Конагер - Ламур Луис (читать книги онлайн без сокращений txt) 📗
— Будь осторожна, — отозвался Лабан. — Тут полно гадюк.
Наступила тишина. Где-то на холмах завыли койоты. И вдруг из загона донеслось ржание и топот встревоженных лошадей.
— Индейцы! — вскочил Лабан и бросился к дробовику.
Эви уронила шитье и, схватив лампу, побежала к двери. Подняв ее высоко над головой, она резко и широко распахнула дверь, встав на пороге.
По двору метались лошади, и среди них — великолепный дикий жеребец. Вытянув шею, он молотил копытами по изгороди загона.
Свет, упавший на спины лошадей, заставил его обернуться, и он резко зафыркал — с вызовом и с недоумением одновременно. Конь не выглядел красивым, но отличался крепким сложением и силой. Жеребец гневно закидывал голову, и его белые зубы блестели в свете лампы, грива была спутана и грязна. Забыв о загоне, он косил на свет огромный влажный глаз и свирепо бил копытом в жесткую землю. Вдруг, повернувшись, куснул ближайшую кобылу и увел свой табун прочь со двора.
Эви еще долго стояла у двери, вслушиваясь в затихающий топот, а потом пошла в загон. Встревоженные лошади испуганно жались друг к другу: их взбудоражил призыв дикого мустанга, но в то же время они дрожали от страха. Она поговорила с ними, успокаивая, положила на место сбитую жердь. Ей приходилось и раньше слышать о том, что в степи живут дикие лошади, но видела их в первый раз. И долго потом Эви вспоминался огромный жеребец с его огненным взглядом, устремленным на нее.
Дверь хижины, запертая и перекрытая брусом, давала замечательное ощущение покоя и безопасности.
Дни становились все холоднее. Эви с детьми проводила много времени в лесу, собирая топливо. Древние кедры, падая от старости, оставляли свои седые, шишковатые, искривленные сучья среди обломков скал на склонах холма. Ребята стаскивали их к хижине. В преддверии наступающей зимы подбирали все, что могло гореть.
Иногда Лабан или Руфь седлали Натана, аппалузского мерина, и на веревке издалека тащили тяжелый ствол или сук. Позади хижины медленно росла груда топлива.
Однажды морозным утром Чарли Мак-Клауд остановил дилижанс во дворе и спрыгнул, чтобы открыть дверь пассажирам. Их оказалось четверо. Среди них две женщины, настоящие леди с Востока, одетые соответственно времени года и месту. Мужчины в костюмах, широкополых шляпах и сапогах выглядели суровыми и деловыми. У одного из них, того, что повыше, имелся значок шерифа Соединенных Штатов.
Чарли пошарил в ящике для багажа и извлек оттуда целую кипу газет, журналов и две книги.
— Некоторые из них здорово потрепаны, миссис Тил, — извинился он, — но там есть что почитать.
Войдя в дом, Эви быстро накрыла на стол и обратилась к дамам:
— Может, вы предпочитаете чай? У меня есть немного.
— О, будьте так добры! — ответила старшая из женщин. — Если вам не трудно. Кофе… здесь такой крепкий.
— Да, в этих краях любят крепкий кофе. Говорят, что если в нем тонет подкова, значит, он недостаточно крепок!
Поставив на стол чай, Эви подошла к буфету и достала тарелку с печеньем.
Мак-Клауд глядел на печенье, широко раскрыв глаза.
— Миссис Тил! И вы все время скрывали свои кулинарные способности! Я первый раз вижу печенье в вашем доме!
— Я не знала, что вы любите печенье. Я еще часто делаю пончики.
— Только никому не говорите об этом, — взмолился Чарли. — Иначе половина ковбоев Территории все бросит и примчится сюда… несмотря на расстояние.
— Вы должны извинить нас, — обратилась Эви к дамам. — У нас так тесно. На будущий год мы надеемся пристроить еще одну комнату.
— Мне нравится вид из вашего окна, — сказала юная дама с голубыми глазами и длинными ресницами. На вид ей было не больше девятнадцати. — Миссис Тил, меня зову Люси Бейкер, а это моя тетушка, Селестина Скотт. Мы из Филадельфии и направляемся в Прескотт. Я ищу моего брата.
— Он живет в Прескотте?
