Старый патагонский экспресс - Теру Пол (книги полностью бесплатно txt) 📗

Троица расхохоталась. Черный мальчишка сказал:

— У нас нет учителя.

— Вы не ходите в школу?

— Ходили раньше.

— Откуда вы сюда попали?

Название деревни черного паренька было для меня совершенно непроизносимо. Он сказал, что там живут его родители, но они выгнали его из дома, потому что там и так полно детей. «Как много?» — спросил я. «Больше десяти, — сказал он. — Дом маленький, и есть нечего».

— Мои мама и папа живут в Кали, — сказал второй мальчишка. — Там мой дом. У меня там много сестер и братьев. Но только одна проблема. Мой папа все время меня лупит. Я так его боюсь, что взял и сбежал в Армению.

— А это твой брат? — спросил я.

Третий мальчик рассмеялся и закашлялся.

— Это мой друг.

— Послушайте, — сказал я. — Я дам вам денег, вы их поделите?

— Да, — сказал второй мальчик и обнял за пояс черного. — Этой мой лучший друг.

— А он? — Я кивнул на третьего.

Он был самый заморенный и оборванный, с босыми ногами. Тонкие руки поднялись к горлу в очередном приступе кашля.

— Он тоже с нами, — сказал черный. — Он хочет быть с нами. Он боится оставаться один, — однако, судя по нерешительному тону, черный мальчик воспринимал этого малыша как обузу.

Я дал им денег и еще раз попросил поделить на троих, а потом задал вопрос, хотя заранее знал на него ответ:

— Что вы здесь делаете так поздно?

— Мы стараемся заснуть, — сказал второй.

— Где?

— Вот тут, — и он махнул рукой на крыльцо, где вместо тюфяка лежала разобранная картонная коробка. Стояла сырая холодная ночь, и эту темную улочку насквозь продувал ветер.

— А что же вы едите?

— Люди дают нам еду.

— Вам лучше вернуться домой, — сказал я.

— Нет, хуже, — возразил второй мальчик.

— Мы не можем вернуться домой, — добавил черный. — Это слишком далеко и слишком трудно. Мы сможем жить здесь.

— Но это тоже трудно, жить здесь?

— Мы должны.

Было уже далеко за полночь, и из-за этих прямых и разумных ответов впору было забыть, что разговариваешь с детьми. Они уже прошли жестокую выучку на улицах и были осторожны, как взрослые, но у них не было ничего, кроме этого крыльца и куска картона. Я видел множество попрошаек в Индии с их механическими мольбами дать рупию и заученными жалостными историями. Однако индийские нищие выглядели слишком устрашающе и оставались по другую сторону языкового барьера. Моего знания испанского было достаточно, чтобы общаться с этими мальчиками, и каждое их слово разрывало мне сердце. Хотя они держались со всем возможным достоинством и независимостью, они и понятия не имели о том, как жалок и безнадежен их вид со стороны. На что они надеются, стараясь выжить на этих улицах? Несомненно, рано или поздно они погибнут, и каждый, кто посмеет указать на их маленькие тела в оправдание своего гнева, немедленно будет обвинен в сочувствии большевикам. Здесь ведь демократическое общество, не так ли? Выборы прошли не далее как на прошлой неделе, и в Боготе все наперебой расхваливали мне свою дивную и богатую страну — просто рай на земле, если быть достаточно осторожным и не подпускать к себе мошенников и попрошаек. Какой изощренный самообман и какой чудовищный способ убийства этих детей!

Мы продолжали разговаривать, но я заметил, как на меня косятся прохожие, явно опасаясь, не злоумышляю ли против них, подкупая этих оборвышей? Я отправился дальше, но не выдержал и вернулся минут через пятнадцать. Дети по-прежнему оставались на крыльце, они лежали вповалку, как сардины в банке, и спали. Самый маленький скорчился посередине, а черный мальчик пытался прикрыть его полой своего пиджака от ветра. Я был одет в теплую кожаную куртку и трясся от озноба. Я разглядывал мальчиков, не смея подойти ближе. Они спали неспокойно, и голые ноги торчали на ветру. Я повернул за угол и задержался, пропуская машину. Когда рокот двигателя затих, я снова услышал кашель: протяжный, всхлипывающий кашель туберкулезника.

