Собрание сочинений в 12 т. Т. 11 - Верн Жюль Габриэль (книги .txt) 📗
Итак, Франсис Гордон обручен с Дженни Гьюдельсон, а Дженни Гьюдельсон обручена с Франсисом Гордоном. День свадьбы будет намечен в самое ближайшее время. Венчание совершит сам преподобный О’Гарт в главной церкви безмятежного города Уостона.
Можете не сомневаться, что в день торжественной церемонии соберется множество народа, так как обе семьи пользуются равным уважением, и можете также быть уверены в том, что самой веселой, самой живой и самой подвижной будете этот день крошка Лу [25]: ведь ей предстоит выполнять обязанность «подружки невесты» при своей любимой сестре. Ей нет и пятнадцати лет, крошке Лу, она имеет право быть юной, и она пользуется своим правом - уж поверьте мне! Это само вечное движение - непоседа и хохотунья, озорница, которой все нипочем. Она, не страшась, высмеивает даже «папины планеты». Но ей все прощается, ей спускают все. Доктор Гьюдельсон первый смеется над ее шутками и вместо наказания целует ее в румяную щечку.
В общем, мистер Гьюдельсон - славный человек, только страшно упрямый и обидчивый. Кроме Лу, невинные проказы которой всегда сходили ей с рук, все остальные члены семьи проявляли полное уважение к привычкам и даже чудачествам хозяина дома. Углубленный в свои астрономо-метеорологические наблюдения, ревниво оберегая открытия, которые он делал, или полагал, что делает, он с трудом, несмотря на искреннюю привязанность к Дину Форсайту, сохранял дружеские отношения с таким серьезным соперником. Двое охотников на одном участке охоты, преследующие одну и ту же редкую дичь! Не раз на этой почве между друзьями пробегал холодок, который легко мог закончиться разрывом, не будь умиротворяющего влияния добрейшей миссис Гьюдельсон, которая, впрочем, в этом отношении всегда находила поддержку в своих дочерях и во Франсисе Гордоне. Участники этого миролюбивого квартета возлагали большие надежды на предполагавшийся союз, рассчитывая, что он положит конец постоянным перепалкам. Когда брак между Франсисом и Дженни еще теснее свяжет обе семьи, эти преходящие грозы станут не столь частыми и опасными. Кто знает? Не объединятся ли оба астронома-любителя в совместной работе и не станут ли они сообща продолжать свои астрономические поиски и наблюдения? Тогда ведь они получат возможность честно поделить дичь, открытую ими (пусть даже и не убитую!) в обширных небесных пространствах.
Дом доктора Гьюдельсона был на редкость комфортабельным. Во всем Уостоне не найти было бы дома, содержащегося в таком порядке. Особняк доктора, расположенный между садом и двором, окруженный деревьями и зелеными лужайками, находился как раз посредине Морисс-стрит. Это было двухэтажное здание. Семь окон второго этажа выходили на улицу. Над крышей с левой стороны возвышалось подобие мезонина или четырехгранной башни, высотой метров в тридцать, заканчивавшейся террасой, обнесенной перилами. В одном из углов площадки высилась мачта, на которую в воскресенье и в праздничные дни поднимали украшенный пятьдесят одной звездой флаг Соединенных Штатов Америки.
Комната, расположенная в верхней части башни, была предназначена для занятий хозяина дома. Здесь были расставлены приборы доктора - подзорные трубы, телескопы. Но в особенно ясные ночи он переносил их на террасу, откуда ему удобнее было окинуть взглядом небосвод. Именно здесь, несмотря на все предостережения жены, доктор подхватывал самые злостные бронхиты и гриппы.
- Кончится тем, - любила повторять мисс Лу, - что лапа заразит насморком свои планеты.
Но доктор не желал слышать никаких доводов, и в зимние дни, когда небо бывало особенно ясным и чистым, не отступал даже перед морозом в семь или восемь градусов.
Из обсерватории в доме на Морисс-стрит можно было без труда разглядеть башню дома на Элизабет-стрит. Между ними было не более полумили, и их не заслоняли друг от друга ни густая листва деревьев, ни здания, ни памятники.
