Перевёрнутый полумесяц - Зикмунд Мирослав (читать книги без регистрации TXT) 📗
Ариф наклонился к Миреку:
— Голубеводство — пагубная страсть. Вот увидишь. Хуже гашиша.
С этим мы уже сталкивались в Бейруте, Триполи и здесь, в Баальбеке. Рано утром, когда повсюду еще все спит, небо над городами и селениями во власти голубятников. Они вылезают на плоские крыши своих жилищ прямо в нижнем белье, даже не проснувшись как следует, поднимают голубей в воздух, и потом каждый гоняет свою стаю в небе, размахивая тряпкой на длинном шесте, свистит, кричит им, разговаривает с ними, словно они его понимают.
Мы допили какао, поблагодарили, ответили на обязательные вопросы, входящие в обряд приветствия гостей. Все внимание снова сосредоточилось на выставке красавцев голубей, ножки которых были украшены колечками, бляшками, браслетиками из цветных бус.
Помощник Ахмеда открыл дверку и вытащил великолепного голубя. Ахмед схватил его за ноги, придерживая за крылья, облизал перья на голове, стал тереть ему глаза о свои усы до тех пор, пока глаза не налились кровью. Затем свободной рукой веером раскрыл перья крыла, снова сложил их, словно карты, и передал голубя соседу. Разговор возобновился и продолжался еще и после того, как голубь снова оказался за сеткой. Мы понемногу вникаем в науку голубятников. Мы уже знаем, почему одного голубя Ахмед не продаст меньше чем за шестьдесят фунтов, а другого, на наш взгляд совершенно такого же, зажарит либо отдаст за бесценок. Чего только не отыщут три десятка мужчин в одном голубе! Только о форме клюва они могут рассуждать полвечера. Но обсудить также необходимо еще форму и посадку головы, цвет каждого перышка. На хвосте перьев должно быть ровно десять, одно в одно. Стоит только обнаружить пятнышко другого цвета хотя бы на одном пере — и о голубе никто не вспомнит. А уж если у птицы не хватает одного пера, то судьба ее решена: палец вниз! И на сковородку.
Через полчаса нам показалось, что мы начинаем кое-что смыслить в голубеводстве. Через час мы выяснили, что нам понадобилось бы просидеть тут полжизни, прежде чем мы поняли бы, что такое это необъяснимое воркующее существо, которого только безнадежно невежественный человек — да простит его аллах — может называть просто голубь.
Глава двадцать шестая
Дурман из долины Бекаа
На этот раз мы едем в долину Бекаа за приключениями. История, которую мы хотим знать, окружена глубокой тайной. Каждый, при ком мы начинаем о ней разговор, старается уклониться от беседы либо испуганно озирается: еще минута — и собеседник в страхе приложит палец к губам.
Мы едем в долину Бекаа по следам слова, как обязательно и должно быть в детективе. Слово это — убийца.
За северной частью долины, на северо-запад от нынешнего Хомса, некогда было княжество странных людей, которые перекочевали сюда откуда-то с гор, прилегающих к Каспийскому морю. Это была секта фанатиков-мусульман, основанная в конце одиннадцатого века «Большим начальником» Хасаном ибн ас-Сабахом. По убеждениям сектантов, чтобы попасть на небо, нужно было убивать. Под руководством Рашида ад-Дина ас-Синана, «Старика с гор», религиозная секта превратилась в банду диких головорезов, садистов, кровожадных убийц, безжалостных к своим жертвам. Они стали грозой своих соседей, а у крестоносцев сердце уходило в пятки, когда они встречались с сектантами во время своих крестовых походов. Благодаря крестоносцам перекочевало в Западную Европу и там закрепилось в ряде языков слово «ассассин» — «убийца», — которое ведет свое происхождение от искаженного арабского «гашшашин», как называли себя члены секты, курильщики гашиша.
Именно дурманящий гашиш и религиозная одержимость превращали их в кровожадных зверей.
Накурившись гашиша, они жаждали шума битвы и шли на верную смерть, как на прогулку, в конце которой их ждало райское отдохновение.
