Пикник на Аппалачской тропе - Зотиков Игорь Алексеевич (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
Дневник.
31 декабря 1982 года. В два часа дня уехал в город пройтись по магазинам. Ведь включаешь радио, и тебя почти оглушает крик на всех волнах: «Скорее, скорее! Сегодня последний день распродажи века. 20–30–50 процентов скидки. Только сегодня! Потому что нам нужно выполнить годовой план!» (И здесь есть годовой план.) Правда, когда приходишь в магазины — видишь, что все почти по-старому, за бесценок продаются только ненужные или некрасивые вещи как правило. Но как бы то ни было, я уехал и последние два часа перед Новым годом по московскому времени как-то забылся в этих магазинах и вдруг смотрю на часы — без десяти четыре. А четыре по местному времени — это полночь по Москве. Бегом выскочил из универмага, скорее к машине, выхватил из багажника бутылку виски, которую когда-то мы недопили с Иосифом — священником из Румынии, — вскочил за руль и рывком развернулся. До «Мавританского двора», где я решил поднять в одно время с Москвой бокал, оставалось только три минуты, но светофор красный. Пока ждал зеленый свет, включил радио, чтобы знать точное время, на всякий случай отвернул пробку бутылки, поставил ее осторожно, прислонив к выступу коробки передач. А потом как током ударило: это же Америка, здесь хранение открытой бутылки спиртного в кабине считается преступлением. Осмотрелся по сторонам: нет ли где полицейской машины? Вроде нет. Наконец дали зеленый. Рывком вырвался вперед. Вот и вывеска: «Мавританский двор. Мотель». Но она слева. Значит, надо сделать еще и левый поворот через поток идущих навстречу машин. Но «госпожа удача» была уже на моей стороне. Впереди был зеленый светофор и не было машин, идущих на разворот, я выехал на середину перекрестка, выбрал удобный момент и, не дожидаясь желтого светофора, лихо взял влево, так что машина накренилась, лязгнула низким глушителем об асфальт. Через несколько секунд я уже был в «моем» лобби. Оставалась всего одна минута.
— Джойс! Дан! Скорее ко мне! Через минуту Новый год войдет в Мой город и Мой дом!
Пока Джойс и Дан спускались по лестнице из своей «светелки» — кухни, я уже снял три стакана для кофе из стойки рядом с кофеваркой и расплескал по стаканам виски:
— Дорогие друзья, через секунды там, за океаном, уже будет полночь. Давайте поднимем эти бокалы за здоровье и счастье моей семьи и моей страны. С Новым годом! — сказал я последние слова по-русски.
— Счастливого Нового года, Рашиа! — сказала взволнованная Джойс, и мы чокнулись и выпили, я залпом — они, посмотрев на меня и поколебавшись секунду, тоже.
Вот так я начал праздник Нового, 1983 года среди странных цветов в разноцветных горшках, которые являются украшением каждого дома Америки на рождество наравне с елкой. То, что я назвал цветком, даже не цветок. Центральный ствол — не длинный, до полуметра в высоту стебель, — от которого в разные стороны отходят горизонтальные широкие и длинные зеленые листья. По мере приближения к вершине стебля эти листья становятся все краснее, и самые верхние листочки, да и вся вершина, — ярко-красные. У нас в цветочных магазинах этот скромный цветок тоже продается, и называется он — пуансетия, но никто не предполагает, глядя на него, что он является раз в году таким важным атрибутом в одном из самых важных праздников в такой огромной стране, как США. У этого растения бывают и цветы — маленькие и желтые, но к рождеству они пропадают. Для праздника нужны лишь верхние красные листья растения.
Я просидел у Джойс, Дана и Мишел до двух часов ночи, чтобы выветрилось то, что выпил. Здесь разрешается управлять машиной, если выпил немного. Есть специальная таблица измерения, и ты в зависимости от твоего веса можешь сразу сказать, сколько времени надо подождать, чтобы можно было безопасно ехать. Все так ездят, так как общественного транспорта даже днем почти нет, а вечером — и совсем не сыщешь. А человек без машины или со сломанной машиной — как без ног. Поэтому ездить слегка под хмельком законом разрешено. По радио, правда, передают предупреждения, что те, кто окажется «Ди-Дабль-ю-Ай», будут сурово наказаны. Я никак не мог понять сначала, что такое «Ди-Дабль-ю-Ай», а потом оказалось, что эти три первые буквы английских слов означают «Управление, когда опьянен».
Первый раз у вас могут отобрать права на полгода и выдадут временное разрешение для управления машиной до места работы и обратно, по написанному в разрешении маршруту. Кроме того, вы обязаны будете посещать курсы и заново сдавать правила движения; если вас остановят как «Ди-Дабль-ю-Ай» второй раз — у вас права отбираются на несколько лет, а вам грозит суд и несколько месяцев тюремного заключения с отметкой о судимости в вашей криминальной биографии, которая на всю жизнь заводится и сохраняется в главной полицейской электронной памяти страны. При этом врачи и юристы автоматически лишаются права заниматься своей профессией. И кроме того, при поступлении на работу всегда опрашивают, была ли у вас судимость или нет. Ведь в каждом офисе есть ЭВМ, и нажатием кнопки можно проверить ваш ответ. Кончается это предупреждение примерно так: «Вы, конечно, можете нанять защитника, но по закону плата за такую защиту должна быть не менее 1500 долларов, а судья инструктирован верховным судом не обращать внимания на просьбы о снисхождении».
