Древний человек и океан - Хейердал Тур (книги полностью .TXT) 📗
Хейне-Гельдерн подхватил эту идею:
«Нынешние куна пишут преимущественно на бумаге. Но наряду с этим у них есть деревянные письменные дощечки, и сами куна называют их исконным материалом для письма. Дощечки, виденные Норденшельдом, предназначались для того, чтобы подвешивать их в домах во время празднеств. Идеограммы начертаны красками. Однако, по сведениям Гассо… прежде идеограммы вырезали на деревянных дощечках. Здесь вспоминаешь письменные дощечки острова Пасхи. Способ письма бустрофедоном, с чередованием строк снизу вверх, тоже напоминает пасхальский». И еще: «Учитывая все эти совпадения, вполне правомерно предположить наличие некоей связи между письменностью острова Пасхи и письменностью куна» (Heine-Geldern, 1938[144]).
Однако письмена куна, хотя и выстроены бустрофедоном, не перевернуты вверх ногами в каждой второй строке, да и сами по себе они достаточно отличаются от ронго-ронго; словом, хотя мы, возможно, стоим на верном пути, не панамские индейцы, проживающие посередине между Мексикой и Перу, были мореплавателями, доставившими дощечки на Пасху. Пасхальцы ясно утверждают, что первый король Хоту Матуа привез с собой со своей засушливой родины далеко на востоке 67 письменных дощечек и что некий Хинелилу, который плыл вместе с ним на другой лодке «длинноухих», «был умным человеком и писал знаки ронго-ронго на бумаге, которую он привез с собой» (Routledge, 1919[266]).
Советский специалист по ронго-ронго Кнорозов отмечал, что единственное, кроме Пасхи, место, где каждая вторая строчка перевернута вверх ногами (система перевернутого бустрофедона), — древнее Перу (Кнорозов, 1964[2]). Но ко времени прибытия европейцев только индейцы озера Титикака еще сохранили примитивную форму рисуночного письма; в остальном по всей империи инков была распространена система узелкового письма кипу Патер Монтесинос — единственный хронист, у которого находим местную информацию, относящуюся к доинкским временам:
«Амаута, которым события тех времен известны из передававшихся из уст в уста старинных преданий, рассказывают, что, когда у власти находился сей правитель [Синчи Коске Пачакути I], существовали буквы, и сведущие в них люди, именуемые амаута, учили других читать и писать… насколько я понимаю, они писали на высушенных листьях банана… Эта письменность была утрачена перуанцами в связи с одним событием, которое произошло во времена Пачакути Шестого…»
Из внутренних областей страны пришли огромные армии свирепых воинов, и перуанцы вынуждены были вести «жестокие войны, в ходе которых была утрачена существовавшая до той поры письменность… Кончилось монархическое правление в Перу. Оно было восстановлено только через 400 лет, а знание письмен было утрачено… Когда у них были буквы и знаки или иероглифы, они, как мы уже говорили, писали на листьях банана, и один часки передавал сложенный лист другому, пока он не попадал в руки короля или правителя. Когда же письменность была утрачена, часки передавали весть друг другу из уст в уста…» (Montesinos, 1642[226]).
Повторное указание Монтесиноса о том, что перуанцы в прошлом писали на банановых листьях, заслуживает внимания, поскольку и Метро, и Энглерт отметили, что прежде на Пасхе использовали для письма листья банана (Metraux, 1940; Englert, 1948[222, 106]). Старики рассказали Энглерту, что на острове строили школы ронго-ронго — круглые каменные дома с входом через крытую камышом коническую крышу. Сперва ученики должны были заучивать тексты наизусть. «Научившись декламировать тексты, ученики начинали осваивать письмо. Копировали знаки сначала не на дереве, а на банановых листьях, пользуясь заостренной птичьей косточкой или острой палочкой» (Englert, 1948[106]).
