Верхом по Темной Тропе - Ламур Луис (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
Позже я вынул из седельной сумки мокасины, надел их и снова вышел. Эти следы они тоже увидят.
Сакетты — горный народ, а это значит, что сначала мы жители леса, а потом уже наездники. Все мы выросли среди индейцев и научились носить мокасины. В них человек чувствует под ногами сухую ветку и никогда на нее не наступит. В сапогах или ботинках не так-то просто ходить без шума.
Вернувшись, решил поспать час или два. Проснулся, когда солнце начинало клониться к западу. Быстро оделся и прошел на кухню.
Там хлопотала Эм Тэлон, а на печи стоял горячий кофе:
— Я подумала, что ты собираешься уезжать. Ничто так не настраивает на дорогу, как кофе.
— Спасибо. Тетушка Эм, вы великолепная женщина.
— Я всегда мечтала быть выше ростом, — сказала она. — Все мои братья были за шесть футов, и мне хотелось быть такой же высокой. Но так и не доросла.
— Вы достаточно высоки для любой компании. Жаль, что я не знал вашего мужа.
— Рид был мужчиной… самым настоящим мужчиной. Он жил сильно, думал правильно, ни один человек не выходил из нашего дома голодным, будь то индеец, негр или белый. И он ни от кого не терпел унижений.
— Тэлон разбирался в земле и в женщинах.
— Нам с ним было хорошо, — тихо промолвила Эм. — Мы прожили спокойную жизнь и никогда друг другу не жаловались. — Она помолчала. — Просто я смотрела на него, он на меня, и знали, что чувствует другой.
Да, они были счастливы. Вряд ли смогу найти себе такую же женщину. Хотя мужчины и утверждают обратное, нет ничего лучше мужчины и женщины, идущих рядом. Когда они идут вместе, для них не существует ни длинных дорог, ни темных ночей.
5
Через час резвая лошадь уже несла меня в Браунс Хоул.
Севернее протянулась железная дорога Юнион Пасифик, а за ней пролегал трансконтинентальный путь в Калифорнию. На тихоокеанской стороне Южного перевала этот путь разветвлялся, и северная его часть становилась дорогой на Орегон.
Шайки, орудовавшие в районе Браунс Хоул, процветали, воруя скот на одной дороге и продавая его на другой. Иногда воры пригоняли сюда скот для того, чтобы продать его в следующем году. Трава здесь была хорошая, а зимы довольно теплыми.
На северо-востоке находится местность, известная под названием Дыра в стене, а к западу от нее — горы Крейзи Маунтинз, откуда уже недалеко до канадской границы. На юго-востоке от Браунс Хоул, в штате Юта, лежит Сан Рафаэль Свелл, знаменитый своим Разбойничьим гнездом, а к югу, около Прескотта, — Долина конокрада, за ней, в штате Нью Мексико, возле городка Альма, одинокое ранчо. Вся эта обширная территория называлась Воровской тропой.
На самом деле это был лабиринт троп, широко известных и тайных. Владельцы ранчо и поселений здесь дружелюбно относились к бродягам, не задавали лишних вопросов и не рассказывали о своих и чужих делах незнакомцам.
Большинство троп было известно индейцам и трапперам. Они всегда находили убежища, недоступные постороннему взору. Бродяга мог проехать от мексиканской границы до Канады и быть уверенным в том, что ему не будет отказа в еде и крове и что по пути он сможет поменять лошадей.
Однако те, кто путешествовал по Воровской тропе, не всегда скрывались от закона. Одни были крутыми ковбоями или бродягами, у которых место жительства менялось вместе с временем года и у кого были друзья среди лихих ребят с Тропы. Другие занимались воровством, уводя несколько голов скота, когда подворачивался случай, и живя в ладу с законом остальное время.
Майло Тэлона на Тропе знали. Так как по Тропе беспрестанно путешествовали взад-вперед, лучшим способом связаться с ним было приехать в Браунс Хоул.
К рассвету «Эмпти» осталось далеко позади, а я ехал по тропе, змеящейся среди сосняка и опушек осиновых рощ. Утро было свежим и ясным, чисто умытым после дождя, и на каждом листочке еще серебрились его капли.
У меня и моего коня было одинаковое настроение. Мы не спешили, дышали свежим воздухом, на всякий случай поглядывая по сторонам, и наслаждались путешествием. Далеко внизу я увидел темное пятно: скорее всего бизоны. Большую часть их перебили, но здесь маленькие стада еще скрывались в горных долинах.
