Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Мортон Генри Воллам (читать книги TXT) 📗

Я посмотрел на очаровательную деревенскую девушку и порадовался тому, что ее аккуратность и свежесть спасли меня от плохих манер.

— Убого и отвратительно, — сказал я и улыбнулся, чтобы смягчить свои слова.

— Прошу прощения? — глуповато переспросила девушка.

— Убого и отвратительно, — я снова улыбнулся.

— Чего? — вопросила она.

Это было ужасно.

— В Шрусбери все так разговаривают? — справился я.

— Я из Лондона, — ответила девушка.

— В таком случае неужели вам не кажется, что в ужасных комнатах, таких как эта, в маленькой населенной клопами гостинице возле Паддингтона или Юстона можно найти людей с перерезанным горлом?

— Вам не нравится? — огорчилась девушка.

— Я в восторге, — сказал я. — Каждый угол вселяет в меня тихую радость. Чувствую, что долгие утомительные мили, отделяющие меня от цивилизации, наконец-то оправданы, и я забудусь, окруженный всей этой красотой. Возможно, сегодня ночью скончаюсь от счастья.

Лампы возле кровати, разумеется, не было. Я так возненавидел комнату, что не стал просить удлинитель, чтобы выключить свет, не вставая с кровати.

— Принесите мне двенадцать свечей, — попросил я.

Девушка вышла, а я открыл дверь шкафа и ничуть не удивился, увидев, что предыдущий жилец оставил там свою рубашку.

— Я нашла только восемь, — сказала девушка, вернувшись с оплывшими наполовину свечами.

Я отдал ей реликвию последнего тела, занимавшего этот участок чистилища, и отправился на улицы Шрусбери, думая, что если кто-то выходит из себя, то случается это не тогда, когда все по-настоящему плохо, но когда все плохо наполовину. Я знаю гостиницы в Ирландии, чье безобразие приводит в восторг: прекрасные отели, где ничто не работает, все неправильно, все не вовремя… Жизнь в них превращается в зачарованный сон. Если матрац под вами рушится на пол, вы даже не пытаетесь вернуть его на место, а просто засыпаете. На следующее утро просыпаетесь от громкого хохота коридорного, принесшего вам чай. Я не против таких вещей, мне они даже нравятся: в них есть очарование неожиданности…

Шрусбери — славный город. Я всегда оказываюсь в нем поздно вечером, когда церковные колокола отбивают десять или одиннадцать ударов. На улицах полно людей, их речь немного быстрее и на тон выше, чем у южан. В голосе Шрусбери присутствует валлийская нотка.

Я стоял на мосту и смотрел на воду Северна. Река совершает правильную петлю вокруг Шрусбери, за исключением узкого перешейка на севере, где в далеком прошлом построили замок. В ночное время старинные улицы Шрусбери исполнены романтики, как, впрочем, и в других местах Англии. Дома кивают друг другу. Кажется, что с верхних этажей ты можешь обменяться рукопожатием с соседом на другой стороне улицы. Вот так же клонятся друг к другу черно-белые дома на средневековом Шемблз в Йорке.

Шрусбери очень напоминает Йорк чудными названиями улиц, хотя и проигрывает Йорку в этом негласном соревновании. Намек на старые дикие дни, когда Шрусбери был приграничным городом, сквозит в названиях мостов через Северн. Западный называется Валлийским мостом, а юго-восточный — Английским.

На улице Уайл-Коп стоит наполовину деревянный дом. В нем по пути в Босуорт-Филд останавливался валлиец Гарри Ричмонд, ставший впоследствии Генрихом VII. На улице Догпоул (Собачий Столб) некоторое время жила его внучка, Мария Тюдор. Тогда она еще не была «Кровавой». Возможно, лучшие дни ее несчастной жизни прошли на валлийской границе.

Находившись до изнеможения, я вернулся в отель. Кровать оказалась на удивление удобной, и я проспал всю ночь, как четырехлетний ребенок.

Утро выдалось на славу — прохладное, солнечное, с высокими золотыми облаками. Дорога в Уэльс бежала на северо-запад.

