Самые таинственные и невероятные истории (сборник) - Верн Жюль Габриэль (прочитать книгу TXT) 📗
— Но это рискованная попытка, Джон, — сказал Гленарван. — Не говоря уже обо всех опасностях этого путешествия в двести миль по неизвестному краю, надо принять во внимание еще и то, что все дороги и тропы, вероятно, отрезаны сообщниками Бена Джойса.
— Я это знаю, сэр, но знаю также и то, что подобное положение не может продолжаться. Айртону, по его словам, требовалась неделя, чтобы доставить сюда матросов с «Дункана»; я же берусь вернуться с ними на берега Сноу через шесть дней. Так как же, сэр? Каковы будут ваши приказания?
Гленарвана опередил Паганель.
— Я должен высказать одно соображение, — сказал он. — Ехать в Мельбурн надо, но я против того, чтобы этим опасностям подвергался Джон Манглс. Он капитан «Дункана» и поэтому не должен рисковать своей жизнью. Вместо него поеду я.
— Хорошо сказано! — похвалил майор. — Но почему именно вам надо ехать?
— А мы разве не можем? — в один голос воскликнули Мюльреди и Вильсон.
— А меня, вы думаете, испугает путешествие в каких-нибудь двести миль, да еще верхом? — сказал Мак-Наббс.
— Друзья мои, — заговорил Гленарван, — раз один из нас должен ехать в Мельбурн, то давайте бросим жребий… Паганель, пишите наши имена.
— Во всяком случае, не ваше, сэр, — заявил Джон Мангле.
— Почему? — спросил Гленарван.
— Как можете вы покинуть миссис Элен, да притом еще тогда, когда не зажила ваша рана!
— Гленарван, вам нельзя покидать экспедицию! — воскликнул Паганель.
— Я тоже против этого, — сказал Мак-Наббс. — Ваше место здесь, Эдуард, вы не должны уезжать.
— Поездка предстоит опасная, и я не хочу взваливать мою долю опасности на других… — возразил Гленарван. — Пишите, Паганель. Пусть мое имя будет смешано с именами моих товарищей.
Спутникам Гленарвана пришлось подчиниться его решению. Имя Гленарвана присоединили к другим именам. Стали тянуть жребий, и он пал на Мюльреди. У отважного матроса вырвалось радостное «ура».
— Сэр, я готов пуститься в дорогу, — отрапортовал он.
Гленарван пожал руку Мюльреди и направился к колымаге, а майор и Джон Манглс остались на страже.
Элен немедленно узнала о принятом решении послать гонца в Мельбурн, а также и о том, на кого пал жребий. У нее нашлись для честного матроса слова, тронувшие его до глубины сердца. Все знали Мюльреди как человека храброго, толкового, неутомимого, и, конечно, жребий ни на кого не мог пасть более удачно.
Отъезд Мюльреди был назначен на восемь часов вечера, тотчас же после коротких австралийских сумерек. Вильсон взял на себя снарядить лошадь. Ему пришло в голову заменить на ее левой ноге изобличительную подкову с трилистником другой, снятой с одной из павших ночью лошадей. Благодаря этому, думалось ему, каторжники не будут в состоянии распознать следы Мюльреди, а гнаться за ним, не имея лошадей, они не смогут.
В то время как Вильсон был занят лошадью, Гленарван занялся письмом Тому Остину. Он не мог писать из-за раненой руки и попросил сделать это Паганеля. Ученый, видимо поглощенный какой-то навязчивой мыслью, казалось, не замечал того, что творится вокруг него. Надо сказать, что среди всех этих тревожных обстоятельств Паганель думал лишь об одном: о неверно истолкованном документе. Он всячески переставлял слова, стремясь извлечь из них новый смысл, и с головой ушел в эту работу.
Конечно, он не расслышал просьбы Гленарвана, и тот принужден был ее повторить.
— А, прекрасно! Я готов! — отозвался Паганель. Говоря это, он машинально вырвал листок из своей записной книжки, взял в руки карандаш и приготовился писать.
Гленарван начал диктовать следующее:
— «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести «Дункан»…
Паганель дописывал это последнее слово, но тут его глаза случайно остановились на валявшемся на земле номере «Австралийской и Новозеландской газеты».
