Черноногие - Шевалье Э. (читаем полную версию книг бесплатно .TXT) 📗

Он опять перекрестился и произнес благоговейно:

— Gloria tibi, Domina 14.

— Может быть, вы и таков, каким кажетесь, но если желаете, чтобы я принимал вас за такого, каким вы представляетесь, вы должны сказать мне, как сюда попали.

— Сын мой, я смиренный миссионер, проповедующий славу креста среди индейских племен, хотя моя деятельность большей частью ограничивалась обществом мирного племени криков.

— Все это очень хорошо, но не является ответом на мой вопрос и не объясняет, почему вы очутились так далеко от места вашей деятельности, — возразил Марк, пытливо всматриваясь в духовную особу.

— А между тем это так легко объясняется. Несколько дней тому назад я оставил земли криков в сопровождении одного из вождей, обращенного в истинную веру, и его дочери. Ночью у нас украли лошадей, что и заставило нас уже двое суток странствовать пешком.

— Извините меня, почтенный отец, но где же этот новообращенный крик со своей дочерью? — спросил Марк, осматриваясь.

— Потрудитесь пройтись со мною на минутку, и я вам покажу крика и его дочь, которая, несмотря на свое медно-красное происхождение, весьма недурна собой.

Морау и Крис взобрались вслед за патером по узкой тропинке на самую вершину утеса, где и увидели двух особ, сидевших на земле у костра и тотчас же поднявшихся на ноги, как только увидели патера с незнакомцами. Обращенный крик оказался долговязым, костлявым индейцем угрюмого вида.

— Что за свирепая рожа! — проворчал Крис. — Если бы он был моим спутником, так я все ночи не спал бы от страха, что он съест меня живьем. Ничего хорошего не предвещает такая рожа.

— И внешность и сложение даны ему от Господа, — смиренно заметил патер.

— В таком случае, нельзя сказать, что всякое создание Божие красиво. Говорит ли он по-английски?

— Он немного понимает наш язык, но говорит плохо.

— А дочка совсем не похожа на своего папашу, — заметил Морау. — Для индеанки она даже чересчур хороша. Мне не случалось раньше видеть такого миловидного личика у дикарки.

Индеанка украдкой взглянула большими черными глазами на Марка, и тот спросил:

— И она тоже обращенная? А мне кажется, что ею по-прежнему управляет ее врожденная дикость. Не замечаете ли вы, отец мой, необыкновенного блеска в ее глазах? Они так и пышут пламенем чуть ли не жгучее адского. Вы не находите?

— Несмотря на благодать просвещения, которая коснулась ее, она все еще немножко дика, — отвечал миссионер с состраданием, — но и сам вождь криков принял уже некоторые из наших обычаев, с которыми, конечно, не расстанется, за это я вам ручаюсь. В нем произошла такая перемена, что он послужит примером жителям Селькирка, когда я покажу им плод моих трудов.

— А как его зовут? — спросил Марк, сомнения которого все еще не рассеялись.

— Следуя эксцентричному обычаю своего племени, он носит имя Вавабезовин, но у индейцев он известен под именем Натянутый Лук. Он был хорошо известен как храбрый воин, да и теперь случается, что его пламенный дух прорывается.

Крис Кэрьер потянул Морау за рукав и шепнул ему на ухо, указывая глазами на священнослужителя:

— Вот благоприятный случай, вы нуждаетесь именно в таком молодце. Не упускайте же случая и ведите его с собой в подземелье. Он как раз скрепит ваш союз с красавицей по настоящему закону. Возможно, этим она удовольствуется и перестанет день и ночь реветь.

Марк подумал. Эта мысль ему понравилась.

— Надо хорошенько подумать, — сказал он, — но прежде всего мне надо подробно расспросить этого монаха, чтобы узнать его настоящие намерения.

— Его рассказ кажется правдоподобным, кроме части об обращении индейца, в которое не так легко поверить, — заметил Крис. — Ну разве можно убедить таких людей, как мы с вами, что краснокожий принял истинную веру? Индеец создан быть дикарем и нечестивцем, и его ничем переделать нельзя. Да и плутовка эта глядит с таким коварством в глазах, которого хватит на дюжину наших женщин.

— Натянутый Лук, — спросил Морау, — с какой стороны лежит твой путь?

— С солнечного восхода, — отвечал лаконично вождь.

