Победивший платит (СИ) - "Жоржетта" (читать книги без регистрации полные .TXT) 📗
- Хватит и того, - ворчит он, - что я не только разрешаю своему любовнику писать письмо потенциальному сопернику, но и даю советы по художественному оформлению этого бесстыдства. Воистину новый опыт.
Ворчание это нарочито, и мы оба это понимаем. Такая показная ревность - скорее как фигура танца, исполняемая им из уважения к моим барраярским традициям. Куда менее искренняя, чем намерение присесть на ручку кресла и приобнять меня, заглядывая из-за плеча.
Пожевав в творческих муках кончик ручки, я, наконец, вывожу размашисто: "Иллуми свидетель - вы меня изрядно насмешили. Эрик Форберг". Оборачиваюсь и гляжу на Иллуми вопросительно: - Так пойдет?
- Пойдет, - пробежав глазами текст, одобряет он. - Хорошо, что ты подписался. Не то с Рау сталось бы задуматься, от кого письмо.
- Неужто многоумный майор способен подумать, что это ты подбиваешь к нему клинья? - фыркаю, воочию представив себе картину.
- Этот может все, что угодно. Представляю себе его ужас в таком случае, - саркастически комментирует Иллуми. - Решил приударить за очаровательным Эриком, а получил мрачного старшего.
- Он тебя и так получил, - резонно возражаю. - В комплекте. И пусть только посмеет выказать недовольство.
- Да, ровно вдвое больше, чем ему бы хотелось, - ехидствует Иллуми, но не слишком едко. Ага. Нас двое, этот факт уже ничем не изменить. - Признаюсь, я испытываю некоторую неловкость, издеваясь над юнцом за влечение, в котором и сам грешен. Но он сам виноват. Теперь давай букет.
Обсуждение затягивается. Кактус был отвергнут еще вчера, репейник сегодня постигла та же участь - а жаль, по-моему. Перебрав половину ботанического атласа, Иллуми останавливается на камнеломке и хризантемах - "скромность и верность традициям", добавляет он, глядя на меня строгим взглядом Старшего, который учит достойному поведению юнца. - И в букет нужно будет добавить намек на встречу. Сколько ты хочешь потратить на выдержку кавалера до нужной кондиции, дня два?
- Не более того, - соглашаюсь. - Загадывать на неделю вперед у нас сейчас не получится. - Единственный осторожный намек на истинное положение дел, который я согласен позволить себе этим смешливым утром. - Послезавтра вечером подойдет?
Иллуми кивает. - Значит, вложить лепесток темной розы и дважды обернуть букет серебряной нитью. Рау сразу поймет, что я, семейный тиран, разрешил тебе потратить вечер на собственного ухажера.
- Я уж допишу по-простому: "Заходите на чашку чая послезавтра и объясните, с чего это вас угораздило", - решаю.
- Ничего не имею против, - отзывается Иллуми. - Можешь считать это официальным разрешением.
- На открытие сезона охоты, - подытоживаю. - Бедняга Рау. Невинная жертва.
- Невинная? - возмущенно всплескивает руками Иллуми. - Хороша невинность, соблазнять тебя практически у меня под носом! Я жажду мести.
Я тоже не против проучить одного самоуверенного цета. - Стоит показать местному обществу, что дикий барраярец - неудачная мишень для розыгрышей и вполне может пошутить в ответ. Чертовски забавно будет глянуть на лицо майора после финального громкого "нет".
- Только учти, - улыбается Иллуми, - отказ из моих уст он воспримет лишь как пряное дополнение к твоему возможному согласию. Рау высокого о себе мнения и не очень-то сообразителен. Я ведь тебе не рассказывал о том, как он подбирал лошадь под цвета материнского клана? Представляешь себе жеребца в шафранно-пурпурных полосах?
- Ой. - Я представляю себе сумасшедшую раскрашенную зебру и невольно вздрагиваю. - И что, подобрал?
- Его тетка вывела такого, специально для мальчика, - смеется. - Вид был сногсшибательный, в прямом смысле слова. Боевые офицеры сглатывали от ужаса, пока до парня не дошло, что, наверное, что-то здесь не так.
Я начинаю малоприлично ржать, как тот жеребец. Отсмеявшись, комментирую: - Тем забавнее с ним таким будет пообщаться. Ты не против? Или предпочел бы отказать?
