Зачистка в Аризоне - Костюченко Евгений Николаевич Краев (лучшие книги TXT) 📗
— У нас так заведено, по воскресеньям гуртом судят, чтоб рабочее время не тратить на каждого.
«Трибунал? Что-то знакомое…»
Кирилл вспомнил статейку в «Эпитафии». Кстати, весьма подходящее название для газеты, выходящей в городе Тумбстон, что означает «надгробие». И речь в статье шла о смертных приговорах, выносимых в Тирби. Здесь казнили в среднем одного человека в неделю. В основном, за убийства. Отдельно рассматривался эпизод с тремя мексиканцами, которые выкрали проститутку, целую неделю тешились с ней в пещере, там же задушили и как ни в чем не бывало вернулись в поселок. Их схватили в субботу, а в воскресенье состоялся суд. Собрание шахтеров на площади единогласно постановило предать их смерти. Злодеев обмазали смолой и сожгли заживо, и многие участники собрания унесли с собой сувениры — отрубленные подкопченные пальцы и уши. Журналист задавал вопрос, зачем нужен какой-то «трибунал» там, где есть и шериф, и судья? И сам же на него отвечал — самосуд эффективнее, потому что все процедуры отнимают минимум времени. «Золотая лихорадка» в Калифорнии породила «комитеты бдительных», аризонская медная лихорадка — трибуналы. Борьба с такими проявлениями правовой самодеятельности не имеет смысла. Они исчезнут сами собой, когда над дикими территориями раскинут могучие крылья Закон и Порядок…
Статья запомнилась Кириллу потому, что там упоминались имена — шериф Бюргер, судья Панч. Он находил весьма полезным знать, не встретятся ли ему в новом городе старые знакомые. Некоторые из бандитов, с кем ему приходилось когда-то сотрудничать, перебрались на необжитые земли и там превратились в блюстителей порядка. Даже один из команды Брикса, Лысый Мак, говорят, стал шерифом где-то на золотых приисках. Кто знает, чем закончится такая встреча?
Но о Бюргере Кирилл никогда не слышал и о судье Панче — тоже. Видно, оба не больно преуспели на своем поприще, если приговоры за них выносит какой-то трибунал.
Постоялый двор на мексиканской половине поселка он нашел быстро. Договорился с хозяином насчет небольшого ремонта фургона. Обрадовавшись щедрому задатку, тот заявил, что не станет латать пробоины, а просто натянет новый тент. Ну, почти новый.
— А куда подались мои парни? — спросил его Кирилл.
— Не знаю, что и подумать, сеньор. Заплатили за три дня вперед, а даже ночевать не пришли. Я краем уха слышал, что они говорили о девчонках. Видать, загуляли.
«Хорошо, если так», — подумал Кирилл и отправился искать складскую площадь.
Несколько ящиков, покрытых куском брезента, служили столом, за которым заседала тройка судей. Слева от них стояла бочка, назначение которой Кирилл разгадал не сразу. А справа, вдоль длинного амбара, сидела на земле вереница подсудимых. Мануэль был в самом конце, и над ним возвышался конвоир с винтовкой. А Рико не было видно нигде, ни возле амбара, ни среди зрителей. Кирилл остался в седле, чтобы рассмотреть толпу сверху, однако видел не лица, а лишь соломенные шляпы мексиканцев, шахтерские картузы и несколько «стетсонов», в которых красовались охранники.
Он опоздал к началу заседания, и почти все преступники уже прошли перед судом. Сейчас слушалось дело о погроме, учиненном в салуне группой дебоширов. Судьи закончили совещаться, и один из них ловко взобрался на бочку.
— После осмотра вещественных доказательств и заслушивания свидетельских показаний у нас не осталось сомнений в виновности всех четверых, — зычно провозгласил он, перекрывая ропот толпы. — Трибунал постановляет…
Все немного притихли, глядя, как глашатай вертит в руках листок бумаги.
— Итак. Фернандо Васкес приговаривается к месяцу исправительных работ и десяти ударам палкой. Шон О'Хара — месяц работ и пять ударов палкой. Питер О'Хара — два месяца исправительных работ и десять ударов палкой. И Молли Бланш — месяц работ.
Толпа загудела. Кириллу показалось, что публика была разочарована.
— Почему девке не присудили палок?
— Она дралась наравне со всеми!
Глашатай спрыгнул с бочки, к которой уже подводили одного из злодеев. Мексиканца нагнули так, что он лег грудью поверх бочки. Спустили штаны, обнажив смуглые волосатые ягодицы.
