Победивший платит (СИ) - "Жоржетта" (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
Судя по уютной тишине, прерываемой лишь птичьим щебетом да шелестом ветвей, мы приехали первыми, и столкнуться с другими участниками действа нам пока что не грозит.
Эрик смотрит по сторонам, явно поражаясь несоответствию ожидаемого и действительного.
- Не так я себе представлял себе здание суда, - замечает он.
Я ловлю колючую упругую ветку и отвожу в сторону, освобождая узкую тропинку.
- Обычный и выглядит иначе, - отвечаю. - Когда я был здесь впервые, убедился в том, что справедливость не всегда жестока.
- Ты меня так ненавязчиво обнадеживаешь, - улыбнувшись, то ли благодарит, то ли мягко поддразнивает родич. - Я бы тоже предпочел для разнообразия добрую справедливость. Жестокой и так хватает.
Прямо перед нашими лицами в воздухе лениво проплывает стая вальяжных рыб. Эрик вздрагивает, и еще раз - когда эта процессия синхронно приобретает окраску от черного до синего, решив передразнить цвет нашей одежды.
- Это нормально, - успокаиваю я. Рыбья стайка упорно нас преследует, возмущенно надувая украшенные прихотливой бахромой щеки. - Они рассчитывают на подношение, здесь рядом должна быть корзинка.
Вот она. Висит на перилах силового мостика, перекинутого через пруд. Искрошенные хлебцы рыбы на лету снимают с ладоней; Эрик в задумчивости смотрит на их суету и внезапно произносит:
- У нас в... ну, ты не знаешь это место - через город протекает река. И под большим мостом толпятся жирные карпы вперемешку с утками. Обычные рыбы, - добавляет поспешно, - в воде. Совсем обленились, что птицы, что рыбы. Ведь их никто и помыслить не мог ловить... - и после паузы, которую я не знаю, чем заполнить, заканчивает, поморщившись, - раньше; не знаю, как стало в войну.
Мне так остро хочется его обнять. Его земля дика, но кто может сказать, что она не стоит сожалений, раз сама Цетаганда полила ее своей кровью?
- Не следовало бы жалеть, - коснувшись его пальцев и стряхнув остатки пиршества в песок, говорю я, - и ты знаешь, почему, но мне действительно жаль.
Эрик отряхивает ладони, отгоняет особенно требовательную рыбину.
- Не будем об этом, извини, - говорит он почти смущенно.
Тема и вправду опасная: да, я сопереживаю ему отголоском его же чувств и в то же время не могу испытывать каких-либо сомнений в правоте своей стороны в этой войне. И то, и другое - искренне, не задумываясь. Лучше не вступать на этот скользкий лед.
Что же, хотя бы о связывающей нас цепи мой барраярец позабыл на время, и оно, пожалуй, к лучшему.
- Пока мы еще здесь... - заговаривает Эрик, - есть нечто такое, что мне не надо делать категорически? Куда-то смотреть, с кем-то заговаривать, или не снимать шляпы перед входом, хотя шляпы у меня на голове как раз нет?
- Не иди впереди меня, - пожав плечами, припоминаю. - Не заговаривай, пока не заговорят с тобой, а в общем - просто повторяй за мной.
- Но хоть пялиться по сторонам ненавязчиво можно? - уточняет он. - Или лучше не надо?
Не только можно, но и рекомендуется. Пусть душа наполнится покоем, у неправого же - страхом и раскаяньем. Как ни дико, сейчас я почти счастлив... и знаю, что все закончится хорошо. Эрика, конечно, оправдают, с Лероем я рано или поздно помирюсь, остальное - дело времени.
Дорожка заканчивается на выложенной резной плиткой площадке, и за легко сдвигающейся в сторону дверью нас встречает легкий гул голосов. Мы все же приехали не первыми, но и не последние: я вижу Рау, яркого из-за режущего взгляд сочетания оранжевого и малинового гем-грима, приветливого и серьезного Нару, - остальные участники действа чуть задерживаются.
