Немыслимое путешествие - Блайт Чэй (лучшие книги читать онлайн txt) 📗
Люди спрашивают вас, что вы чувствуете, когда обрезаны последние нити, связывающие вас с домом и семьей, и вы оказываетесь наедине с собой — по меньшей мере на девять — десять месяцев, может быть, на год с лишним, а может быть, и навсегда. Отвечаю откровенно: ничего. В эту минуту вы, как мне кажется, просто не способны что-либо чувствовать. Конечно, в душе благодарность, ведь сбылось на деле то, о чем вы мечтали, к чему стремились, ради чего трудились. Но в то же время вам кажется, что все это не взаправду, что вы продолжаете мечтать. Да и когда тут разобраться в своих ощущениях, даже если бы это в принципе было возможно, — у вас слишком много дел. Вы окружены целой армадой мелких суденышек с репортерами, телевизионщиками, просто болельщиками — все время надо быть начеку, чтобы не столкнуться с кем-нибудь. Люди в таких случаях проявляют подчас известную бесцеремонность. Проводить в путь мореплавателя-одиночку — прекрасная мысль, а репортеры к тому же выполняют свою работу. Но у одиночки позади недели, месяцы напряженнейшего труда, на его плечах — груз тревог и забот, и в довершение ко всему напирать на него со всех сторон просто нечестно. Сразу же после старта я попал в скопление лодок, а какой-то катер врезался в «Бритиш стил», и в надводной части корпуса, на великолепной чистой глади, появилась уродливая вмятина. Я рассвирепел от такого безобразия. И подумал: «Ну вот, еще работа, как будто у меня и без того дел не хватает. При первой возможности надо пройтись краской, не то начнет ржаветь». И еще я подумал: «Слава богу, что яхта стальная. Будь корпус из дерева или стекловолокна, от этого удара мне пришлось бы не сладко».
Только потом, когда выдалось время поразмыслить, я полностью осознал, какую гору понадобилось своротить, чтобы могло состояться это плавание. Еще в январе «Бритиш стил» не существовала даже на бумаге. За каких-нибудь девять месяцев с небольшим яхту спроектировали, построили и снарядили для самого трудного дальнего плавания, какое когда-либо совершалось парусными яхтами. Конечно, бывало, что я из-за какой-нибудь мелочи падал духом и злился на строителей, но, честное слово, они славно потрудились. Закладка киля в апреле — спуск на воду в середине августа. Думаю, это рекорд для британского судостроения, если говорить о яхтах такого размера, как «Бритиш стил».
Читаю дневник Морин — ив горле ком. Кажусь себе жутким эгоистом, да так оно и было. Но с той минуты, как идея о плавании овладела мной, я не мог не быть эгоистом. Вернее, мне пришлось отбросить все мысли о себе и о Морин, чтобы всецело сосредоточиться на труднейшей задаче: добиться постройки яхты и подготовить плавание. Я не давал себе спуску. Подверг ли я Морин такому же испытанию? Сознательно — нет, в этом не было надобности. Она до того преданный человек, мы с ней так едины в наших устремлениях, что она сама не щадила себя. Без нее у меня ничего не вышло бы. Теперь мне сдается, что я был прискорбно близок к тому, чтобы злоупотребить ее преданностью. И если она выстояла, не сдалась, то это ее заслуга, не моя. Она удивительный, замечательный человек. Я могу лишь благодарить небо за то, что оно послало мне ее.
Глава 3 Но сначала—мыс Горн
Весь первый вечер ветер был встречным, и я вынужден был непрестанно лавировать. Я стартовал, основательно измотанный, и, когда начало темнеть, чувствовал себя скорее механической куклой, чем человеком. Машинально выполнял все положенные действия, неотступно думая о предстоящем пути. Если справлюсь — что ж, будет что вспоминать потом. Немногим представляется возможность совершить нечто такое, чего никто прежде не совершал. Даже наш с Риджуэем переход на веслах через Атлантику не был первой ласточкой, ведь еще в 1897 году два рыбака из Нью-Джерси пересекли Атлантический океан на гребной лодке. А вот начатое мной плавание — первое в своем роде. Еще никто не пытался обойти вокруг света без заходов по выбранному мной маршруту. Я не просто шел с востока на запад — намеренно выбрав путь, так сказать, навстречу вращению Земли, я решил вести «Бритиш стил» против преобладающих ветров в самых пустынных водах земного шара. А ладно, чего там загадывать! Сейчас не до того, чтобы предаваться размышлениям о том, что еще только предстоит. Когда идешь в Ла-Манше, лучше не отвлекаться. И, прогоняя сон, я связался по радиотелефону с Фрэнком Элином.
