Лондон. Прогулки по столице мира - Мортон Генри Воллам (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Барбон, родившийся в 1640 году и живший во времена Веласкеса, Кромвеля, Карла I, Мильтона, Лили и Беньяна, был настоящим бизнесменом в полном смысле этого слова и обладал недюжинным интеллектом. Он написал несколько экономических трактатов по финансовому делу (на его работы ссылался Карл Маркс!). Пожар в Лондоне навел его на мысль о страховании жилья. Но главной сферой его интересов была скупка старой недвижимости и создание новых улиц и площадей. Барбон был великолепным знатоком душ человеческих. Как замечательно описал Барбона в своей «Автобиографии» знакомый с ним лично Роджер Норт! Место действия — Лондон времен Карла II, действующие лица — доктор Барбон и люди, готовые выступить против него. Норт пишет:
«Они пришли в условленное место заранее и, подбадривая друг друга, пытались утвердиться во мнении, что доктор должен принять их условия. Так они прогуливались, пытаясь убить время и посматривая, не пришел ли доктор. Наконец кто-то сообщил, что он появился, и все потянулись к столу. Доктор пришел! Он был разодет как постельничий на именинах. Должен признать, что он всегда так выглядел. Эти люди, готовые высказать ему свое несогласие, и в самых оскорбительных выражениях, увидев столь бравого господина, лишь растерянно сняли шляпы. Доктор, как и подобало джентльмену, обратился с витиеватой речью к этим господам и предложил свои условия, которые, как ни верти, неизменно оказывались в пользу вышеозначенных его противников. Все поменялось в один момент. Некоторые не поняли его уловки, другие просто не поверили ему, а остальные пребывали в изумлении, тем временем доктор разыгрывал из себя милейшего человека и настоящего друга. Тех, кто ему не доверял, он стремился подкупить. К следующей встрече некоторые приняли его сторону, остальные последовали примеру. Если кто-нибудь начинал упираться, то доктор Барбон незамедлительно пускал слух, что снесет дом строптивца, а на освободившейся земле что-нибудь построит. Таким образом он доводил упрямцев до сердечного приступа, и они трусливо соглашались на любые условия ради собственного спокойствия и мира».
Как часто нам доводилось видеть такого вот доктора Николаса Барбона, но не в расшитом камзоле, а в костюме с Сэвил-роу, выходящего из «роллс-ройса» или сидящего за столом красного дерева с сигарой в холеных пальцах! Как часто мы видели его лицо, излучающее благополучие и внушающее доверие!
Полагаю, что если кого-то и можно назвать изобретателем массового производства, так именно Барбона. Его лестницы, которыми ныне мы восхищаемся, каминные полки, оконные рамы и карнизы выпускались тысячами штук. Этот современник Мильтона почти приблизился к идее конвейера и во многом предвосхитил Генри Форда!
Барбон — лишь один из тысяч спекулянтов, социальное положение которых колебалось от пэра до ремесленника. Стоит назвать Колена Пэнтона (Пэнтон-стрит), профессионального афериста; Абрахама Стори (Сторис-Гейт), одного из каменщиков Кристофера Рена; сэра Томаса Кларджа (Клардж-стрит), политика; Джорджа Кинга (Кинг-сквер, ныне площадь Сохо), писавшего политические памфлеты. Всех их интересовали деньги. А за спекулянтами приходили первоклассные мастера, готовые строить дома, годами совершенствовавшие свое ремесло. В умелых руках Вест-Энд рос очень быстро, это беспокоило Сити. Спустя несколько лет после пожара все улицы Сити опустели, столь притягательна была сила нового района за Чаринг-Кросс. Эта тенденция сохранилась по сей день. И если мы можем представить мужчин того времени воюющими с пуританами, пьющими за короля или флиртующими с дамами, то с тем же успехом мы должны представить себе их стоящими среди кирпичей и печей для обжига извести или вглядывающимися в поля вокруг Пиккадилли острым взглядом коммерсанта.
Улица, которую сэр Томас Бонд построил два с половиной века назад, — это короткая улица, которая многие годы упиралась в поле, пока в 1721 году Нью-Бонд-стрит не протянулась севернее, в сторону Тайберн-роуд и Оксфорд-стрит. Это улица чудесных и дорогих вещей: картины, гравюры, украшения, книги, золото и серебро, женская одежда. Даже самая простая вещь, если она куплена на Бонд-стрит, становится особенной.