— А как далеко отсюда?

— В пяти днях пути.

— Он прилично говорит по-английски, — заметил Марк миссионеру. — Ваши уроки принесли ему большую пользу, с чем вас и поздравляю. Святой отец! По всей вероятности, я уже слышал о таком искусном человеке, как вы. Премного обяжете меня, сообщив свое имя.

Марк Морау не спускал глаз с благодушного лица патера, который тотчас ответил:

— Не могу льстить себя надеждой, чтобы мое имя или слава, если я заслужил ее, перешли границы поля моей деятельности. Не людям старался я угодить своим рвением и благочестием. Что значит для меня слава человеческая? Эти дети природы, для обращения которых я немало потрудился, называют меня просто патер Людовик, и я совершенно доволен этим именем.

— И прекрасно; скажите мне, патер Людовик, как вы относитесь к благам насущным? Имеете ли вы наклонность ко вкусным яствам? Или, говоря другими словами, заботясь о спасении душ ближних, не упускаете ли вы из виду попечения о собственной бренной плоти?

— Не совсем, сознаюсь откровенно, — возразил миссионер, пожимая плечами, — я всегда считал своей обязанностью обращать внимание на поддержание бренной оболочки. Я довольно успешно веду торговлю мехами с агентами Гудзоновой и Северо-Западной торговых компаний. Я имею основания полагать, что такой обмен удобен и выгоден.

При этих словах патер Людовик наставительно взглянул на Марка Морау.

— Вижу, — сказал Морау со смехом, — что ты хороший миссионер и добрый товарищ. Ты именно таков, каким показался мне по наружности — любитель благ насущных. Ну, после этого мы с тобой найдем общий язык, ко взаимному удовольствию.

Говоря это, Марк изучал физиономию патера Людовика. Он все еще колебался в окончательном мнении о нем: то верил ему, то вдруг начинал сомневаться, и сам не зная, что о нем думать.

— Сын мой, — возразил миссионер, — тот не мудрец, кто о себе забот не знает.

— Это изрек пророк Даниил! — воскликнул Марк насмешливо.

— Сам царь Соломон, мудрейший из мудрых, не пренебрегал поощрением удобств своих. Он пил из золотых и серебряных сосудов, ему прислуживали прекраснейшие женщины его государства. Увы! Даже страшно становится, не слишком ли много он заботился о благах земных.

Лицо Марка прояснилось, и последние облачка сомнений рассеялись.

— Ну, преподобный отец, природа создала тебя по образцу титана, ты обладаешь большим количеством крови, костей и мускулов и, вероятно, в последнее время много страдал от скудости пищи. Готов заложить двадцать пять золотых теперь, когда удостоверился, что ты принадлежишь к числу любителей пожить в свое удовольствие, что ты более заботишься о чаше пылающего пунша, чем о спасении душ, и что для тебя доллары выше покаяния в грехах.

— Не говорите так легкомысленно при новообращенных, — отвечал патер Людовик с выразительным жестом, — я ревностно желаю, чтобы семя, посеянное мной, принесло обильные плоды.

— Патер Людовик, я вижу, ты опытный плут. Ну, твое миссионерское горло, надеюсь, ничего не имеет против глоточка виски? Крис, передай-ка флягу почтенному миссионеру.

— Мне, может быть, неприлично подавать дурной пример этой головне, вырванной из адского огня, однако считаю своим долгом выразить вам благодарность за оказанную мне почтительность, потому я прикоснусь только устами к этому нечестивому напитку… Послушай, Натянутый Лук, — обратился он к индейцу, — смотри в сторону, не видать ли там чего подозрительного?

Вавабезовин покачал головой, с завистью посматривая на флягу, которую Крис подал миссионеру.

— Нет, нет, сын мой, — сказал миссионер в ответ на безмолвную просьбу краснокожего, — этот напиток слишком крепок и имеет возмутительную силу для существа, еще такого слабого в вере, как ты.

После такого глубокомысленного назидания миссионер приставил флягу к губам. Долго оставалась она в поднятом положении, издавая мелодичные булькающие звуки. Если бы эта фляга вмещала менее трех пинт 15, то патер Людовик, по всей вероятности, вытянул бы ее до последней капли. После такого обильного возлияния, он прищелкнул языком и, переведя дух, сказал Крису: