Асмодей (СИ) - "Dragoste" (читать онлайн полную книгу .TXT) 📗
– Да будет благословен Господь, и хвала его святейшеству Папе! – произнес он громко и отчетливо. – Один из осужденных помилован.
– Помилован! - вскрикнула толпа, будто этот глас принадлежал одному человеку. – Один помилован! – Услыхав слово “помилован”, стоявший с поникшей головой юноша встрепенулся и поднял холодный взгляд.
– Кто помилован? – крикнул он. Первый же юноша молча, тяжело дыша, застыл на месте.
– Помилован Гийом де ла Форе, прозванный ночным шакалом, – сказал священнослужитель, явно не веря собственным глазам, как такое вообще могло случиться. Немыслимо! Его Святейшество не мог помиловать этого убийцу, но сомнений в реальности папской печати ни у кого не было.
– Владыка, умоляю, – забыв про собственный страх перед Люцифером, вскричала Аврора. – Вы обрекаете на смерть не того.
– Отчего же? – приложив палец к её губам, произнес князь Преисподней. – Смотрите, моя дорогая! Любуйтесь, кого Вы так желали спасти. Смотри и ты, брат. Обитая в небесном замке, ты явно разучился читать людские сердца, что ж, прими от меня этот урок.
– Он помилован! - закричал первый юноша, сразу стряхнув с себя оцепенение и сбросив маску благородства. – Как такое возможно? Почему помиловали его, а не меня? Я… я лишь защищал свою сестру, а этот нечестивец убивал в парижских подворотнях ради пары медяков! Разве это справедливо? Нет! Мы должны были оба умереть; мне обещали, что он умрет раньше меня; вы не имеете права убивать меня одного, я не хочу умирать один, не хочу! Нет, пустите меня! Я не хочу…
Он вырывался из рук священников, извивался, что уж на сковороде, вопил, рычал, как одержимый, кусался и раздирал запястья в кровь, пытался сбросить кандалы, сковавшие его руки. Палач сделал знак своим помощникам, они соскочили с эшафота и схватили осужденного, пытаясь отволочь его к камню, но не тут то было…
– Боже, что же это? – закрывая уши ладонями, чтобы не слышать кощунственную брань, шептала Аврора. – Как же так…
– Что это? – переспросил Люцифер, не скрывая торжествующего превосходства в голосе. – Неужели Вы не догадываетесь, мадемуазель? Этот юноша, приговоренный к смерти, буйствует оттого, что другой человек не разделит его скорбную участь; будь на то его воля, этот защитник чести и достоинства растерзал бы помилованного собственными руками, только бы не оставить ему жизни, которую сам потеряет. О люди, люди! – воскликнул Люцифер, – Жалкие глиняные сосуды, наделенные духом. Я могу разметать вас одним лишь усилием воли, как же вы порочны и низки. Презренные создания. Я узнаю вас, во все времена вы достойны самих себя, но недостойны прощения!
Цыганенок и помощники палача тем временем катались по пыльной, окровавленной земле под звонкие крики и улюлюканье толпы, а приговоренный продолжал кричать: “Он должен умереть со мной! Я хочу, чтобы он умер! Он не достоин жить! Вы не имеете права убивать меня одного! Я не заслужил, его грех больше. Почему помиловали его. Проклинаю, я проклинаю Вас!”
– Не уводите своих прекрасных глаз, Аврора, – произнес Люцифер, подхватив девушку к себе в седло, – смотрите, ибо клянусь Вам, на это зрелище стоит посмотреть. Великий спектакль, достойный самого Создателя. Вдумайтесь в это: несколько минут назад перед Вами стоял горделивый юноша, взошедший на эшафот со смирением приняв свою горькую судьбину. Он не желал этого финала, но был к нему готов. Готов был принять смерть, не оказывая сопротивления. Знаете, что придавало ему мужество и силу воли? Что утешало его, когда он шел навстречу собственной судьбе? Знаете, почему он выказал смирение? Знаешь ли это ты, брат? Нет, молчи… смотри…прочувствуй…возлюби это отродье, как заповедовал наш Отец…
– Пожалуйста, остановитесь, Владыка, я не желаю этого знать. Умоляю… – взвыла Аврора.
– О, нет, моя дорогая, Вы пожелали спасти этому человеку жизни! Неужели Вы до сих пор думаете, что он ее достоин?
– Вы обещали даровать ему свою милость! Обещали, – пискнула девушка, пытаясь вырваться, но его рука лишь сильнее прижала ее к стальной кирасе.
