Необыкновенные приключения экспедиции Барсака (илл. В. Колтунова) - Верн Жюль Габриэль (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗

Речь, таким образом, шла о длительном путешествии. Тем не менее господин Исидор Тассен не мог льстить себя надеждой, что ему удастся сделать сколько-нибудь значительное географическое открытие. По правде говоря, присутствие члена Географического общества было излишним. Мечта «открыть» Петлю Нигера казалась такой же нереальной, как и «открыть» Америку. Но господин Тассен не был привередлив. Земной шар уже избороздили во всех направлениях, и ему приходилось довольствоваться малым.

Таким образом, он благоразумно решил ограничить свои притязания. Петля Нигера давно уже перестала быть недоступной и таинственной областью, какой она слыла в течение стольких лет. Начиная с немецкого доктора Барта, который первым пересек ее в 1853 и 1854 годах, целая плеяда храбрецов завоевывала ее часть за частью. Это были в 1887 году лейтенант флота Карон и превосходный во всех отношениях исследователь капитан Бингер: в 1889 году — лейтенант флота Жем; в 1890 году — доктор Кроза: в 1891 году — капитан Монтейль; в 1893 и 1894 годах — погибшие славной смертью лейтенант Об и полковник Бонье; взявший Тимбукту лейтенант Буате, к которому вскоре присоединился комендант Жоффр. В том же 1894 и следующем 1895 году туда были направлены капитан Туте и лейтенант Тарж; в 1896 году лейтенант флота Урст и многие другие, выступившие, чтобы завершить кампанию, в результате которой полковник Одеу захватил Конг и сломил могущество Самори [14]. С тех пор Западный Судан перестал носить название дикого; административные власти завершили его покорение, множились посты, все надежнее укрепляя благодатное французское владычество.

В то время, когда парламентская комиссия собиралась в свою очередь проникнуть в эти области, умиротворение еще не было полным, однако безопасность значительно возросла, и можно было надеяться, что путешествие пройдет если не без приключений, то, во всяком случае, без несчастных случаев, и что все сведется к прогулке среди мирных племен, которые Барсак считал созревшими для наслаждения всеми радостями избирательного права.

Отправление было назначено на первое декабря.

Накануне отъезда, тридцатого ноября, официальный обед должен был в последний раз собрать всех членов экспедиции за столом губернатора. Во время обеда обменялись, как полагается, тостами при обязательном исполнении национального гимна; последние бокалы были подняты за успех экспедиции и во славу республики.

В этот день Барсак, уставший после прогулки под раскаленным солнцем Конакри, только что вернулся в свою комнату и блаженно обмахивался в ожидании, когда наступит момент скинуть черный сюртук, от которого никакая температура не может избавить официальных лиц при исполнении ими служебных обязанностей; в это время вестовой, солдат сверхсрочной службы, знавший все уголки колонии, доложил, что две особы просят их принять.

— Кто это? — спросил Барсак.

Вестовой жестом показал, что не знает.

— Тип и дама, — сказал он простодушно.

— Колонисты?

— Не думаю, судя по их странному виду, — отвечал вестовой. — Мужчина — долговязый, с реденькой травкой на булыжнике.

— На булыжнике?…

— Да ведь он лысый! С баками из кудели и с глазами как шарики, которыми украшают кровати.

— У вас богатое воображение! — заметил Барсак. — А женщина?

— Женщина?…

— Да. Какова она? Молодая?

— Молодая.

— Красивая?

— Да, и нарядная!

Барсак машинально покрутил ус и сказал:

— Пусть войдут.

Отдав этот приказ, он невольно посмотрелся в зеркало, отразившее его дородную фигуру. Если бы он не думал о другом, он мог бы заметить, что часы показывали шесть вечера.

Принимая во внимание разницу в долготе, это был тот самый момент, когда началось нападение на Агентство DK Центрального банка, описанное в первой главе нашего рассказа.

Посетители, мужчина лет сорока, сопровождаемый девушкой двадцати — двадцати пяти лет, были введены в комнату, где Барсак вкушал прелесть отдыха перед тем, как подвергнуться скуке официального обеда.