«Неудачный день для зрителей, — подумал Кирилл, глянув на женщину, сидевшую рядом с Мануэлем. — Им так хотелось бесплатно полюбоваться женскими прелестями, и вдруг такой облом».
Звонкие неторопливые удары трости сопровождались свистом и насмешками. Когда экзекуция была закончена, судья выкрикнул:
— Слушается дело…
— Протестую! Я протестую! — закричал кто-то, пробиваясь сквозь толпу к столу трибунала. — У меня протест!
Плюгавый живчик в котелке вскочил на бочку и зачастил, размахивая руками:
— Все правильно! Дрались, побили посуду, покалечили буфетчика — все правильно, за это надо наказывать! Пускай драчуны-ирландцы месяц-другой погоняют тачку бесплатно, может, в другой раз не станут руки распускать. А мексиканца в шею гнать, нечего ему тут делать! Пусть еще спасибо скажет, что легко отделался. Все правильно! Но почему должны страдать невинные люди?
— Кто невинный? Молли-француженка? — В толпе заржали. — Нашел невинность!
— Невинный — это я, — сказал живчик. — Женщина, которую тут называют «француженкой», работает на меня. Так почему я должен терять ее хотя бы на день, не то что на месяц? По какому такому праву? Почему она должна возить породу, набивать мозоли…
— Она будет работать на кухне, — перебил его глашатай.
— Все равно! Через месяц она вернется в совершенно непотребном виде, у кого на такую встанет? Если у человека берут на месяц лошадь, а потом возвращают дохлую кошку — это справедливо? Это по закону?
— Послушай, Хогарт, — сказал один из судей. — Мы судили ее как человека, а не как лошадь.
— Вот поэтому я и протестую! — возопил Хогарт, обращаясь к толпе. — Ее нельзя судить как человека. Потому что вы осудили не ее, а меня. Бы покушаетесь на мою собственность! Я платил за нее деньги! У меня есть бумаги! Мы избрали трибунал для того, чтобы он защищал нашу собственность, а не губил ее!
— Короче, — сказал второй судья. — Работы заменим палками. Двадцать палок тебя устроит?
— Десять! — живо повернулся к нему Хогарт.
— Двадцать, двадцать! — закричала толпа.
— Народ решил. Так тому и быть, — заключил третий судья.
И Молли Бланш потащили к бочке под радостное улюлюканье народа.
Насладившись зрелищем, толпа начала понемногу расходиться. Кирилл смог продвинуться ближе к амбару, и правильно сделал, потому что иначе он бы ничего не услышал.
— …обвиняемый пытался тайно проникнуть в жилище миссис Фраун, был схвачен охранниками, оказал сопротивление. Его показания были заслушаны до начала заседания. Какие будут предложения?
— На рудник его!
— А я не понял, чего он натворил-то?
— Сказано тебе: «Проникновение в жилище»!
«Кажется, они уже судят Мануэля», — сообразил Кирилл. И крикнул:
— Надо послушать свидетелей!
— Да! Верно!
— Чего там слушать! И так все ясно!
Судья привстал над столом:
— Есть свидетели?
— Да! — громко сказал Кирилл и направил лошадь к трибуналу, раздвигая толпу.
Он спешился прямо перед столом и почтительно снял шляпу. Судьи, по виду — простые шахтеры, разве что постарше да покрупнее остальных, недовольно глядели на него. Они уже торопились домой, а тут…
— Кажется, я должен для начала назвать себя, — подсказал им Кирилл.
— Да. Назови себя.
— Кристофер Смит, предприниматель из Техаса. Занимаюсь устройством пекарен и прачечных.
— Пекарни? Хорошо. Ну, что тебе известно о деле?
— Подсудимый — мой работник. Честный и трудолюбивый. Вчера он прибыл в Тирби вместе со мной. Я остановился в отеле «Амбассадор» и отправился на встречу с мистером Бюргером. А Мануэлю было поручено присмотреть в городе подходящий дом.
— Для чего?
— Наша компания собирается проводить в Тирби благотворительные балы, — на ходу импровизировал он. — Там будет собираться высшее общество, будет играть оркестр, и все такое, вы же понимаете? Нужен приличный дом с большим залом. И я послал Мануэля присмотреть такой дом, потому что сам очень торопился на встречу с мистером Бюргером. Мне кажется, произошла досадная ошибка. У моего работника не было намерения проникать в чье-либо жилище…