В воздухе я ощутил нечто новое. Такое же ощущение бывает при переезде в Шотландию через перевал Картер-Бар — пустынность «ничьей земли» между двумя странами.

Возле дороги в Уитингтон стоит замок, словно вышедший из баллады. Кольцо стен, переброшенный через ров подъемный мост. Два лебедя на зеленой воде. Я постучал в ворота замка и увидел красивую девушку, согнувшуюся над корытом. В замке теперь прачечная!

Проехал несколько миль. Дорога пошла круто вниз, к мосту у Чирка. Я очутился на границе с Уэльсом.

— Скажите, — обратился я к мужчине, подметавшему дорогу, — где начинается Уэльс?

Он взглянул на мой автомобиль.

— Ваши передние колеса уже в Уэльсе, — ответил он, — а задние пока еще в Англии.

— Тут нет никакого указателя.

— Нет.

— Вы валлиец? — спросил я, потому что он говорил быстро и нараспев.

— Нет, англичанин, — быстро возразил мужчина.

Похоже, я задел его гордость.

Он продолжал выметать пыль Уэльса с Телфордского моста. Я предположил, что его предки были грабителями. Возможно, ходили в дом Таффи, чтобы стащить баранью ногу, а валлийцы являлись в его дом — стянуть говяжью лопатку. Все это напоминало Нортумберленд или Камберленд.

Интересно, почему на границе с Уэльсом нет никакого указателя, ведь между Англией и Шотландией он стоит. Уэльсу следовало бы поставить нечто подобное. Два миллиона человек, многие из которых говорят на собственном языке и гордятся своей страной, своими обычаями… им просто необходимо показать путешественнику, где начинается их родина.

Я переехал по мосту в Уэльс.

Глава вторая

Горные шедевры

Я приехал в Лланголлен. Это маленький город или большая деревня, примостившаяся в тени гор. День и ночь здесь журчит форелевая речка, святая Ди. Я ясно ощутил, что пересек границу. Я находился в другой стране. Прямо из Англии попал в Лланголлен. Это не менее удивительно, чем если бы вас вдруг перенесли из Англии в шотландский Баллатер. Лланголлен можно назвать валлийским братом Баллатера: маленький, построенный из камня, затерявшийся в горах. И там и здесь форелевые речки. Обе речки носят одно и то же имя — Ди.

Я вошел в магазин. Продавец говорил с покупателем по-валлийски. Он тут же отвлекся и на чистом английском языке, который вы можете услышать и на Гебридах, спросил:

— Чем могу помочь?

И снова перешел на валлийский — звенящий голос, быстрая речь, как у взволнованного француза.

— Как вы умудрились сохранить свой язык на границе с Англией? — поинтересовался я.

— Нам пришлось бороться, — ответил он. — Церковь сохранила нам валлийский язык.

— Вы предпочитаете говорить по-валлийски?

— Я могу больше высказать на родном языке. Слова приходят быстрее, и они красивее.

— Много ли людей говорят по-валлийски?

— Не знаю. Зависит от района. В Карнарвоншире все говорят…

Я вышел на улицы Лланголлена. Они показались мне еще более иностранными. Трудно было поверить, что отправленные в этот вечер письма на следующий день окажутся в Лондоне.

Я провел на берегу Ди всю вторую половину дня — читал, что Джон Рис и Дэвид Бринмор Джоунс писали о валлийском языке. Выживание этого языка, древнего наречия бриттов, — самое удивительное явление в Великобритании. Когда римляне под водительством Цезаря завоевали в 43 году Британию, латынь почти на четыреста лет стала официальным языком государства. Уэльс, в отличие от Ирландии и Шотландии, был романизирован. Повсюду появились римские замки, легионеры проложили через Уэльс дороги и расположились от крепости Дева на севере до Каэрлеона на юге. Тем не менее речь бриттов выстояла.

Много слов в валлийском языке являются латинскими заимствованиями: ceffyl— лошадь, cwlltwr— плужный лемех, ffos— канава, ffenestr— окно, sebon— мыло, cyllell— нож, tarw— бык, pont— мост.