больше не решался спрашивать об этом, приняв тот факт, что у него, по всей видимости, просто были проблемы с обонянием.
У них с Грейнджер осталось две недели до битвы. Один шанс. И нулевое общение.
Она всё также приносила кофе по утрам, поддерживая горячую температуру только в своём стакане, что напоминало поведение обиженного ребёнка.
Грейнджер перестала смотреть на него. Замечать взгляды. Прекратила язвить.
Они снова стали незнакомцами, запертыми в пространстве, отдалённо казавшимся свинцовым гробом, на надгробии которого можно было написать «нормальные отношения».
Её раздражающие веснушки рассеивались миллионами точек на лице, и Драко хотелось пересчитать все и занести их количество в свой дневник.
Чёртова Грейнджер с этими чёртовыми веснушками.
Она не покидала его голову, пульсируя внутри подобно проклятию, уничтожающему внутренности и разрушающему разум. И дело было не в том, что их кровати были рядом. Причина заключалась совсем в другом. И в чём же?
***
Драко с трудом понимал, что происходит, и где он сейчас находится. Глаза в панике забегали по сторонам. Пустота. Лишь острые макушки деревьев, одетые в туман, и пожухлая трава. Зубодробильный холод заставил его предпринять вторую попытку подняться на ноги. Если он будет и дальше лежать здесь, надеясь, что удастся хоть что-то придумать, то, просто на просто, замёрзнет на смерть или позволит кому-то обнаружить его. Мысль о том, что этого нельзя было допустить, мигала в голове словно маяк, оповещающий моряков.