Мужчина был очень высок. Пара бесконечно длинных ног поддерживала короткое туловище, оканчивавшееся длинной костлявой шеей, которая служила пьедесталом для сильно вытянутой вверх головы. Если его глаза и не были похожи на кроватные шарики, как заявил вестовой, злоупотребляя рискованными сравнениями, нельзя было, однако, оспаривать, что они навыкате, что нос велик, что губы, над которыми неумолимая бритва уничтожила усы, слишком толсты. С другой стороны, короткие бакенбарды на манер тех, какие так любят австрийцы, и венчик курчавых волос, окружавших необычайно блестящий голый череп, позволяли утверждать, что вестовому не хватало точности в выборе определений. «Кудель», — сказал он. Слово неподходящее. В действительности субъект был рыжим.

Этот портрет избавляет от необходимости говорить, что мужчина не отличался красотой, но безобразие его было симпатично: его толстые губы выражали чистосердечие, а в глазах сверкала лукавая доброта, которую наши предки определяли очаровательным словом «простодушие».

За ним шла молодая девушка. Нужно признаться, что часовой, объявив ее красивой, на этот раз ничуть не преувеличил. Высокая, стройная, с изящной талией, свежим, прекрасно очерченным ртом, с тонким прямым носом, большими глазами, очаровательными бровями и пышной копной черных волос, она была совершенная красавица.

Барсак предложил посетителям сесть, и мужчина заговорил:

— Простите нас, господин депутат, за беспокойство и извините, что мы сами вам представимся, поскольку иначе сделать просто невозможно. Меня зовут — вы мне позволите прибавить согласно моей привычке, — я сожалею, что меня так зовут, так как это очень смешное имя, Аженор де Сен-Берен, домовладелец, холостяк и гражданин города Ренна. — Рассказав таким образом о своем общественном положении, Аженор де Сен-Берен выдержал небольшую паузу, а затем, сделав жест рукой, представил: — Мадемуазель Жанна Морна, моя тетка.

— Ваша тетка? — изумился Барсак.

— Да. Мадемуазель Морна — действительно моя тетка, настолько, насколько можно быть чьей-нибудь теткой! — уверил Аженор де Сен-Берен, в то время как веселая улыбка заиграла на губах молодой девушки.

Ее прекрасное лицо, единственным недостатком которого была излишняя серьезность, сразу осветилось.

— Господин де Сен-Берен, — объяснила она с легким английским акцентом, — по праву называется моим племянником и никогда не упускает случая подчеркнуть нашу степень родства.

— Это меня молодит, — прервал племянник.

— Но, — продолжала Жанна Морна, — поскольку эффект достигнут, он соглашается поменяться ролями и становится дядюшкой Аженором, каковым, по семейной традиции, он всегда и был со дня моего рождения.

— И что больше подходит к моему возрасту, — объяснил дядя-племянник. — Но, покончив с представлениями, позвольте мне, господин депутат, объяснить цель нашего прихода. Мадемуазель Морна и я — исследователи. Моя тетка-племянница — неустрашимая путешественница, а я, как добрый дядюшка-племянник, позволил ей увлечь себя в эти отдаленные страны. Мы хотели бы под вашим предводительством направиться внутрь страны в поисках новых впечатлений и зрелищ. Наши приготовления закончены, и мы готовы были выехать, когда узнали, что по тому же маршруту, что и наш, должна отправиться экспедиция под вашим руководством. Я тогда сказал: «Мадемуазель Морна, как ни спокойна эта страна, мне кажется, нам следует присоединиться к экспедиции, если только нас захотят принять». Мы пришли просить разрешения отправиться в путешествие вместе с вами.

— Принципиально я не вижу в этом никаких неудобств, — ответил Барсак, — но я должен, как вы понимаете, посоветоваться с моими товарищами.

— Это вполне естественно, — одобрил Сен-Берен.

— Может быть, — предположил Барсак, — они побоятся, что присутствие женщины замедлит наше передвижение и будет несовместимо с целями нашей программы… В этом случае…