Впрочем, мы еще не успеваем закончить положенное приветствие, а Рау - спрятать изумление при виде Эрика с клановыми цветами на лице, как голоса и звуки шагов, приглушенные деревянной дверью, свидетельствуют о прибытии остальных Эйри. Они вступают в зал: Кинти, бледная и решительная, в накидке с явными намеками на печаль и достоинство, если судить по переливам живой ткани, и Лерой в парящем кресле. Сыну явно неловко быть единственным сидящим, и он охотно бы спешился, но передвижение своим ходом спустя десять дней после серьезного ранения врач явно бы не рекомендовал.
Может быть, дело все-таки обойдется? Ведь не враги же мы, в самом деле - и я шагаю к жене и сыну, ощущая страх и неловкость Эрика, но не считая возможным не использовать пресловутый последний шанс.
- Супруг, - в ответ на мое приветствие склоняет голову Кинти. В ее чистом голосе - звон промороженных до абсолютного нуля льдинок. - Счастлива тебя видеть здоровым и невредимым.
Она меряет меня глазами, скользнув бесстрастным взглядом по руке, по браслету, по Эрику, стоящему за моей спиною. На лице не проступает изумления, но черты словно каменеют. Должно быть, супруга думает о том, чью руку должны украшать фамильные реликвии, и воспринимает мой поступок как жест намеренного оскорбления.
Прощай, несбыточная надежда.
Я ощущаю, как тают владевшие мною спокойствие и уверенность. Сердце тревожно гремит в груди, приступ внезапной усталости, необоснованной, но от того не менее сильной, накатывает на меня душной волной. Это все-таки война, так или иначе я ее проиграю, и мне нечего сказать людям, из родных перешедших в разряд родственников, не самых любимых притом.
- Я тоже рад видеть тебя в твоем обычном состоянии, дорогая, - яд, копившийся все это время, все же прорывается. - Надеюсь, судьба не столь жестока, чтобы без конца посылать тебе тревоги и горе.
- Твой сын выздоровел поистине чудом, за что я благодарна судьбе, - с некоторой мстительностью сообщает супруга. Или я несправедлив и приписываю встревоженной женщине совсем не то, что она хочет сказать, или мне только что прозрачно намекнули на то, о ком я обязан был заботиться все это время.
- Ты несправедлива к врачам, душа моя, - меряя сына взглядом, отвечаю я. – Это они вернули ему здоровье; правда, лишь оно одно, а чудо даровало бы еще и приличествующее наследнику послушание.
Что же, вы ведь сами хотели со мной враждовать, умей же теперь принимать последствия своих поступков с достоинством.
- Я подчиняюсь тебе, мой отец и Старший, - холодно, явно в подражание матери отвечает Лери. - Но перед судом небесных, которого ты так желал, не существует старшинства. Не будем длить наш спор и оставим все на их решение.
Видно, здесь все готовы платить по счетам, и все полагают себя правыми. Двери в зал сейчас раскроются, и сказано уже все.
Благоухающий сладким модным ароматом Рау успевает разглядеть нас обоих поочередно и дергает меня за рукав перед самой дверью.
- Что вы с ним сделали, Эйри? - шепотом интересуется он. - Я, право, даже не знаю, кому из вас двоих адресовать этот вопрос.
- Ну как же, - тоже шепотом отвечаю я, - разве следы настойчивых убеждений не отпечатались на лице моего младшего?
- Настолько, что теперь его нужно держать на привязи? - парирует Рау, и я усмехаюсь. Такое чувство, словно я - мишень, и все стрелы летят мимо.
- Не все желающие удостаиваются подобной привязанности, - сообщаю я наставительно. - Вам ли не знать, майор?
- Знаю-знаю, - машет он рукой, - при нынешних обстоятельствах благоразумие похвально. Скромен, послушен... Эрик, ты ли это?
Дверь распахивается, лишив Эрика возможности ответить, и мы входим в круглый зал, разделенный пополам силовым полем, матово белым и явно прозрачным с той стороны, что обращена не к нам. Кто сейчас занял кресла за этой преградой - не догадаться, не увидеть...
Служитель, поклонившись, приглашает меня пройти на место главы рода, и я делаю было пару шагов, но Эрика тот же служитель придерживает за рукав, и мой барраярец демонстративно поднимает руку.
Верно. Когда я был здесь в последний раз, я не был Старшим. Браслет приходится отстегнуть, и оставить Эрика рядом с креслом Лероя. Если бы было можно испепелить человека взглядом, мой сын справился бы с задачей.