Газета была сложена, и из названия виднелось лишь слово «зеландская». Карандаш Паганеля вдруг остановился: географ, по-видимому, совершенно забыл и о Гленарване, и о его письме, и о том, что ему диктовали.
— Паганель! — окликнул его Гленарван.
— Ах! — воскликнул географ.
— Что с вами? — спросил майор.
— Ничего, ничего, — пробормотал Паганель. Потом он зашептал про себя: — Зеланд… ланд… ландия!
Он вскочил и схватил газету. Он тряс ее, стараясь удержать слова, рвавшиеся с уст.
Элен, Мэри, Роберт, Гленарван с удивлением смотрели на географа, не понимая, чем могло быть вызвано его волнение.
Паганель походил на человека, внезапно сошедшего с ума. Но нервное его возбуждение длилось недолго. Ученый мало-помалу успокоился. Радость, светившаяся в его глазах, угасла. Он сел на прежнее место и сказал спокойно:
— Я к вашим услугам, сэр.
Гленарван снова принялся диктовать письмо. В окончательном виде оно гласило: «Приказываю Тому Остину немедленно выйти в море и вести «Дункан», придерживаясь тридцать седьмой параллели, к восточному побережью Австралии».
— Австралии? — переспросил Паганель. — Ах да, Австралии!..
Закончив письмо, географ дал его на подпись Гленарвану. Тот кое-как подписал — ему мешала его рана. Затем письмо было запечатано, и Паганель еще дрожащей от волнения рукой написал на конверте:
«Тому Остину, помощнику капитана яхты «Дункан», Мельбурн».
Вслед за этим он покинул колымагу, жестикулируя и повторяя непонятные слова:
— Ландия! Ландия! Зеландия!
Глава XXI
Четыре томительных дня
Остаток дня прошел без происшествий. Все приготовления к отъезду Мюльреди были закончены. Честный матрос был счастлив, что может доказать Гленарвану свою преданность.
К Паганелю вернулись его хладнокровие и обычная манера держать себя. Правда, по его виду можно было догадаться, что он о чем-то беспрерывно думает, но решил скрывать свою заботу. Без сомнения, у него были на это серьезные причины, ибо майор слышал, как он повторял, словно борясь с собой:
— Нет, нет! Они мне не поверят! Да и зачем? Слишком поздно!
Приняв такое решение, Паганель занялся Мюльреди и показал ему на карте тот путь, которого ему следовало держаться, чтобы достигнуть Мельбурна. Все имевшиеся на равнине тропы вели к дороге на Люкноу. Последняя шла прямо на юг до самого побережья, где круто поворачивала по направлению к Мельбурну. Географ советовал Мюльреди все время держаться этого пути и не пытаться ехать напрямик по малоизвестному краю. Ничто не могло быть проще. Заблудиться Мюльреди не мог.
Опасность грозила только вблизи лагеря, на протяжении тех нескольких миль, где, по всей вероятности, засел в засаде Бен Джойс со своей шайкой. Проехав это расстояние, Мюльреди мог быть уверен в том, что каторжники его уже не догонят и он благополучно выполнит свое важное поручение.
В шесть часов пообедали. Шел проливной дождь, защитить от которого палатка не могла. Поэтому все забрались в колымагу. Она представляла собой надежное убежище. Увязнув в глине, она прочно покоилась на ней, как форт на своем фундаменте. Арсенал этой крепости, состоявший из семи карабинов и семи револьверов, давал возможность выдержать довольно продолжительную осаду, благо не было недостатка ни в боевых припасах, ни в съестных. Между тем можно было рассчитывать на то, что через шесть дней «Дункан» бросит якорь в бухте Туфольд, а еще через сутки его команда появится на противоположном берегу Сноу, и если даже переправа через реку будет еще невозможна, то шайка каторжников, во всяком случае, принуждена будет отступить перед превосходящими силами противника. Но для этого прежде всего нужно было, чтобы Мюльреди успешно выполнил свое опасное поручение.
В восемь часов вечера совершенно стемнело. Настало время трогаться в путь. Привели оседланную лошадь. Ее копыта, из осторожности обернутые тряпками, беззвучно ступали по земле. Животное имело утомленный вид, а между тем от твердости его поступи и крепости ног зависело общее спасение. Майор посоветовал Мюльреди поберечь свою лошадь, как только он будет вне досягаемости со стороны каторжников. Лучше хотя и с опозданием на полдня, но зато наверняка добраться до цели.
