Маленький большой человек - Бергер (Бри(е)джер) Томас (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации TXT) 📗

Я скинул одежду и весь намазался черной краской, чтобы моя бледная кожа не выдала меня в лунном свете. Затем Маленький Конь притащил шкуру черного волка, которая оказалась настолько огромной, что я помещался в ней целиком, а волчья голова накрывала мою собственную, и я мог свободно обозревать окрестности сквозь глазницы.

Как только окончательно стемнело, маленький отряд из семи человек тронулся в путь. Миль двадцать мы проехали верхом, а затем спешились и повели лошадей в поводу. Последние три мили пришлось идти по небольшому неровному плато, то тут, то там перерезанному оврагами и поросшему цепким сухим кустарником, а дорогу нам освещал лишь призрачный свет неполной луны, на которую все время набегали невесть откуда взявшиеся облачка. Даже если бы я и не был сейчас заправским негром, то и тогда вряд ли бы разглядел пальцы вытянутой руки. Но Мелькающая Тень продвигался вперед спокойно и уверенно, словно стоял ясный полдень.

Мы остановились в густых зарослях на берегу ручья Безумной Вдовы. На той стороне отчетливо виднелись палатки лагеря кроу, похожие на треугольные светильники из-за разведенного внутри огня: чем старее покрывающая палатку кожа, тем больше она напоминает промасленную бумагу; стоя ночью неподалеку, можно даже узнавать силуэты тех, кто движется внутри. Но для этого мы находились еще слишком далеко, палатки напоминали светящиеся новогодние игрушки, и ветер доносил до нас аромат жарящегося мяса. Мы же весь день так и не притронулись к еде, ведь на сытое брюхо воровать лошадей не ходят. Желтый Орел еле слышно фыркнул и сказал:

— Может, сперва зайдем просто в гости?

Мы могли бы открыто войти в лагерь кроу, и им пришлось бы нас накормить. Таков обычай.

— Лошадей оставим здесь, — шепнул Мелькающая Тень. — Ты и ты останетесь с ними, — с этими словами он коснулся моего плеча и руки стоящего рядом Маленького Медведя. Я и не думал возражать. Однако Маленький Медведь чуть не захлебнулся от возмущения.

Это привело Желтого Орла в страшное негодование. Я еще плохо его знал, поскольку он появился в нашем лагере всего несколько месяцев назад, но у него была целая коллекция скальпов, а на плече висел пистонный карабин — большая по тем временам диковинка среди индейцев. Долгое время он так и оставался единственным огнестрельным оружием в племени, хотя проку от него было мало: запас пистонов быстро иссяк, а торговцев, да и вообще белых, мы избегали. Надо, однако, заметить, что сиу и прочая родня шайенов устраивали иногда набеги на бледнолицых в районе Орегонского тракта и отбирали у переселенцев среди прочего кофе, не дожидаясь, пока последние любезно предложат его отведать. Среди скальпов Желтого Орла я заметил несколько светловолосых, которые никак не могли принадлежать когда-то пауни или Змеям, даже если предположить, что со временем они меняют цвет. Оттуда же, скорее всего, взялся и карабин.

Недостойное поведение Маленького Медведя возмутило Желтого Орла до глубины души.

— Ты прожил уже достаточно зим, — прошипел он ему, — чтобы уразуметь, что у Людей опытный воин знает лучше, как воровать лошадей. Храбрость здесь совершенно ни при чем: никто из Людей просто не может быть трусом. Тебе велели остаться здесь лишь потому, что кто-то должен присматривать за нашими лошадями, и сейчас это столь же важно, как пробраться в лагерь кроу. Ты ведь знаешь: добыча делится поровну между всеми нами. Я что-то не слышал жалоб от Маленькой Антилопы. Он стал лучшим Человеком, чем ты, а ведь он — белый.

Повисла гробовая тишина. Маленький Медведь был не прав, но Желтый Орел допустил грубейшую ошибку. Никто с самого моего появления среди шайенов ни словом не обмолвился о цвете моей кожи, даже сам Маленький Медведь, который меня ненавидел. Но сказанного не воротишь, а, как говорят индейцы, дурное слово приносит беду. Желтый Орел знал это.

— Мой язык — язык шакала, — шепнул он мне с искренним раскаянием. — Им овладели злые духи.

— Я не думаю плохо о тебе, — ответил я. — Ты слишком недавно в нашем лагере.

Затем я бесшумно снял с седла свернутую волчью шкуру и залез в нее. Свет луны еле пробивался сквозь тучи, и все вокруг казалось мне волосатым.

— Сегодня плохая ночь для воровства, — мрачно констатировал Мелькающая Тень и направился к своей лошади. Остальные, бормоча что-то одобрительное, последовали за ним.

— Нет! — сказал Желтый Орел. — Я принес неудачу, я же и унесу ее.

Он вскочил в седло и исчез в ночи.

— Я останусь с лошадьми, — пробормотал Маленький Медведь. — Вместе с ним, — и он кивнул в мою сторону.

Маленький Медведь взял поводья трех лошадей, мне досталось столько же. Мы отошли немного назад, и теперь никто не мог увидеть нас в черных густых зарослях, тем более против лунного света. Четверо взрослых шайенов отправились в лагерь кроу, светившийся на том берегу. Они тут же бесшумно растворились в темноте: ни треска ветки, ни плеска воды…

Луна вышла из-за облаков и залила все вокруг ровным желтым светом.

Закутавшись в свою волчью мантию, я сел на землю и приготовился ждать. Несмотря на ночную прохладу, мне было тепло и уютно. Я вовсе не сожалел о том, что меня не взяли с собой. С другой стороны, если бы мне пришлось идти, то лучших товарищей, чем та четверка храбрецов, я бы себе не пожелал. В моей памяти стали всплывать напыщенные фразы о верности племени, о дружбе, жертвенности и взаимовыручке, и я вдруг понял, что это не пустые слова… для индейцев. В чем я совершенно не был уверен, так это в том, что ко мне они имеют хоть какое-то отношение.

Минуты две спустя Маленький Медведь снова принялся ворчать.

— Им не стоило так поступать со мной, — брюзжал он. — Мне надо было идти с ними. Ты бы и один присмотрел за лошадьми.

— В таком случае, — ответил я, — ты тоже мог бы справиться здесь один, а мне бы стоило пойти с ними.

— Ты бы испугался, — огрызнулся он. — Твое колдовство годится лишь для игр, и оно не одурачит кроу. Пора и тебе становиться мужчиной.

Он выпрямился во весь рост, и лунный свет упад на гордо выпяченную грудь. Что ж, если бы не некоторая угловатость и пустая башка, его можно было бы принять за мужчину. По крайней мере, в темноте.