Неожиданно выехали на травянистый склон, круто спускавшийся в долину. Прямо и чуть выше лежал густой осинник. Повернув коня, мы поехали по опушке, пока не нашли подходящее место. Отпустив лошадь пастись, собрал сухие ветки и кору, разжег костер.
Я нарочно обогнул рощицу. Если смотреть снизу, то на фоне беловатых стволов и серо-зеленой листвы дымок незаметен. Рядом с осинником журчал между камнями и сбегал в долину ручеек, местами такой маленький, что почти скрывался в траве. Зачерпнув воды, поставил котелок на огонь, засыпал кофе и стал ждать, пока он закипит. У меня были кофе, немного вяленого мяса и свежеиспеченного хлеба.
Нет на свете места красивее, чем осиновая рощица. Лоси и бобры любят горьковатую кору осин, и их почти всегда можно найти там, где они растут. Никакое дерево не дает животным столько пропитания, сколько осина.
Обычно там есть и хворост. Вытягиваясь к солнцу, осина быстро растет и сбрасывает нижние ветки. Они быстро сохнут и отлично горят.
Хотелось как можно быстрее возвратиться на ранчо, но у меня вовсе не было желания рисковать из-за этого скальпом. Остановка давала лошади отдых, а мне
— завтрак и возможность осмотреться и понаблюдать за тропой, которую только что прошел.
Я надеялся, что выехал с «Эмпти» незамеченным, но, полагаясь только на надежду, можно легко оказаться убитым. Если кто-то шел по моему следу, то, прежде чем съехаться, следовало увидеть его… или ее.
Сидя на солнышке в ожидании кофе, пока наслаждался прекрасным утром. Когда еду один, никогда не тороплюсь. Мне нравится не спешить, дышать воздухом, чувствовать его… Я люблю ощущать его свежесть, его вкус.
Вскоре кофе закипел. Он оказался крепким — такой сдерет шкуру с быка. Парень, с которым однажды пас коров в Соноре, говорил, что моим кофе можно снимать рога: капнешь — они и растворятся. Конечно, неправда, но что-то в этом есть. Дремоту словно рукой снимает.
Прожевывая мясо, я прихлебывал кофе, прислушивался ко всем звукам и поглядывал на коня. Он был диким, а у дикой лошади чувства как у оленя и намного больше соображения.
Вдруг чалый поднял голову, насторожился и раздул ноздри. Я пододвинул винчестер и скинул ремешок с рукоятки револьвера, придерживающий его в кобуре. Сам не ищу приключений, хотя мне случалось хоронить тех, кто искал.
Их было двое. Они ехали, изучая следы на тропе, и поэтому не заметили меня. Я медленно встал с винчестером в руках. В этот момент мой конь заржал, и они одновременно резко повернули головы, словно те сидели на одной шее.
— Вы что-то ищите, ребята? — Винчестер легко лежал в моей ладони. Я никогда не целюсь, а просто смотрю туда, куда стреляю.
Им это не понравилось. На вид они были тертыми калачами. Оба сидели на лошадях с клеймом «Восемь-лесенка-восемь» моргановской породы. Прекрасные животные, и притом переклейменные, что сразу видно невооруженным глазом.
— «Восемь-лесенка-восемь», — сказал я с иронией, — и к тому же моргановские. В здешних краях не так уж много моргановских, но умелый парень с кольцом от подпруги и при помощи жаркого костра может переделать «Шесть-четыре-шесть» в «Восемь-лесенка-восемь», почти не стараясь.
— Ты думаешь, мы их украли?
— Вы или кто-то еще, но на вашем месте я бы от них избавился, и поскорее.
— Почему? — спросил один из них.
— Вы слыхали про Голландца Бранненбурга?
— Не он ли гнал тех ребят от Монтаны до Техаса?
— Ага. Тот самый. — Я усмехнулся. — Вы, может, и не знаете, но это он зарегистрировал клеймо «Шесть-четыре-шесть». Вы сидите на его лошадях.
Мне показалось, что их лица под загаром слегка посерели.
— Ты шутишь, — сказал один из них. — Да мы!..
— Заткнись, чертов дурак! — Тот, что постарше, был так же зол, как и испуган. — Я тебе говорил, это было слишком легко!
