Венеция. Под кожей города любви - Бидиша (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений .txt, .fb2) 📗
— В Венеции гомосексуалистов нет!
Марино предлагает отведать «Беллини» — все соглашаются, что идея недурна. «Беллини» подают с тончайшими бисквитами на серебряном подносике. Оркестр на улице у кафе жарит наперегонки с другими оркестрами по всей площади, особенно с тем, что расположен напротив, у не менее знаменитого «Caffè Quadri». Грегорио поясняет, что итальянские музыканты стали слишком дороги, поэтому кафе заключают дешевые контракты с оркестрами из Восточной Европы. Им здесь платят по минимуму, будь они хоть консерваторские профессора.
В знак благодарности Грегорио и Лукреции мы с Джиневрой и Стефанией дружно настаиваем на том, что оплатим счет (астрономический). Они сдаются под нашим напором:
— Хорошо, хорошо! Мы старички. Пусть молодежь платит.
Покинув «Florian», мы неторопливо движемся на север. Стефания показывает мне роскошные торговые улицы, разбегающиеся от площади. Здесь можно найти любую торговую марку. Цен на витринах нет, только манекены в шелках и кашемире. На улицах даже в этот час полно туристов. Забавная мешанина: семьи с детьми, любители искусства, туристы-мечтатели с рюкзачками за спиной, группки молодежи… Выделяются шикарные богатые пары — они здесь, чтобы потратить деньги.
Пересекаем многолюдную Кампо Сан-Бартоломео и выходим к мосту Риальто. Вблизи моста тоже кафе, бары и магазины, но подешевле, хотя в Венеции нет ничего по-настоящему дешевого. Отсюда уже недалеко до дома. Снова узкие улочки, снова ресторанчики — в них жизнь никогда не замирает, а вот пастичерии закрыты.
За это время я научилась узнавать поворот к дому Стефании — на этом углу расположено маленькое ателье мужской одежды. Каждый раз, проходя мимо ателье по утрам, я плотоядно вглядываюсь в витрины, пока мрачные взгляды владельца не заставляют меня убыстрять шаги. Похоже, этот человек дорожит исключительно мужской атмосферой своего заведения — только для носителей XY-хромосом. А жаль, потому что я получаю удовольствие, бегло оглядывая выставленные в витрине образцы. Мне нравится чувственное сочетание цвета (в одном наряде заключен целый спектр красок — от слоновой кости до золотисто-красноватой охры) и безупречной точности кроя.
Не успели мы отойти от ателье, как натыкаемся на кузена Стефании, симпатягу Ренато, и его родителей. Семейство вышло прогуляться перед сном. Происходит оживленный обмен репликами, дядюшка Стефании любезно поворачивается ко мне и спрашивает что-то по-итальянски. От неожиданности я таращусь на него как овца.
— Папа, она ни слова не понимает из того, что ты говоришь, — обращается Ренато к отцу тоже по-итальянски.
Самое обидное, что я как раз все поняла. Неловкость замечена, происходит заминка, пока мы приводим в порядок выражение лиц.
— Говорят, вы сегодня хорошо провели время в доках? — слегка запинаясь, произносит дядя Стефании, на сей раз по-английски.
— О, да. Там было очень интересно, — вежливо ответствую я, после чего повисает пауза.
Следующее утро проходит в суете. Стефания с Джиневрой отвозят меня на Пьяццале Рома и сажают в автобус. Снова неизбежная перепалка, потому что, пока я изучала расписание, Стефания успела сбегать и купить билет и теперь не желает брать за него деньги.
— Так нечестно! Умоляю, возьми деньги!
— Почему это? — Моя подруга настроена по-боевому. — Это твой последний день, дай мне заплатить.
— Может, ты не заметила, но и в другие дни тоже платила ты. Стефи, будь это пустяковина вроде пирожного, но автобусный билет…
— Вот именно, Бидиша. Это всего лишь автобусный билет, так что не все ли равно?
— Мне не все равно, потому что ты продолжаешь платить за все. Противные вы, девчонки!
Я целую их на прощание и забираюсь в автобус.
