Рим. Прогулки по Вечному городу - Мортон Генри Воллам (электронная книга TXT) 📗

Статуи ста сорока святых, расположенные впечатляющим амфитеатром, смотрят с вершины колоннады. Их многочисленность наводит на мысль о том, что в мире нигде больше нет столь обширного открытого пространства, свободного от голубей; действительно, нет ни одного, который бы прилетел снять пробу с выдаваемого лошадям пайка. Я подозреваю, что за отсутствием здесь этих кланяющихся птиц, внезапно и бурно всплескивающих крыльями, кроется какая-то мрачная история, например о разоренных гнездах.

Среди ста сорока святых есть, разумеется, и самые знаменитые, а есть и другие, не столь известные. Среди семидесяти статуй справа — двадцать пять женщин, а из семидесяти с другой стороны — женщин только восемь. Пятая справа, как входишь на площадь, это святая Фекла, столь почитаемая греческой православной церковью. Фекла проследовала за святым Павлом по всей Малой Азии, переодевшись мальчиком. Святая Роза из Лимы — на левой стороне колоннады, и она появилась в церквях незадолго до того, как Бернини поместил ее на колоннаду. Я заметил статую святого Генезия, римского актера, который на сцене смеялся над христианством, пока внезапно не обратился и не отказался играть. Он святой покровитель комедиантов, и в тех редких случаях, когда его изображали живописцы или скульпторы, на нем неизменная шапочка с бубенцами.

Когда Бернини проектировал колонны, он думал, что барочные экипажи кардиналов и принцев будут ездить между ними, и потому центральный проезд из трех, имеющихся в колоннаде, достаточно широк, чтобы разъехаться двум экипажам, а боковые проходы — для пешеходов.

Хотя этот участок был столько веков вымощен кирпичом, даже сейчас виден естественный уклон Ватиканского холма. Холм выше всего на севере, где находится Ватиканский дворец, а к югу становится ниже.

Я подумал: интересно, ходил ли когда-нибудь этой дорогой святой Петр в бытность свою в Риме и видел ли он Ватиканское кладбище, на котором ему суждено было быть похороненным, и Ватиканский холм, где впоследствии построили церковь, ему посвященную. Может быть, он и проходил здесь каким-нибудь тихим весенним днем, еще до того как зловещая тень Нероновой ненависти накрыла молодую церковь. Конечно, Ватиканский холм не являлся одним из самых главных римских холмов: он в стороне от городской стены, на восточном берегу Тибра. Это была пустынная местность с карьерами, в которых добывали глину, и виноградниками. Керамика из здешней глины получалась отличная, а вот вино Ватиканских виноградников — говорят, худшее в Риме. «Если хочешь выпить чего-нибудь горького, выпей Ватикана», — советовал Марциал, да и Цицерон упоминал о плохом качестве вина. Без сомнения, святой Петр слышал истории о происхождении слова «Ватикан»: от vates или vaticinador, то есть «сновидящий». В старые времена именно это место выбрал Нума Помпилий, чтобы получать «послания» от своей супруги нимфы Эгерии.

Святому Петру, безусловно, был известен храм Кибелы, Великой матери богов, на Ватиканском холме. Кибела — фригийское божество, и те, кто ему поклонялись, крестились в бычьей крови, что приводило в ужас христиан, которые видели в этих обрядах, так же как и в поклонении Митре, жуткую пародию на свои собственные таинства. Храм Кибелы был знаменит, и даже на территории Франции и Германии обнаруживали надписи, в которых поклонявшиеся Великой матери богов утверждали, что их обряды — такие же, какие отправлялись и в Ватикане.

В древние времена дорога, ведущая от Тибра к Ватикану, называлась Виа Корнелиа, и, как вдоль всех дорог, ведущих из Рима, вдоль нее располагались захоронения. Эта дорога известна еще благодаря соседним садам, которые посадила Агриппина Старшая, мать Калигулы, а часть ее поместья граничила с кладбищем. У молодых императоров, таких, как Калигула и Нерон, была привычка приезжать на ипподром, построенный в садах, и состязаться здесь на колесницах, запряженных четверками лошадей; а кладбище на склоне холма было так близко, что, когда юный безумец император Гелиогабал пожелал удлинить беговой круг, чтобы впрячь в колесницы слонов, некоторые крайние могилы пришлось сровнять с землей. Возвышенная северная часть вся покрыта фамильными склепами. А еще отсюда каждый мог взглянуть вниз и увидеть, что происходит на арене.

