Из Парижа в Бразилию по суше - Буссенар Луи Анри (бесплатные онлайн книги читаем полные .txt) 📗

Могила — зрелище печальное. Приходите иногда меня навестить».

— Жак, — задумчиво сказал Жюльен, закончив чтение, — я только что признал, что ваш дядюшка — философ, теперь я бы добавил, что у него золотое сердце. За строками письма, в каждом слове — переливающаяся через край сентиментальность, желание нести тепло и ласку. Этого не скрыть даже изящной иронией. Буду откровенен с тобой, ты совершил большую глупость, отказавшись тогда навестить этого прекрасного человека. Что теперь ты думаешь делать?

— Если бы я знал! Меня охватывает ужас при одной мысли о том, чтобы подняться на корабль!

— Ты что, болен?

— Это хуже, чем обычная болезнь. Хуже всего на свете.

— Трусишь? Впрочем, не может этого быть, я видел тебя в драках. Ты сражался как лев. Уж я-то помню!

— А что бы ты сделал на моем месте?

— Проще простого! Побежал бы в транспортное агентство и заказал билет на первый же пароход, идущий в Бразилию. А там бы уж возложил цветы на могилу, что вдали от дома.

— Я знаю, что умру в пути.

— Фу-ты, мокрая курица!

— Ты не знаешь, что такое морская болезнь!

— А ты знаешь?

— Увы! Однажды, себе на беду, я решил совершить прекрасную водную прогулку из Гавра [38] в Кан [39] и по возвращении рассказать моим коллегам об этом путешествии. Но едва я ступил на сходни, со мной начало твориться нечто невероятное — как при холере или белой горячке. А когда пароход отправился в путь, стало совсем худо.

— Обычная морская болезнь!

— Наверное. Но такой силы, что и матросы и пассажиры, глядя на меня, испытывали не только сочувствие, но и отвращение. Не в силах подняться, истерзанный беспрерывными рвотными позывами, лежал я, словно грязное животное, в собственных нечистотах, уверенный в том, что конец мой близок.

— Потом к морю привыкаешь.

— Это так говорится. От Гавра до Кана не более трех часов, но, поскольку штормило, мы проплыли целых восемь. И с каждой минутой мучения мои становились все нестерпимее. Меня рвало кровью, я потерял сознание. Сам капитан, старый морской волк, говорил, что никогда не видел ничего подобного.

— Ну и ну!

— Я терпел эту качку восемь часов, возможно, выдержал бы и все двенадцать, но ведь от Бордо до Рио-де-Жанейро не двенадцать часов, а двадцать три дня! Уверен, что я окочурюсь по пути.

— А давно совершил ты ту прогулку?

— Лет двенадцать тому назад.

— Может быть, твой организм за это время перестроился? Такое случается. Многие, страдавшие в юности морской болезнью, в зрелом возрасте смеются и над килевой, и над бортовой качкой.

— Уверен, все будет, как и прежде. При одном лишь взгляде на деревянных коней карусели или на качели у меня начинает кружиться голова. Недавно я решил прокатиться на пароходике по Сене. Все повторилось, да так сильно, что пассажиры пришли в негодование, предполагая, что я хлебнул лишнего. Меня даже чуть не забрали в полицию за злоупотребление спиртными напитками в общественном месте. Морская болезнь — на Сене! А тут ведь надо Атлантический океан пересечь.

— Ну что же делать?

— Я не побоялся бы отправиться в Африку, к самому экватору, на Камчатку, куда угодно. Я силен как бык, моей выносливости, необычайной для типичной кацелярской крысы, любой бы мог позавидовать.

— Неужели?

— Да. Когда я начал полнеть, то решил заняться фехтованием и гимнастикой. И стал одним из лучших учеников Паса.

— Браво!

— Если бы я знал, как добраться до той фазенды, не подвергая себя отвратительному недугу, я бы ни минуты не колебался.

— Прекрасно! А если я подскажу тебе такой путь?

— То сразу же поеду.

— Ловлю на слове!

— Ну что ж, если пообещаешь не обрекать меня на морскую болезнь.

— Обещаю!

— Итак, что же ты надумал?