Шейх эль-Джебель строго следил за тем, чтобы тайна гашиша строго соблюдалась. Каждого, кто ее выдавал, ждало единственное наказание — смерть.
На страх другим
Маленькое кафе на баальбекском базаре служит одновременно и доступной столовой. Тут свои постоянные посетители, они знают хозяина, хозяин знает их. Как старых знакомых хозяин приветствует и иностранцев, если они приходят в сопровождении постоянных посетителей. Вдоль стен стоят шкафы с банками соленых огурцов и с сухарями, за стойкой холодильник и две электрические плитки, на которых хозяин может по желанию клиента зажарить либо ягнячью печенку, либо шишкебаб — как будет угодно.
О гашише лучше говорить не здесь, а где-нибудь подальше, ну хотя бы среди развалин Баальбека. В любую минуту может появиться непрошеный слушатель. Мы задерживаемся тут потому, что поджидаем Джамиля, который специально для этой цели должен приехать в Баальбек. Тут у него есть связи среди тех, кто выращивает гашиш, и он попытается кого-нибудь уговорить, чтобы перед нами приоткрыли тайну гашиша.
Ибрагим, стройный, с гладко причесанными волосами и неизбежными усиками, хотя и держится с беззаботным видом, все время внимательно присматривается к вновь пришедшим, определяя, знакомый человек или нет. Говорит он негромко и время от времени взглядом дает знак Азизу, грузчику, чтобы тот умерил свой голос.
— Курение гашиша строго запрещено законом. Каждый курильщик, пойманный полицией на месте преступления, отправляется прямо в тюрьму. Только… что это за мера воспитания, если через две недели его выпускают и он продолжает курить?
— Мы слышали о том, что полиция уничтожает гашиш. Нет ли здесь какой-нибудь связи или аналогии с действиями полиции на побережье Ливана, когда владельцам соляных бассейнов пришлось защищать их с оружием в руках от наемников иностранных конкурентов?
— Не знаю, замешана здесь конкуренция или нет, — отвечает, почесывая за ухом, Азиз, темпераментный детина, в котором явно скрыт талант великого актера. Как и каждый араб, он разговаривает не только с помощью рук, но и с помощью бровей, лба, усов, морщин. — Но бои были. И жестокие бои. В сорок девятом году во время столкновений между теми, кто выращивает гашиш, и полицией были даже убитые. Собственно, те, кто занимается гашишем… — и Азиз резким жестом как бы подчеркивает произносимые слова, — те, кто занимается гашишем, сами никогда за оружие не возьмутся. Они лучше подкупят депутатов парламента и министров. За них дрались палестинские беженцы, голодные бедняки, которых война выгнала из Палестины. Они подставили свой лоб под пули из-за куска хлеба.
— Хочу пояснить: сейчас в Баальбеке двадцать тысяч жителей, половина из них палестинские беженцы. Дешевая рабочая сила. Закон спроса и предложения рабочей силы тут действует надежно, — добавляет Ибрагим с горькой усмешкой.
С гашишем в этой стране творятся удивительнейшие дела. По международной конвенции Ливан — одно из немногих государств, которым разрешено выращивать гашиш. Но ни из каких статистических сведений невозможно установить, сколько в каком году его было выращено. Торговля гашишем запрещена. Тем не менее гашиш преспокойно переправляется контрабандой во все соседние страны, в Сирию и главным образом в Египте. Того, кто при этом попадется, могут оштрафовать на сто тысяч ливанских фунтов, что равно почти четверти миллиона крон.
— Но такое случается очень редко, — перебивает его Азиз. — Торговцы гашишем тесно связаны между собой и кому не верят, того к себе не допустят. А среди них есть и депутаты парламента.
— Вас, однако, интересует, как было дело с уничтожением гашиша. Бывали случаи, когда полиция и солдаты приходили прямо на поле, скашивали урожай и тут же на месте его сжигали. Либо свозили урожай в Баальбек и сжигали на площади, на страх другим. Последний раз такое публичное уничтожение урожая гашиша происходило в пятьдесят шестом году. Сколько его сожгли? Очень много, свозили его по меньшей мере десятком грузовиков.