Все, кто оказался на кладбище в одну из ночей 65 года н. э., когда Нерон положил начало преследованиям первых христиан, вероятно, наблюдали отвратительное зрелище, описанное Тацитом. Христиан, одетых в шкуры диких животных, разорвали на куски разъяренные охотничьи собаки; другие христиане, обмазанные смолой, были сожжены на костре; третьи — распяты; и пока разыгрывались это ужасное представление, Нерон, одетый воином, мчался в колеснице по беговому кругу, освещаемому горящими мучениками. Двумя годами позже на том же месте был распят святой Петр. По традиции, в Риме считается, что он принял смерть inter duas metas, [106] посередине скакового круга. Верили, что он умер у подножия обелиска, который теперь стоит в центре площади, куда его перенесли в 1586 году. Первоначально обелиск находился южнее церкви, в маленьком дворике в нескольких ярдах от Кампо Санто. Место на мостовой отмечено камнем. Таким образом, тем, кто потребовал выдачи тела святого Петра, чтобы похоронить его, недалеко пришлось его нести — вверх по Склону, за круглую площадку. Считается, что памятник был воздвигнут над могилой почти сразу и так и пребывал там, и всякий христианин в Риме об этом знал. Константин Великий, возводя первый собор Святого Петра, хотел заключить в него этот памятник, и храм был выстроен в таком трудном и неудобном месте склона только для того, чтобы гробница занимала почетное место в хорде апсиды.

Можно было бы подумать, что у Рима больше нет нераскрытых тайн, но это не так. В последнюю войну археологи Ватикана исследовали гробницу святого Петра и обнаружили то, чего никто не видел со времен Константина — целые улицы языческих захоронений под церковью.

За последние шестнадцать веков Ватиканское кладбище под собором Святого Петра видели несколько раз. В первый раз это было, когда старую церковь снесли в эпоху Возрождения и был построен нынешний собор Святого Петра, а затем еще раз, в 1626 году, во время строительства массивного купола Бернини над высоким алтарем. В тот год копали вокруг того места, где, как считалось, была могила апостола, и папу Урбана VIII попросили решить, надо ли проверять нетронутость гробницы. Было две точки зрения: одни горели желанием узнать, не разграбили ли гробницу святого Петра сарацины в 846 году, другие суеверно боялись потревожить кости апостола. Две-три неожиданные смерти участников раскопок заставили всех вспомнить о письме, написанном Григорием Великим восемь столетий назад. В нем говорилось, что несчастья постигнут тех, кто осмелится потревожить священные останки. Может быть, Урбан VIII и не был суеверен, но тем не менее решил воздержаться от исследования и привел три основных довода: если гробницы апостола не найдут, может быть подвергнут сомнению сам факт присутствия тела святого Петра в Риме; что тело, возможно, будет не опознать среди останков пап раннего периода христианства, похороненных вокруг апостола; и что из-за очень древнего возраста гробницы и останков велик риск нечаянно нанести им какие-нибудь повреждения. Так что было запрещено копать под главным алтарем, и работа свелась к закладке фундамента для бронзового купола.

Урбан VIII боялся, что святого Петра могут не найти, и его страх переводит одну историю, которую со странной настойчивостью повторяли многие выдающиеся писатели, в разряд «желаемое — за действительное». Якобы гробницу случайно видели во время правления Климента VIII — всего лишь за двадцать восемь лет до того. В ходе работ в склепе весной 1594 года участок мостовой провалился и показалась гробница святого Петра, с золотым крестом Константина весом сто пятьдесят фунтов, все еще лежавшим на ней, как он был положен в IV веке. Говорят, Климент VIII тотчас приехал с кардиналами Беллармине, Антониано и Сфондрато и увидел могилу апостола при свете факела. Это зрелище так его потрясло, что он велел немедленно закрыть гробницу снова. В эту красивую историю хочется поверить, но если бы она была правдой, то Урбан VIII, конечно, знал бы о ней, и в Ватикане еще были живы многие, кто мог помнить это событие.