— Венеция всегда ждет тебя, — кричит вслед Стефания.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Прошло семь недель, на протяжении которых выяснилось, что я постоянно вспоминаю Венецию. Чем-то это напоминало галлюцинации, возможно, оркестрованные Малером, в которых поблескивающая вода, горбатые мостики и мосты, многослойные пирожные, дорогие сыры, наряды и красивые люди перемешались в единое целое. Вряд ли это можно назвать воскрешением в памяти интересных впечатлений — тут что-то другое, потому что Венеция не подходит под определение «интересна» в тривиальном смысле. Скорее она — покой и отрада, которые до сих пор отзываются во мне, хоть я понимаю, что эти качества суть прямое следствие консерватизма города, его застылости во времени. Венеция — полная противоположность Лондону, а в Лондоне я прожила всю свою жизнь и потому хорошо знаю, что большая часть крупных западных городов — Нью-Йорк, Париж, Берлин — ничем от него принципиально не отличаются. Моя душа требует другого — мне хочется окунуться в иную жизнь, где вещи, ценимые мною прежде (назову богатство и роскошь как самые очевидные примеры), предстают во всей своей никчемности, где истинно британские чувствительность и уязвимость в полной мере уравновешивают безмятежность и благодушие моих итальянских друзей. Но все эти рассуждения лишь помогают понять, что же на самом деле манит меня: Венеция прекрасна, прекрасна настолько, что вызывает привыкание, и, увидев ее однажды, хочешь вернуться. В какой-то момент, рассуждаю я, можно, наверное, объесться Венецией до тошноты — но я не могу представить себя в такой ситуации. И я принимаю решение: подкопить деньжат и перебраться в Венецию на несколько месяцев. Отправиться можно будет уже в конце июля.
Джиневра отдыхает в Сардинии, Грегорио с Лукрецией опять на каких-то конференциях, но Стефания в пределах досягаемости, и я с восторгом предвкушаю скорую встречу с ней. Сейчас она со съемочной группой в Падуе, сорок минут отсюда на поезде. Так что в день приезда в Венецию я наслаждаюсь блаженством одиночества.
На улице под сорок градусов, жарковато для прогулок, и я отсиживаюсь в тени на балконе. Вижу, как бегут по своим делам венецианцы. Темный загар у всех, и никто не обливается потом на солнце. И нет никого в шортах, бейсболках или сандалиях (туристы не в счет).
Мне нравятся шесты для гондол, торчащие из воды. Есть просто бурые струганые бревна, есть в красную и белую полосочку, как леденцы. Разглядываю проплывающие мимо суда: длинные торговые, с контейнерами груза на палубах и обветренной командой; легкие прогулочные лодки в обшивке из стекловолокна; водные такси с богатыми туристами и их багажом на борту; вапоретто, битком набитые пассажирами, многие стоят, пытаясь фотографировать здания по берегам, туристы слишком увлечены своими камерами, чтобы замечать реальную жизнь. Вообще, по сравнению с апрелем туристов заметно больше. Над Большим каналом, то и дело пикируя к воде, хрипло орут чайки; пищат сотни мелких птиц, быстрых, как взмах клинка, — они стайками проносятся в воздухе.
На одном вапоретто замечаю крупного мужчину, загорелого, лицо блестит от пота, с массивным животом. Он держит под мышкой рыженькую собачонку, похожую на кожаный кошелек ростом, фактурой и цветом. Собачонка изнемогает от зноя, язык свесился набок, как ярко-розовый ярлычок на одежде.
Когда солнце начинает клониться к горизонту, я отправляюсь на прогулку. Заглядываю в неприметную пастичерию на исхоженной туристами улице между домом Стефании и вокзалом, сразу за фруктовыми и овощными палатками, и застаю скандал в самом разгаре. Постепенно у меня создается впечатление, что я попала на хорошо срежиссированный спектакль: стороны громко обмениваются «любезностями», не забывая пускать в ход жестикуляцию, но при этом, мне кажется, втайне наслаждаются происходящим. Каждый из спорщиков, когда не кричит, спокойно опирается о прилавок, выслушивая реплики партнера. Начинаю понимать, в чем суть: парень, итальянец, попросил разрешения воспользоваться удобствами, но ему объяснили, что туалета в пастичерии нет. Управляющий одной рукой почти обнимая парня (но при этом он умудряется не дотрагиваться до него), пытается препроводить его к выходу. Остальные работники перекидываются репликами и веселятся как дети, бросающие в фонтан монетки. Прочие посетители попивают свои эспрессо, едят свои пастине (крошечные пирожные) и с удовольствием лицезреют действо.