Такие дети — обычное явление. В Армении выходит местная газета, и на первой полосе выпуска следующего дня наряду с новостями о выборах — точно подсчитать голоса все еще не успели — было сообщение из города Колумбус, штат Огайо. Нам с восторгом рассказывали о том, как после операции, длившейся семь часов, врачи сумели разделить сиамских близнецов. И доктор сказал, что состояние Марка и Мэтью Майерсов удовлетворительное. «А Марк вовсю лягается!» Таковы были главные новости: читатели в провинции обожают всякие диковины, и особенно они популярны в Латинской Америке. А вот меня почему-то больше интересовали другие дети, те, что спят на холодном ветру под дверью на чужом крыльце. О тех, кто спит на картонке на чужом крыльце, в новостях не пишут — им ведь не повезло родиться двухголовыми. Колумбия не находит ничего необычного в бездомных детях.

Я перевернул страницу. Моему вниманию предлагали рекламный разворот с роскошным загородным домом. «Кто говорит, что только за границей можно жить, как в Калифорнии?» — спрашивалось в заголовке. Эти особняки строились всего в миле от Армении, в миле от этого крыльца. Они были описаны со всеми потрясающими деталями. И в заключение сообщалось, что для полной безопасности жильцов и их уверенности в своем будущем подрядчик обязуется с самого начала обнести дом высокой надежной оградой.

Железнодорожный вокзал в Армении представлял собой оштукатуренное желтое здание в стиле южноамериканской архитектуры начала XX века: подобие римской виллы, которую время и непогода сделали еще более римской виллой. Эта ветка соединяла Армению, Меделин и — каким-то зигзагом — Боготу, заканчиваясь в морском порту Буэнавентура. Проблема с вокзалом не отличалась от большей части моих проблем в Колумбии, люди старательно отговаривали меня от посещения этого места.

— Не ходите туда один, — предупреждала меня хозяйка отеля. — Я бы ни за что туда не пошла одна!

— Но я же путешествую один, — возразил я.

— Но это очень опасно.

Я спросил почему.

— Воры.

Там меня непременно ждут воры, убеждали меня люди: на железнодорожных вокзалах, на автобусных станциях, на рынках, в парках, на горных тропинках, в переулках, на центральных улицах. Еще ни разу на мой вопрос, как пройти в какую-то часть города, я не получил вразумительного ответа. «Не ходите туда!» — вот и весь сказ. На экспрессе «Де-Соль» мне говорили, как опасно в Боготе. В Боготе меня уговаривали не ездить в Армению. «Не ездите туда — там опасно!» Железнодорожный вокзал? «Опасно!» Но ведь поезд отходит в шесть утра! «Это самое худшее время — воры оберут вас в темноте!» Но как, скажите на милость, я должен добираться до Кали? «Не ездите в Кали — Кали еще опаснее, чем Армения!»

Я не мог легкомысленно отмахнуться от этих историй. Такие предупреждения сродни историям об уличных бандах Нью-Йорка: ничего определенного, просто какой-то отзвук страха. Но этот колумбиец не пересказывал чью-то байку: он рассуждал об известном ему месте, и его стоило воспринимать всерьез. И у него были все основания предупредить незнакомца и направить его по менее опасному пути. Однако почти всегда эти предупреждения в Колумбии сводились к одному: убирайся из города, найми такси, сядь в самолет, возвращайся домой.

Это начинало угнетать. Я никогда не выходил из номера, не сняв предварительно наручные часы. Но я нигде не задерживался больше чем на пару дней, так как должен был двигаться дальше, и держал в чемодане несколько тысяч долларов (кредитные карты были бесполезны в этой глуши). Я представлял собой легкую дичь: понимая это, я даже отрастил усы — благодаря им и гладким черным волосам я надеялся не так бросаться в глаза. Мне объяснили, что воры обычно работают на пару. Они тычут ножом под ребра или заставляют открыть чемодан. И если кто-то обращался ко мне на улице («Мистер, слышь, одолжи пару монет…»), это бесило меня, доказывая всю тщетность жалких попыток сойти за местного жителя. Однако мне везло: я либо убегал, либо избавлялся от них другим путем, но ни разу не был ограблен ни в Колумбии, ни в других странах.