Семь месяцев бесконечности - Боярский Виктор Ильич (версия книг TXT) 📗
Утро, несмотря на продолжающийся ветер и поземку, было приятным: во-первых, тепло — около минус 22 градусов, а во-вторых — видимость вполне приличная, видны даже горы, так что идем без сомнений. Однако страдальческий голос нашего предводителя Уилла, раздавшийся в ответ на мое приветствие, немного поколебал мою уверенность. Уилл жаловался на боли в пояснице и просил меня пригласить доктора Этьенна к нему в палатку на консультацию, в связи с чем выход немного задерживался.
Это был первый в практике международной трансантарктической экспедиции вызов врача на дом. Нельзя сказать, чтобы Этьенна привело в восторг такое неожиданное приглашение. Как любой профессиональный врач, он предпочитал здоровых пациентов и был убежден, что все мы в этой экспедиции и являемся таковыми, во всяком случае в основном, иначе сюда бы и не попали. А все мелкие недомогания, включая спинную, головную или душевную боль, он считал само собой проходящими и не заслуживающими его просвещенного внимания. Однако в его аптечке на всякий случай были кое-какие лекарства, причем в основном аспирин. Вот и сейчас, позавтракав (какой уважающий себя доктор прервет завтрак ради визита к сомнительному больному!) и захватив побольше аспирина, Этьенн выбрался из палатки. Вскоре я услышал приглушенные крики Уилла и понял, что аспирин помогает.
Этьенн вернулся в палатку повеселевшим и на мой вопрос о том, сможет ли наш больной оставаться на посту предводителя, отвечал, что прописал Стигеру активную терапию, аспирин и мазь. «Через 100 километров выпрямится и встанет на ноги», — уверенно заключил доктор и взялся за очередного хронического больного — печку, которая опять забарахлила, наверное, ревнуя доктора к новому пациенту. Видно было, что ремонт печки вызывал у Этьенна больший энтузиазм, чем ремонт поясницы предводителя.
Утро пролетело незаметно, и в 10 часов мы вышли. Уилл держался молодцом. Я подъехал к нему. «Ну, как?» — спросил я, откровенно любуясь прямой и строгой осанкой предводителя. «Беттер, мач беттер», — отвечал Уилл, не выпуская из рук стойки нарт.
Из-за сильного встречного ветра опять шли очень медленно, подъем продолжался, и к обеду нам удалось пройти только 8 миль. И после обеда продолжали карабкаться в гору. Собаки, конечно, чувствовали себя увереннее лыжников на твердой, покрытой застругами скользкой поверхности и поэтому легко доставали меня, но при всем моем желании я не мог идти быстрее. Подъем завершился обширным плато. Горы как-то резко приблизились, ветер стих, и даже выглянуло солнце. Эти горы выглядели уже более по-летнему: северные и западные склоны их не были покрыты снегом. Весна наступала, и высокое солнце очень быстро слизывало снег, и лед с обращенных к нему крутых горных склонов.
Я вспомнил заснеженные беломраморные «неживые» горы зимнего Антарктического полуострова, так что такие перемены не могли не радовать.
Несмотря на небольшую скорость движения и поздний выход, мы прошли в этот день 20 миль! Днем случилась первая поломка крепления на лыжах Этьенна, и он дотянул до лагеря, что называете, на пристяжных. У меня третий день мозжит левую пятку в области ахиллесова сухожилия. Я растянул его во время одной из тренировок еще зимой накануне экспедиции, и первый раз оно дало себя знать здесь, в Антарктиде, после того памятного дня, 16 октября, когда я карабкался по застругам без лыж.
Сегодня вечером услышали Пунта-Аренас, но он нас не слышал. Крике передал на Кинг-Джордж, что по-прежнему нет никаких известий от нас, кроме координат, а от самолета «Твин оттер», сидящего где-то на леднике, последние три дня вообще нет ничего. Где Брайтон?! Лагерь в координатах: 77,0° ю. ш., 86,2° з. д.