Полиция, правда, останавливает крайне редко, только если ты что-то действительно нарушил. По закону тебя не могут остановить, если ты не нарушил правил и не объявлена какая-нибудь поимка преступника.
До сих пор у нас нет снега, нет морозов, кругом начинает зеленеть новая трава.
2 января 1983 года. В комнату, где работаем мы с Деннисом — выпускником Корнелльского университета, специалистом по работе на ЭВМ, — пришел Рик, студент, с которым я должен работать. В пятницу (а сегодня понедельник) кончается контракт, по которому Деннис работает в университете у Чета. До последнего дня, как будто ничего не случилось, Деннис разрабатывает теорию, объясняющую, почему в керне льда из Гренландии так много слоев моренного материала. Но начиная с пятницы он может уже не выходить на работу и будет безработным. Все это произойдет автоматически, если, конечно, Чет Лангвей не изменит своего решения. Поэтому сейчас он и Рик разговаривают о том, что делать, когда останешься безработным.
— Что делать? Надо переучиваться.
— Но чему переучиваться?
Деннис задумчиво говорит о том, что его друзья по месту жительства — те, кто потерял работу, — ничему не переучиваются. Ведь сначала — месяца три — все кажется, что тебя возьмут обратно, а потом наступает депрессия.
— Тебе кажется, что тебя уволили не потому, что весь завод закрыли, а что ты, лично ты, оказался хуже других.
Разговор идет о том, как лучше вести «интервью», то есть собеседование, при поступлении на работу, как лучше показать себя со стороны, когда компания захочет взять тебя. С одной стороны — ты вроде бы должен постараться показать, что ты как бы делаешь честь компании, поступая к ней на службу, с другой стороны — часто оказывается, что представитель компании старается как бы унизить тебя (поставить на место? Или посмотреть, как ты ведешь себя в условиях прессинга?). Разговор идет о «ретаэмент план», то есть о сбережениях на старость. Так странно слушать, как два человека, одному из которых двадцать три, а другому — тридцать три, серьезно обсуждают это…
Сейчас уже 22.30, и мы со Стивом решили пораньше лечь спать. Ведь каждый день почему-то ложимся за полночь, а встаем — я в семь, а Стив в 5.30. Как Стив выдерживает — не знаю, но здесь все так живут: «Скорее… Скорее… Еще быстрее…»
— Игор, у нас несчастье! — сказала взволнованная Джойс, когда я приехал в мой любимый «Мавританский двор». — Патрик пытался покончить с собой. Он выпил двадцать каких-то ужасных таблеток, и сейчас его отвезли на «скорой помощи», и я не знаю, что будет дальше.
Я знал Патрика. Среднего роста худенький молодой человек. Большие очки, осторожные, ласковые движения, застенчивая улыбка из-под очков. Я знал, что три года он служил во флоте, но был демобилизован, и, как говорила Джойс: «Что-то у него там не сложилось». То ли не сработался с коллективом, то ли употреблял наркотики. Он говорил, что начал на службе колоться, но, по-видимому, его только подозревали, поэтому не уволили «непочетно», — это было бы ужасно, потому что после этого нигде не примут на работу. Нет, его уволили как бы по болезни. Уже год Патрик живет в Буффало. У него здесь мать, отец, двое братьев. Но отец уже год как не работает, поэтому семья вынуждена была переселиться в дешевую квартиру, где хозяйка не разрешает жить семьям, в которых больше двух детей. Да и сам Патрик не хотел жить с родителями. Это желание было обоюдно. Родители считали, что так он скорее возмужает, научится жить самостоятельно. Патрик нашел какую-то работу, достаточно хорошую, чтобы жить в таком мотеле, как «Мавританский двор». У него была гел-френд, по которой он вздыхал, а свободное время он проводил в холле у Джойс, играл, как маленький, в какие-нибудь детские игры — складывал картинки из кусочков или строил детскую железную дорогу. Казалось, они влюблены друг в друга, хотя всем было известно, что Патрик вздыхает по подружке Мишел, а сама Мишел, по крайней мере два раза в неделю, ходит гулять со своим собственным бой-френдом и гордится золотым колечком с маленьким бриллиантом, которое он ей подарил на рождество. И вот вдруг такая трагедия. Оказалось, что Патрику и его девушке не разрешали встречаться их родители. Несколько лет назад старшие дети в этих семьях, которые жили на одной улице, подрались и попали в госпиталь. Началась вражда. А Патрик и его девушка полюбили друг друга. Они встречались тайком. Он провожал ее из школы домой. Однажды он пришел прямо в школу, охрана задержала его. Он неосторожно сказал, к кому пришел. «Принципал», то есть директор школы, позвонил родителям девочки, и мать вместе с девочкой решила поехать в «Мавританский двор», чтобы устроить скандал Патрику.
