К далеким голубым горам - Ламур Луис (лучшие книги онлайн txt) 📗

Остров Англси был низменный, плоский и залитый солнцем. Мы торопливо проехали по берегу к тому месту, откуда должны были продолжить путешествие по воде, и явных преследователей за собой не заметили.

Где сейчас Абигейл? Где наш корабль? Далеко ли ушел в море? Кто стоит на руле? Кто старается удержать фок-мачту на далекой звезде?

Мы ехали через муры — вересковые пустоши, мимо тихих ферм, между каменными стенами, защищающими поля справа и слева. Наконец мы выбрались к бухте Трертур-Бэй и наши там небольшой домик, выстроенный из плавника и оштукатуренный, уютную и теплую хижинку под низкорослыми деревьями, увитую со всех сторон виноградом и окруженную цветами; одной стороной она смотрела на бухту, другой — на гору, поднимающуюся на севере.

У двери мы остановили лошадей. Лила позвала, открылась низенькая дверь, и оттуда появился высокий человек — очень высокий; когда он выпрямился, вынырнув из-под притолоки, он оказался выше, чем Лила; лицо его украшала рыжая борода, а на плечах под ветхой рубашкой перекатывались мускулы.

— Эге! — он глянул на Лилу. — Ты никак вернулась домой, а? А кто этот молодец?

— Его будущее отдано моей хозяйке. Нам нужна лодка, Оуэйн.

— Лодка? И куда ж ты поплывешь, сестренка?

— В Ирландию, чтоб найти там корабль в Америку.

— В Америку, говоришь? Ты что, собралась туда?

— Это — моя судьба.

— Ну что ж, поищи там нашу родню. Были среди наших такие, что уплыли с Мадоком, давно, давным-давно. Потом другие — те отправились позже искать их. А как-то я толковал с датчанином, который плавал туда на ирландском корабле. Он был старик уже, очень старый, но говорил о диковинных делах — о пальмах, как в Африке, о высоких каменных строениях, о людях, которые носят перья. Ты собралась в дикую страну, но приехала как раз вовремя — у нас тут стоит со стороны моря корабль, уходящий в Ирландию, так что если ты поспеешь его поймать… Маленький, но крепкий и мореходный. Капитан на нем из Исландии. Но как добраться туда? Не представляю, как это сделать.

— Это далеко?

Он шевельнул тяжелым плечом:

— Хочешь знать — спроси у ветра. — И перевел взгляд на меня. — Это вы из-за своей девушки торопитесь? Или вас кто-то ищет?

Я улыбнулся:

— И то, и другое понемножку. Девушка — само собой, конечно, ибо я ее очень люблю и хочу быть с ней. А что до тех, кто меня ищет, — если меня поймают, мне туго придется, а потому не думаю, что я дам им себя схватить. Море слишком близко, а шпага у меня слишком острая. Будет драка, думаю.

Он хохотнул — где-то там, глубоко в могучей груди.

— Вот это слова мужчины. Заходите, — он сделал жест рукой к двери. — Мама на тебя поглядит, Лила. И покорми его. Похоже, сила ему может сейчас понадобиться, а если он поплывет с исландцем, так она ему понадобится вдвойне. Идите. А я пока поищу лодку, и если появятся чужаки, так сообщу вовремя. Ешьте, отдыхайте… Поговори с мамой, Лила, пусть послушает твой голос, чтоб в будущие годы могла вспоминать..

Мы, пригнув головы, вошли в дверь — правда, пригибаться нам пришлось не так сильно, как ему, когда он выходил.

Внутри было прохладно и тихо. Вокруг — горшки и котелки, добрый запах стряпни. Нас встретила женщина — высокая, худая, с седыми волосами; годы не тронули ее лица морщинами, но глаза у нее были старыми, как камни снаружи, — но не холодными.

— Это ты, Лила? Давно тебя не было, девочка.

— Я проездом.

— Я слышала, что ты говорила. Значит, ты приехала — и тут же уезжаешь. Да, в далекую землю ты собралась, но с нами всегда так было. Так много наших уехало, так мало вернулось. Либо море забрало их, либо дальние берега… Не знаю.

Она, легко двигаясь, ставила на стол пищу.