– Дьявол солгал, – усмехнулся князь Преисподней. – Как это неожиданно!
– Владыка, – попытался вмешаться в разговор Лионель, но Люцифер в очередной раз метнул в его сторону предостерегающий взгляд, заставив замолчать.
– Вы молчите, но почему же? Неужели у Вас не хватает духу признать собственную неправоту? Неужели вы в своей слепой вере в человечество откажитесь признать единственно возможную истину? – вопрошал их Люцифер. – Этот парень безропотно принял свою долю потому, что другой также терзался, мучился и ждал печального итога; потому, что другой должен был разделить его участь, более того, он должен был расстаться со своей головой раньше! Это утешало! Люди… жалкие создания, перед которыми я отказался склонить колени, жалкий оплот угасающей фантазии. Подумать только, брат, меня низвергли за то, что я с момента сотворения узрел их гнилое начало.
– Тебя заносит, мой брат, если ты не остановишься сейчас, я сам лично заставлю тебя замолчать.
– Остановиться, нет, брат. Узри совершеннейшее творение небес. Поведите закалывать двух овец, поведите двух коров на убой, затравите стаю волков на охоте, а потом дайте им надежду на то, что их собрат избежит печальной доли. Овца заблеет от счастья, корова замычит от радости, волк взвоет от благодарности, а вот люди… люди, созданные по образу и подобию Творца; люди, которым с сотворения времен была дана одна-единственная заповедь – любовь к ближнему своему; люди, которым был дарован язык, чтобы излагать свои размышления, люди, достигшие вершины творения… О, отец, – при этих слова Люцифер возвел руки к небесам. – Какова будет реакция человека, узнавшего, что тот, кто должен был разделить с ним смерть получил прощение? Проклятие. Отец мой, я готов покориться и преклонить колени перед этими созданиями. Хвала человеку, венцу природы, царю творения! – издевательски усмехнулся он.
Отвесив шуточный поклон, в том направлении, где продолжалась битва в кровавой жиже, князь Преисподней засмеялся, но смех этот быль столь страшен, по-дьявольски вызывающий, но в то же время наполнен горькой иронией и жалок. У Авроры даже сердце сдавило он необъяснимой печали, ибо так смеяться может лишь тот, кто перенес великое страдание.
Между тем помощники палача втащили, наконец, непокорного юношу на помост, уложив голову последнего на огромный камень, заляпанный кровью предыдущих жертв. Подняв голову, несчастный продолжал сыпать проклятиями, не давая палачам привязать свои руки к полу.
– Казнить, казнить! – кричала возбужденная этим противостоянием толпа. – Убейте его!
Аврора отвернулась, воззрившись на искусный кованый нагрудник Люцифера, но тот снова схватил ее за руку, заставив смотреть на устрашающую картину.
– Что с вами? - спросил он девушку. – Неужели Вам все еще жаль его? Нечего сказать, уместная жалость! Если бы вы узнали, что под вашим окном бегает бешеная лисица или собака, что бы Вы сделали? Не задумываясь отдали бы распоряжение пристрелить их без всякого сожаления. О, бедное животное, которое в сущности только тем и виновато, что стало жертвой другой бешеной твари. А вы жалеете никчемного парня, которого никто не кусал, но который все равно убил, пусть и во благо. Но разве кто-то может сказать об этом теперь? И сейчас, когда он не может убивать, когда руки его скованны, он в безысходности своей требует казни своего товарища по камере! Нет уж, Аврора,смотрите, смотрите, не отворачиваясь!
Требование Люцифера было почти излишне: девушка не могла отвести взгляд от страшного зрелища. Палач встал справа от приговоренного, занеся топор над его головой; по его знаку помощники отошли. Осужденный хотел приподняться, бросить последнее обвинение несправедливому миру, но не сумел: топор с глухим стуком ударил его по шее; быстрая смерть, очень милосердная, без предсмертной агонии, судорог и посмертных издевательств над телом и все же страшная.
Аврора не могла дольше выдержать этого кровавого действа, в очередной раз лишившись чувств на руках у своего темного господина; Лионель увел в сторону глаза, вцепившись в перила; Михаил, не сумев сдержать вздох разочарования, с ужасом смотрел на отрубленную голову несчастного, которому не посчастливилось стать жертвой божественного спора, и лишь Люцифер, высоко подняв голову, торжественно восседал на вороном коне, словно гений зла. А толпа продолжала грохотать, за неимением пищи, требуя новых зрелищ.