О том, что прежде в Перу тоже писали на деревянных дощечках, свидетельствуют сообщения патера Кристобаля де Молина, который был священником при госпитале для инков в Куско: «Что касается их идолопоклонничества, то мы видим, что эти люди не знали письменности. Но в Доме Солнца, именуемом Покен-Канча, что находится недалеко от Куско, хранили они описание жизни каждого Инки и завоеванных ими земель, запечатленные знаками на определенных досках, и там же приводились родословные…» (Molina, 1570–1584[224]).
Сармьенто де Гамбоа, опросив 42 инкских амаута, то есть историка, записал:
«От отцов и дедов они слышали, что Пачакути Инка Юпанки, девятый Инка, созвал старых историков из всех подвластных ему областей и еще многих из других королевств и надолго задержал их в городе Куско, расспрашивая про древности, родословные и знаменательные события из жизни предков этих королевств. И, ознакомившись с наиболее примечательными из старых преданий, он повелел записать их все по порядку на широких досках и поместил эти доски в большом зале в Доме Солнца, где названные доски, украшенные золотом, выполняли роль наших библиотек, и он назначил ученых людей, которые понимали их и умели читать. И никто не должен был входить в это помещение, кроме самого Инки или историков, получивших на то особое разрешение Инки» (Sarmiento, 1572[271]).
Хотя мы пока не можем точно указать место, откуда на Пасху впервые прибыли дощечки, очевидно, что все основные элементы этой аборигенной письменности, от применения банановых листьев и деревянных дощечек до самой системы письма перевернутым бустрофедоном, присутствуют также в области древних высокоразвитых культур Америки. К западу от Пасхи во всем полушарии не обнаружено ничего подобного.
Внимательное рассмотрение различных идеограмм пасхальской письменности показывает, что многие из них — чисто абстрактные символы, а к другим просто прибавлены по краям антропоморфные и зооморфные атрибуты. Основных, постоянно повторяющихся мотивов как в виде целой идеограммы, так и в виде придатков к абстрактным знакам совсем немного: человеческие фигуры, всегда анфас, с треугольной или четырехугольной головой, большими ушами и трехпалыми кистями, если они вообще показаны; птицы или птицечеловеки, всегда в профиль, с длинным или коротким, сильно изогнутым клювом; круглоголовое млекопитающее, всегда в профиль, с разинутой пастью, длинными согнутыми ногами и выгнутой спиной; простые рыбы; своеобразные двуглавые варианты четырех названных существ; те же фигуры с одним или двумя жезлами. Все остальные знаки явно второстепенного значения, тогда как перечисленные повторяющиеся мотивы или их фрагменты в сочетании с абстрактными знаками преобладают в письменности ронго-ронго.
Ни один из этих символов не является полинезийским, зато все они характерны для символического искусства Андской области. На рельефах, украшающих монолитные Врата Солнца — самый почитаемый доинкский монумент Тиауанако, у изображенного в центре анфас бога Солнца четырехугольная голова и трехпалые кисти; в каждой руке он держит жезл, украшенный двумя головами хищных птиц; с его локтей свисают, словно трофеи, две длинноухих человеческих головы, причем сильно удлиненные мочки их ушей заканчиваются головами с крючковатым клювом. Бог Солнца окружен тремя рядами изображенных в профиль птицечеловеков с характерным клювом; они тоже держат в трехпалых кистях жезлы, оканчивающиеся или двуглавой птицей, или двуглавой рыбой. На груди главного божества высечена лунная пектораль в виде изогнутой рыбы, повторяющей один из пасхальских знаков; хвосты и головы рыб венчают также оконечности перьевых венцов и крыльев каждого птицечеловека. Из млекопитающих видим только представителя кошачьих; шесть из торчащих перьев головного убора верховного божества заканчиваются кошачьими головами, и такие же головы изображены попарно на руках и на концах пояса. Бог Солнца стоит на верхней площадке ступенчатой конструкции, подобной аху; этот постамент обрамлен изображениями двух голов пумы и украшен абстрактными идеограммами, которые, как и на Пасхе, заканчиваются головами хищных птиц и кошек. Перемычка этого необычайного образца доинкского религиозного искусства украшена символическими декоративными идеограммами с головами названных животных — кошки, хищной птицы и рыбы — в разных сочетаниях.