— Вот это — баранина с муров над морем. Овцы едят соленую траву, и мясо у них — самое лучшее, какое быть может. Ешь, парень, и не торопись. Еда останется с тобой и память о ней — там, куда ты собрался. Моя мама говорила, что всегда надо везти с собой груз воспоминаний, независимо, везешь ли что еще, ибо когда все потеряешь, память все же останется.

Она перевела взгляд на Лилу:

— Девочка, а твоя хозяйка — добрая женщина?

— Что да, то да. А вот это — хороший мужчина, хоть сперва я в нем сомневалась. Я не думала, что для нее достаточно хорош хоть какой мужчина. А теперь я не боюсь с ним плыть. Только исландцу придется держать ухо востро, а то вот этот вмиг завладеет его кораблем.

— У тебя есть дар, девочка. Что ты видишь?

Лила подняла глаза.

— Про это я не буду говорить, мама.

— Да брось! Или все так плохо?

— Нет, — она заколебалась, разглаживая сильными белыми руками юбку. — Только темные времена ждут нас впереди, темные, темные времена. Я там выйду замуж, мама, и умру там тоже, оставив после себя сына.

— А вот этот?

— Четыре сына у него выживут. Другие помрут, и она умрет в Англии, и он… один… он умрет один, с оружием в руках, а вокруг будет огонь и воющее безумие среди пламени. Не такое хорошее дело, чтоб о нем разговаривать.

Я хмуро взглянул на нее.

— А что, Лила, я умру молодым или старым?

— Старым, — ответила она, — ста-арым. Твои сыновья уже будут мужчинами, один из них затеряется где-то далеко, и ты его больше никогда не увидишь, далеко, очень далеко в чужом странном месте. Но он выживет, и оставит после себя свое племя, как и остальные.

— Но Абигейл вернется в Англию? Стало быть, она меня бросит?

— Да нет, не так. Любовь я вижу всегда. Но она уедет. Не знаю, почему, не знаю, когда… и назад уже не вернется. Я вижу кровь на берегу, и какие-то люди уже в Америке умирают… умирают…

Дальше я ел в молчании, размышляя над тем, что она сказала. Верил я не особенно, но они поверили, и вот это меня беспокоило.

Хотя, что такого было в ее словах, чтоб беспокоиться? Я умру, дожив до старого возраста, после меня останутся четверо сыновей и я посею свое семя в новой земле, под новыми деревьями.

— Старым… — сказал я. — Что ж, все мы должны постареть, а после умереть, когда час придет. А что королева? Уймется, отстанет она от меня? Узнает, что у меня нет сокровища?

— Нет, не уймется она, и тот, что придет после нее, тоже. Тебя будут искать вечно, ибо это у них в мозгах засело: что ты нашел королевскую корону и оставил ее себе. Когда обнаружится, что ты в Америке, туда приедут тебя искать, и ты станешь прятаться… уедешь очень далеко.

— К голубым горам, значит?

— К самым горам. Ты затеряешься среди них, и они дадут тебе пищу, убежище и все, что тебе надо. Ты будешь жить в самом сердце гор.

— Что ж, неплохо. В конце концов, это именно то, чего я хочу.

Вот теперь я был доволен. Горы будут моими. Я доберусь до них, буду бродить среди них, узнавать их. Разве не в этом моя судьба, в конце концов?

Раздались шаги, открылась дверь, на пороге возникла громадная фигура Оуэйна.

— Какие-то люди едут. Четверо мужчин на лошадях.

— Чужие?

— Ага. Стал бы я приходить, если б свои? — он глянул на меня. — Лодка готовится. Так что, пойдете?

— Да, и твою сестру заберу. Но для начала я должен выйти на дорогу и глянуть, что это за люди.

— Я с тобой пойду. И топор прихвачу.

Я поднял руку.

— Отведи свою сестру в лодку. Разве ты не сказал, что их всего четверо?

Со шпагой в руке и двумя пистолетами за поясом я вышел на дорогу, засыпанную серыми битыми ракушками, и остановился, серый на фоне дороги, глядя, как они подъезжают.

За спиной у меня была гора, темная против неба, по правую руку — море. Под черным плащом у меня скрывалась шпага. Рука лежала на рукояти, клинок был наполовину обнажен.

Я ждал их там — и надеялся, что они будут сильны.

Глава десятая

Перед входом в свой дом стоял простой и грубый с виду человек. Он глядел на меня и на людей, приближающихся ко мне. Потом сказал что-то через плечо. Из дому вышли еще двое.