Когда термометр показывает всего минус 14 градусов, то, уверяю вас, вы совершенно спокойно сможете, обтеревшись снегом, подставить влажное тело ветру для просушки, а затем не спеша, наслаждаясь великолепной картиной утра, позолоченных низким солнцем горных вершин и голубого неба, пройтись босиком по снегу, оставляя удивительно четкие, как на мокром песке, следы. Именно так было со мной в это удивительное утро. Температура минус 14 градусов после сорокаградусных морозов воспринималась как положительная — такому восприятию не мешал ни сильный южный ветер, ни поземка.
Сегодня на операционном столе доктора сломанное накануне крепление. Чувствовалось, что Этьенн еще не растерял навыки, приобретенные им, когда он практиковал в сельской местности сразу же после окончания института. По его рассказам, ему пришлось тогда освоить все — от приема родов до лечения ящура у коров. Сейчас доктор с тем же продиктованным безысходностью отчаянием брался за любую операцию — от уилловского радикулита до ремонта печки и лыжных креплений. И, надо сказать, брался небезуспешно.
Часа два я удерживал лидирующую позицию, несмотря на сильный встречный ветер, подъем и скользкую поверхность. Идти приходилось главным образом за счет усилий рук — палки сгибались, но выдерживали. Но затем собаки стали настигать меня все чаще и чаще, и я уступил место Тьюли, а сам откатился назад, не прикладывая для этого ровным счетом никаких усилий. Вскоре после этой перестановки наш отряд попал в зону гигантских застругов. Таких, пожалуй, еще не встречали. Огромные, облизанные ветром, хаотически разбросанные ледяные валуны высотой до метра преградили нам путь. Тьюли смело пошла на них в атаку, а нам всем пришлось снять лыжи и держаться поближе к нартам, чтобы предотвратить их опрокидывание во время особенно резких наклонов.
По-прежнему, не переставая, дул ветер. Подъем продолжался, обращенные к нам черные склоны хребта Сентинел медленно приближались. Мы обошли отмеченный на карте район трещин и пересекли несколько довольно широких из них, причем под идущими первыми нартами Джефа провалился снежный мост, как раз на стыке с краем трещины. Пришлось осторожно выталкивать осевшие нарты, помогая собакам.
Рельеф волнистый, типичный для горного района. Огромные ледяные волны вытянуты в широтном направлении, их северные склоны покрыты подтаявшей на солнце, очень скользкой ледяной корочкой, и подниматься по ним довольно трудно, зато спуски с южных заснеженных склонов совершенно безопасны. К обеду поземка неожиданно прекратилась, и, несмотря на сильный ветер, мы достаточно комфортабельно поели. Я спросил у Джефа, не устал ли он лидировать. Джеф отвечал, что до конца дня, наверное, протянет, поэтому после обеда порядок движения не меняли. Мы с Этьенном шли позади всех — он с двумя лыжными палками, я с одной.
Рельеф стал более пересеченным, и упряжки довольно далеко от нас оторвались, поэтому сегодня я испытал необычное для себя ощущение: я пришел в лагерь не первым, более того, когда мы с Этьенном, как два странствующих дервиша, вошли в лагерь, Уилл и Дахо уже установили палатку, а Джеф и Кейзо распрягли собак. Место для лагеря, выбранное Джефом, представляло собой гладкую ледяную поверхность без признаков снега, выдутую не прекращающимся и сейчас юго-западным ветром.
Температура всего минус 14, синее небо, и существенно более низкая влажность воздуха. Обкопать палатку снегом как следует не удалось из-за отсутствия последнего. В результате остались незакрытыми многочисленные щели и дырочки, которые создавали в палатке режим наибольшего благоприятствования для свежего и столь необходимого нам воздуха.
Сколько мы прошли за сегодняшний день — точно неизвестно, так как на время движения по застругам пришлось демонтировать мерное колесо Джефа, чтобы не сломать его при опрокидывании нарт. По оценкам Джефа, примерно 20 миль.
Для нас с Этьенном это было принципиально, потому что в соответствии с установленным в нашей палатке порядком мы могли позволить себе на ужин мясо в том, и только в том, случае, если оно имелось в наличии и если в этот день мы проходили более 20 миль. Считая оценку Джефа вполне убедительной, мы позволили себе в этот вечер мясо и, конечно, совершенно роскошный десерт, описывать который я не буду, дабы не вызывать у читателей чувства зависти.