Иллуми мягко проводит ладонью по моему запястью и переплетает пальцы. - Видишь ли... отказать или разрешить хоть сейчас - не проблема. И отказать вежливо, не сделав неудачливого воздыхателя недругом - несложно. Но... мне кажется, тебе интересно с ним общаться, нет? Не в любовном, упасите боги, но в обычном смысле?
- Ну... в общем, да, - признаюсь. - Во-первых, он относится к Барраяру без обычного вашего высокомерия и любопытствует. А во-вторых, мне самому интересно и поучительно оценить собственную реакцию на человека, который воевал со мной по разные стороны фронта.
- Вот-вот, - наставительно подтверждает Иллуми. - И поскольку он небезнадежен, то мне не хочется отказывать ему от дома. Он - один из немногих цетагандийцев, чье общество не заставляет тебя ни зевать, ни переходить в боевую позицию, так зачем лишать тебя этого удовольствия? Опасным он мне не кажется. То есть, - быстро добавляет он, - я не жду от него, например, попытки тебя похитить из романтических соображений, если он вообразит, что дело лишь в самодурстве Старшего, а предмет его увлечения намекает на согласие. Запреты - источник искушений, а запрет, данный Старшим семьи - еще и повод развязать маленький симпатичный передел власти и влияния. Хотя этот-то красавец вряд ли мыслит подобным образом.
Пожимаю плечами. - Рау же воевал у нас и даже живой остался, значит, не совсем идиот. На черта ему заложник, который перережет похитителю горло, стоит его выпутать из ковра? Он должен понимать, что попытка оторвать меня от тебя силой - чревата фатальными последствиями, а добровольно я тебя ни на кого не променяю.
Объятия делаются крепче. - Слушаю и сам не верю. Скажи на милость, что это ты так... привязался? - Иллуми вздыхает тоскливо и сладко.
Можно отшутиться или ответить чем-то бессмысленным и ласковым, но мне вдруг кажется, что вопрос этот задан всерьез... или должен быть задан. - Есть одна хитрая гипотеза, - осторожно пожимаю плечом.
- Ну-ка? - заинтересованно переспрашивает Иллуми, отстраняясь на расстояние вытянутой руки и глядя мне в глаза. - Просветишь?
- Конечно, - киваю. - Мне нужно быть кому-нибудь по-настоящему верным, понимаешь? Я к этому привык, и... это в нашем характере. - Делаю паузу, ища в лице моего любовника малейшие признаки неприятия, отрицания, злости. Продолжать? - Странно для фора быть верным цетагандийцу, но еще более дико и неправильно - быть верным только самому себе и своим желаниям. Ради этого жить смысла нет. Понимаешь, о чем я?
Иллуми встает со своего насеста-подлокотника, придвигает собственное кресло, садится напротив.
- Что неправильного в том, чтобы быть верным себе и своим желаниям? - удивленно, но без раздражения спрашивает он.
- С другим приоритетом ценностей в войну не выжить, - пожимаю плечами и усмехаюсь. Усмешка предназначена скорее мне самому и той горячности, с которой я сейчас отстаиваю вещи, отныне для меня абстрактные. - Считай это моим очередным пунктиком. Моим единственным способом прийти в себя после всего, что стряслось. Жить снова для кого-то, а не для себя самого.
- Ты совсем не умеешь жить для себя, - с сожалением замечает он. - Что будет, если то, для чего ты живешь, исчезнет с горизонта?
Спасибо, не надо. Уже пробовал.
- Не знаю, - признаюсь. - А куда это ты собрался исчезать, скажи на милость?
- Да не собираюсь я, - качает он головой и молчит какое-то время, рассеянно трогая пальцем динамическую скульптурку на столе. Два металлических шарика, вроде бы ничем не связанных и описывающих друг вокруг друга сложные траектории. Как мы с Иллуми. - Это был риторический вопрос, призванный продемонстрировать шаткость твоей философии. Хотя моя ненамного устойчивей.
- Всем мы не идеальны, - развожу руками. - Оправдаюсь только тем, что эта философия и не предполагает выживание отдельного человека. Зато здорово способствует выживанию нации. Теперь я сам по себе, но... этого из меня не вытравишь.