— Нет, это его последний адрес. Я получила его письмо два года назад.
— Два года? При том, как люди на Западе передвигаются, он может оказаться теперь где угодно. Как его зовут?
— Скотт Бейкер… Его легко узнать. Он высокий, волосы темные и сильно вьются. На скуле — маленький шрам, и еще у него замечательная улыбка. Он любит смеяться… Говорили, что он невоспитанный, но Скотт просто веселый.
— Если он будет проезжать здесь, я скажу ему, — пообещала Эви. — Оставьте мне свой адрес.
Неожиданно она обратила внимание на странное поведение мужчин. Высокий с шерифским значком старательно размешивал кофе, другой упорно глядел в тарелку, но оба внимательно прислушивались к разговору.
Затем шериф поднял глаза и произнес:
— Мисс, если вы остановитесь в Плазе — ближайшем городке на линии, то, мне кажется, встретите, кого ищете. Я не вполне уверен, но там есть один парень по прозвищу Кудрявчик — он вполне соответствует вашему описанию.
Эви поймала взгляд шерифа: он едва заметно покачал головой.
Скотт Бейкер… вьющиеся волосы… Кудрявчик Скотт. Она слышала о нем от Чарли. Он входил в банду Парнелла, его, как и пятерых других крутых парней, разыскивали по обвинению в ограблении дилижансов. Тощий как щепка, с длинным, острым лицом, Смок Парнелл явился на Запад из округа Лысая Голова в Миссури. Он мастерски стрелял из винтовки, и его револьвер тоже бил без промаха. На Территорию он пришел из Невады и подозревался в ограблении дилижанса в Черном Каньоне, к югу от Прескотта. На счету банды числились также нападения на прииски и по меньшей мере одно убийство при ограблении.
— Ваш брат давно здесь? — просил шериф.
— Он уехал три года назад, — ответила Люси Бейкер. — Бросил школу и решил испытать себя на горных работах. У него есть прииск где-то в Моголлонских горах. — Она произнесла это слово с ударением на «голл», в отличие от местного произношения «Магьонские». — Я не знаю, достиг ли он успехов, но, когда от него перестали приходить письма, мы стали тревожиться… и решили с тетушкой сами поехать на Запад.
Эви налила себе чаю и села у стола, а шериф вышел во двор переговорить с Чарли Мак-Клаудом. Эви стосковалась по женскому обществу, ей очень хотелось поболтать с гостьями. Жадно рассматривая их платья, она вдруг ощутила боль в сердце, представив, каким ударом будет для них узнать, что Кудрявчик Скотт стал преступником.
— Я не любила этот край, — сказала она вдруг. — Но теперь мне кажется, что здесь есть нечто, чего нельзя ни увидеть, ни услышать… больше нигде. О, здесь очень тяжело жить! — продолжала она. — Мне так не хватает женского общества, я скучаю по тому, что оставила на Востоке — по концертам, танцам. Я вижу людей только когда приезжает дилижанс, вот как сейчас. Но вы не знаете, что такое музыка, если не слышали шум ветра в кедрах или дальний шепот сосен. Когда-нибудь я сяду на коня и поеду туда… — Она показала рукой на травяное море. — Пока не доберусь до другого края… если он вообще существует.
— А индейцы? Вы их не боитесь? — спросила Люси.
— До сей поры мы ни одного не видали. Только слухи. Апачи вышли на тропу войны южнее нас, но сюда пока не добрались. В свое время нам, конечно, придется столкнуться с ними.
Под конец дамы заговорили о платьях и моде, о театрах, о школах. Долго еще после того, как они уехали, Эви слышались женские голоса. Она часто останавливалась и вглядывалась в степь, которая, темнея, приобретала все оттенки синего и багрового на горизонте; ей хотелось до единого слова припомнить все, что было сказано за чаем.
Она жалела, что не сумела предупредить женщин насчет Кудрявчика. Они остановятся в Плазе, и если он об этом услышит, то непременно явится, чтобы встретиться с ними; и шериф своего не упустит…
На следующий день рано утром Лабан, как всегда, отправился задать корм скотине, Руфь увязалась за ним. Эви вымыла посуду, вытерла руки о фартук и почти автоматически взглянула на холмы — и сразу увидела индейцев. Отряд в двенадцать воинов в боевой раскраске спускался по склону. Женщин среди них не было.