Даже и без помощи телескопа или подзорной трубы, в обыкновенный бинокль можно было рассмотреть людей, находящихся на площадке той или другой башни. Но Дину Форсайту, надо полагать, было вовсе не до того, чтобы разглядывать Сиднея Гьюдельсона, а Сидней Гьюдельсон не стал бы терять время на то, чтобы разглядывать Дина Форсайта. Их взоры были устремлены выше, куда выше! Но Франсис Гордон, естественно, старался разглядеть, не стоит ли на площадке Дженни Гьюдельсон, и нередко взгляды молодых людей встречались сквозь стекла биноклей. В этом, полагаю, не было ничего дурного.
Нетрудно было бы установить между обоими домами телеграфную или телефонную связь. Провод, протянутый от башни на Элизабет-стрит к башне на Морисс-стрит, легко мог бы передать Дженни Гьюдельсон ласковые слова Франсиса Гордона и приветы Дженни Гьюдельсон Франсису Гордону. Но так как Дин Форсайт и доктор Гьюдельсон никогда не испытывали желания обмениваться такими нежностями, то им даже и в голову не могло прийти связать обе башни волшебной нитью. Возможно, что этот пробел будет восполнен тогда, когда жених и невеста превратятся в супругов. Связь брачная, а за ней - связь электрическая еще теснее соединят эти две семьи.
После полудня, в тот самый день, когда славная, хоть и непокладистая Митс предоставила читателю возможность ознакомиться с образцом своего сочного красноречия, Франсис Гордон явился с обычным визитом к миссис Гьюдельсон и к ее дочерям («не к дочерям, а к дочери», - поправила Лу, стараясь принять обиженный вид). Можно сказать с полным правом, что его принимали в этом доме, как некое божество. Он не был еще мужем Дженни, - пусть так. Но Лу желала, чтобы он был уже ее братом, а то, что вбивала себе в голову эта девочка, крепко застревало там.
Что же касается доктора Гьюдельсона, то он заперся в своей башне с четырех часов утра. Появившись с опозданием к завтраку, так же как и Дин Форсайт, он поспешно поднялся на площадку в ту самую минуту, когда солнце начало выходить из-за облаков. Так же, как и его соперник, поглощенный своими наблюдениями, он не проявлял ни малейшего намерения спуститься вниз.
А между тем без его участия невозможно было разрешить важный вопрос, который обсуждался в гостиной.
- Вот как! - воскликнула Лу, как только молодой человек показался на пороге. - Вот и мистер Франсис, неизменный мистер Франсис… Честное слово, он вечно тут как тут!
Франсис Гордон только погрозил девочке пальцем, и когда все уселись, завязалась безыскусственная дружеская беседа. Казалось, эти люди вовсе и не расставались со вчерашнего дня. Да и в самом деле: мысленно во всяком случае жених и невеста ни на минуту не разлучались. Мисс Лу даже утверждала, что «неизменный Франсис» вечно пребывал в их доме и что даже тогда, когда он делал вид, будто выходит на улицу через парадную дверь, он тут же возвращался через садовую калитку.
Говорили в этот день о том же, о чем говорили ежедневно. Дженни ловила слова Франсиса с серьезным видом, не нарушавшим ее женственного обаяния. Они глядели друг на друга и строили планы на будущее, осуществление которых было уже не за горами. Да и почему бы действительно осуществление этих планов могло запоздать? Франсис Гордон присмотрел уже в западной части города на Ламбет-стрит хорошенький домик с видом на Потомак и совсем недалеко от Морисс-стрит. Такой домик вполне должен был удовлетворить потребности молодой четы. Миссис Гьюдельсон обещала пойти посмотреть этот дом и, если он придется по вкусу будущей жилице, в течение ближайшей недели снять его. Лу, разумеется, отправится вместе с матерью и старшей сестрой. Она не могла допустить и мысли, чтобы обошлись без ее совета.
- Да, кстати! - воскликнула она вдруг. - А мистер Форсайт? Разве он не собирался зайти сегодня?
- Дядя зайдет около четырех, - сказал Франсис Гордон.
- Ведь его присутствие необходимо для разрешения этого вопроса, - заметила миссис Гьюдельсон.
- Он это знает и непременно придет.
- Если он не придет, - воскликнула Лу, угрожающе подняв свою маленькую ручку, - ему придется иметь дело со мной, и ему нелегко будет от меня отделаться!