Первая ночь прошла кое-как, а второй день в море —19 октября — подарил мне более благоприятный ветер. Вместо того чтобы лавировать на север и на юг, как мне пришлось делать всю ночь напролет, я теперь мог идти на запад, к устью Ла-Манша. Я выбрал время, чтобы составить перечень первых неисправностей:
1. Лопнул шплинт в автоматическом рулевом устройстве.
2. Выскочили два трисельных ползуна.
3. Обломилась крепительная скоба переносного насоса.
4. Вышел из строя лаг (удар о бревно).
5. Не работает один выключатель.
6. Оборвались два ракса.
7. Разболталась скоба грота.
«И это всего за 48 часов», — сердито записал я в журнале. Мысли все еще были настроены на береговой лад, я не втянулся в неизбежный на всяком малом судне процесс бесконечного ремонта и латания. Нервы по-прежнему были на взводе, но я все больше проникался доверием к «Бритиш стил». Есть особенно не хотелось, а готовить и подавно, да в этом пока и не было необходимости, ведь у меня было вареное мясо и хлеб в старательно приготовленных Морин пайках «на первые дни».
На вторую ночь я связался по радиотелефону с Морин. Слов нет, радиотелефон — благо для мореплавателя-одиночки; когда плавание затягивается, каждый разговор с родными на берегу превращается в подлинный праздник. Но первый разговор с Морин только разбередил мне душу. Я страшно волновался и переживал за нее. Ведь что получалось: мне — всё, я увлеченно занимался разработкой своего плана, потом проводил в жизнь мечту о великом приключении. А на долю Морин пришлись месяцы напряженнейшего труда, после чего — пустота. Сиди дома и разбирай все, что было наворочено за несколько месяцев подготовки, а впереди — почти годичная разлука. Мне безумно хотелось обнять Морин и объяснить ей, как сильно я в ней нуждаюсь.
Лучшее лекарство от такого рода переживаний — работа. Я подготовил новый комплект карт, на путь от Ла-Манша до экватора, затем приступил к генеральной уборке, чтобы на яхте стало поуютнее. На третий день решил сварить овсянку. Само по себе занятие стряпней пошло мне на пользу, но результатом похвастаться не могу — каша получилась отвратительная. Главным событием дня было сообщение радио Портисхед, что со мной хочет говорить министр коммуникаций. Решив, что мне предстоит беседа лично с мистером Чэтэуэем, я почтительно надел по этому случаю чистую рубашку. На самом деле меня вызывал не сам министр, а один из работников министерства; речь шла о том, в какие часы радио Фолклендских островов будет выходить на связь со мной. Такая тема не заслуживала чистой рубашки, и я надел опять старую.
Выписка из моего журнала за 21 октября, четвертый день плавания:
«Сейчас впервые за день выдался случай отдохнуть и поразмыслить, и мои мысли сразу обращаются к Морин и Сэмвнте. Сэмэнта начнет допытываться у мамочки, где я. Не завидую Морин: Сэмэнта умеет быть настойчивой. Последние несколько дней я ее почти не видел. Обидно, такой интересный год ее жизни выпадет из моего поля зрения».
Однако долго предаваться чувствительным размышлениям я не мог, потому что в этот самый день случилось происшествие, воспринятое мной как серьезнейшее несчастье. Я сломал стаксель-гик, длинный металлический шест, которым выносят шкотовый угол переднего паруса, чтобы лучше использовать попутный ветер. Тяжелый случай; ведь теперь я не мог заставить эти паруса работать на полную мощность, а это означало потерю в скорости при попутном ветре. И нельзя сказать, чтобы поломка была для меня полной неожиданностью: и Чарли Брукер, и Девид Дайер с самого начала советовали мне укрепить гики муфтами.