Торговцы предметами искусства мудры и опытны, поэтому если заглянуть в их магазины, поговорить с ними, посмотреть на картины, гравюры, фарфор, золото и серебро, то, можно сказать, приобщишься к тайнам коллекционеров. В молодые годы я мечтал о богатстве, чтобы иметь возможность покупать все эти изящные вещицы с Бонд-стрит, которые так привлекали мое внимание. Но в свои нынешние годы я думаю, что обладание всеми этими вещами не дало бы мне и половины того удовольствия, которое я получаю, разговаривая с теми, кто покупает и продает их.
Я помню Бонд-стрит между войнами, когда, как нам казалось, она еще хранила изящество восемнадцатого века. Здесь прогуливались изысканные дамы. В воздухе витало ощущение беззаботности. «Бездельники» с Бонд-стрит еще не исчезли. Впрочем, хотя витрины магазинов Бонд-стрит практически не изменились, люди, которые в них заглядывают, кажутся мне совершенно иными. Война, налоги, послевоенные трудности, поколение, выросшее без прислуги, — все это лишило нас свободного времени и тяги к роскоши; пускай существуют те, кто продолжает покупать бриллиантовые браслеты и картины старых мастеров, — иначе Бонд-стрит утратит смысл, — однако выглядят эти люди совсем не так, чтобы в них можно было заподозрить аристократов-вертопрахов.
Коллекционеры с достаточным количеством денег неохотно признаются, что лучшие предметы коллекции были найдены на Бонд-стрит и переулках, ведущих к ней. Коллекционер с умеренными средствами со злобой смотрит на богатых коллекционеров, которым достаточно взять чековую книжку, чтобы перед ними раскинулись все сокровища Бонд-стрит, недосягаемые для прочих. Бонд-стрит — настоящая пещера сокровищ! И если вы попросите меня показать вам часы Томпиона, подлинного Констебля или средневековую дароносицу, мы неизбежно окажемся на Бонд-стрит. Обычный прохожий не знает, какие чудесные предметы хранятся в сейфах на Бонд-стрит даже в наше жалкое время.
Некоторым нравится Бонд-стрит утром, когда солнце только начинает пригревать и в воздухе чувствуется весна, а я люблю эту улицу осенним вечером. Фонари только зажглись, люди спешат домой, витрины заманчиво светятся и соблазняют — там мебельный гарнитур Хэпплуайта, тут жемчужное ожерелье, кусочек нефрита, часы Нибба или Квора, норковая шубка, книги в красном или зеленом сафьяновом переплете. И каждый предмет великолепен настолько, насколько это вообще возможно. Далеко не все способны купить такую вещицу, но у каждого есть право посмотреть на нее и расспросить о ней.
Когда сумерки опускаются на Лондон и морозный воздух напоминает о близкой зиме, приятно прогуляться по Бонд-стрит, проиграть на торгах вещицу, о которой вы долго мечтали, а потом идти по улице и объяснять себе, что ничего страшного не произошло, что вы счастливы и без нее и что вы все равно никогда бы не смогли себе ее позволить. Но гораздо лучше идти по Бонд-стрит, одержав победу, с чем-то, о чем вы долго мечтали и что купили на аукционе за сумму гораздо меньше той, которую были готовы заплатить, с чем-то настолько замечательным, что вы не можете поверить, что эта вещь наконец ваша, с сокровищем, которое вы украдкой рассматриваете при свете фонаря, дабы убедиться, что это не сон.
Когда мне было скучно в Лондоне (что бывает крайне редко и ненадолго) я заходил на распродажи в «Кристи» или «Сотби». Откуда идет этот бесконечный поток сокровищ? Это одно из чудес Лондона. Так продолжается уже много веков. Богатые люди георгианской эпохи приходили на аукцион, чтобы торговаться за полотна мастеров итальянского Возрождения, как мы сейчас торгуемся за мастеров георгианской эпохи. Только платили они гораздо меньше! Подвалы «Кристи» и «Сотби» подобны пещере Али-Бабы, из которой во время сезона распродаж выносят чайные сервизы королевы Анны, чиппендейльские кресла, гобелены, бронзу и фарфор. Некоторые из этих предметов имеют долгую историю. Они перепродавались на протяжении многих веков, а некоторые даже вернулись на Бонд-стрит и Сент-Джеймс-стрит из Америки. Другие предметы появились здесь впервые и описываются в каталоге многозначительно, например: «собственность джентльмена». Эту фразу стоило бы продолжить так: «который сделает что угодно за пятьсот фунтов».