— Просить у официанта счет и бумагу с ручкой.

— А бумагу-то зачем?

— Чтобы ты смог написать на имяпрефекта округа Сены прошение об отставке.

— Ты всерьез?

— Я люблю пошутить, но не в таких делах!

— Ну что ж, сжигаю свои корабли! [40]

— И тем самым спасаешь себя от морской болезни? — обыграл слова Жака Жюльен. — Чтобы осуществить задуманный мною план?

— Какой именно?

— А это пусть станет для тебя сюрпризом! — ответил Жюльен, а про себя подумал: «Ты называешь экватор и Камчатку, словно речь идет о прогулке в Аньер [41]. Ну что ж, на Камчатке ты побываешь. И еще во многих других местах! Я буду не я, если не заставлю тебя добраться до Бразилии по суше!»

ГЛАВА 4

Друзья по коллежу. —Печальная участь Жюльена. —Насмешки над новичком. —Надежный защитник. —Портреты друзей. —Преисполненное почтения прошение Жака об отставке. —Первые приготовления к долгому путешествию. —Письмо государственного секретаря ее величества королевы. —Последствия обильных возлияний. —На Северной железной дороге. —Сорок минут, не считая суток. —Кошмарное пробуждение. —В Петербург.

Дружба Жака Арно и Жюльена де Клене началась еще в школьные годы. Жюльен осиротел в двенадцать лет, и опекун поспешно поместил его в коллеж Святой Варвары, чтобы без помех управляться с солидным капиталом своего подопечного. В интернате мальчик был лишен всего — и встреч с родственниками в большой гостиной, и редких долгожданных прогулок за стенами учебного заведения, и даже каникул, проведенных под родимым кровом. Всякий раз, когда веселый рой воспитанников коллежа разлетался по своим домам, маленький миллионер, более несчастный, чем остальные, вместе взятые, оставался в интернате с детьми из Бразилии, Египта и Румынии, которые за сравнительно короткие каникулы просто не успели бы добраться до родины и вернуться назад.

Лишенный тепла семейного очага, не представляя себе, что такое домашнее обучение, Жюльен, однако, не стал лентяем, как многие его сверстники. Наоборот, упорно, со всем пылом юного, жаждущего знаний интеллекта овладевал он науками и прослыл блестящим учеником.

Шел уже третий год пребывания Жюльена в коллеже Святой Варвары, когда однажды после каникул он заметил в толпе растерянных, неловких новичков высокого, краснощекого, нескладного и, судя по всему, насмерть перепуганного увальня. Деревенские манеры и свойственный жителям Турени акцент заранее предполагали, что скоро этот недотепа станет жертвой боевой группировки, державшейся всегда во дворе особняком: задиры то обсуждали скачки на ипподроме, то делились новостями из жизни какого-нибудь известного артиста, — короче, готовя себя к высшему свету, набирались друг от друга массы бесценных сведений, без коих нечего и соваться в парижскую жизнь.

Сим бедолагой и был Жак Арно. Непосредственный, не знакомый с условностями, он уже в силу одного этого становился объектом издевательства со стороны подростков, озлобленных, словно маленькие, измученные возрастными недугами старички. Решив, что простак превосходно подходит к роли мальчика для битья, юные истязатели, изощряясь, старались как можно больнее уколоть беззащитного паренька хлесткими эпиграммами весьма сомнительного вкуса, передававшимися из класса в класс как заразная болезнь. Однако Жак был совершенно равнодушен к едким насмешкам, по-видимому, не вполне понимая их суть.

Стараясь вывести Жака из себя, шалунишки становились все беспощаднее и творили над ним жестокие проказы, к счастью, теперь позабытые в наших школах. А бедный мальчик, затаившись в углу, как побитая собачонка, заливался горючими слезами.

— А ну, хватит! — раздался как-то раз, когда сорванцы снова напали на мальчугана, громкий решительный возглас, и на мучителей обрушился град мастерски нацеленных ударов — и ногами и кулаками. И уж не сосчитать подбитых глаз, рассеченных губ, окровавленных носов. — А ну, смелей! — прозвучал тот же голос. — Делай как я! Бей! Сильней! Еще! Еще!