Годы исканий в Азии - Мурзаев Эдуард Макарович (серии книг читать бесплатно .txt) 📗

Рано утром наш маленький караван ушёл в далёкий путь. Монголы дали лёгких на ходу верблюдов, вьюка с нами не было. В небольших перемётных сумах лежали хлеб, по куску вареного мяса, луковицы и по две фляги воды. При этом лёгком снаряжении мы могли передвигаться быстро, часто рысью. Верблюжья рысь стремительна: верблюд бежит широким шагом, далеко выбрасывая ноги. Лошадь не угонится на ним.

Очень утомительно ехать верхом на верблюде. Но я уже давно был знаком с такой ездой: на спинах верблюдов проделал тысячи километров в Средней Азии и постепенно научился, как настоящие туркмены, на ходу садиться на животных, хватаясь за хатыб — луку верблюжьего вьючного седла. Сначала было нелегко бесконечно качаться на верблюжьей спине, перегибаясь в пояснице. В Туркмении ездили только шагом в караванах. В Монголии же двугорбые верблюды более легки на ходу. Гобийские кочевники часто используют этих животных специально как верховых и при этом гонят их быстрой рысью, покрывая в день 100-километровое расстояние, а в случае необходимости и больше.

И теперь нам нужно было быстро двигаться, скромные запасы воды и продовольствия не позволяли медлить. Наш проводник имел хорошего ездового верблюда: он долго мог идти лёгкой иноходью, без устали делал восемь — десять километров в час, и всадник, с большим удобством сидя в седле, не замечал трудности путешествия. Я же с товарищем ехал то шагом, отставая от проводника, то быстрой рысью, нагоняя его. Когда верблюды переходили в рысь, мы болтались в седле, как вьючные мешки, нас высоко бросало, и каждый раз мы тяжело хлопались на спину животного. Прямо скажем, это было неприятно: казалось, вот-вот наши внутренности разорвутся. Долго ехать рысью мы не могли. Как только догоняли проводника, немедленно переводили верблюдов на шаг и облегчённо вздыхали. На некоторое время получали успокоение и отдых.

Постепенно мы научились заставлять верблюдов идти трусцой и тогда почти не отставали от проводника. Мы возомнили себя уже настоящими монголами, но к концу дня чувствовали такую разбитость, что с трудом передвигали ноги.

К середине следующего дня — 3 августа — подошли к оазису Эгин-Гол. Он виднелся издалека. Его высокие тополя были действительностью, а не миражем. К миражам мы уже привыкли в пустынях, они больше не обманывали нас.

Эгин-Гол занимает большую площадь. Проводник говорил нам, что здесь выбивается двенадцать родников [83], они увлажняют и местами заболачивают землю. Оазис зеленел в широких и пологих долинах, по которым во время редких ливней с гор приходят мутные потоки воды. Они нанесли большое количество суглинков, под ними видна плохо обкатанная галька. В этих наносах и скапливается грунтовая вода, выходящая источниками на земную поверхность.

Растительность Эгин-Гола поражает своей свежестью. Больше всего здесь тростника. Это великолепный тростник, густой и высокий; когда входишь в него, то сразу исчезает горизонт, растения смыкаются за человеком плотной стеной. Я срезал тростник высотой в 3 метра 60 сантиметров.

Разнолистные тополя растут рощами и одиночными деревьями. Тополя мощные, высокие. В болотах обычна осока, по засолённым почвам — белена, пырей, чий, селитрянка. На окраинах оазиса широкими массивами растут саксаульники. Саксаула тут много. Отдельные деревья-кусты достигают 2,5 метра высоты.

Сухие русла — сайры — обрамляются пышными, густыми тёмно-зелёными тамарисками. В них находят убежище многочисленные животные.

К родникам Эгин-Гола издалека приходят быстрые и осторожные звери пустыни. Их влечёт сюда пресная вода. Частые звериные тропы радиусами сходятся к оазису. Свежие следы говорят о том, что он посещается каждой ночью. Вот большой чёткий след кулана, вот два сердечка раздвоенного копытца антилопы джейрана, вот широкий, почти круглый след дикого верблюда. Озираясь и боязливо прислушиваясь к шорохам, подолгу пьют они живительную влагу.

Мы бродили по оазису, удивляясь его богатству. Как необычно было видеть такое разнообразие растительности в Заалтайской пустыне. Под широкой кроной громадного тополя пили чай. Наши верблюды паслись в стороне. Их животы сильно раздулись от выпитой воды и съеденного корма.

К вечеру подул западный ветер. Исчезли мухи, жуки, клещи, мошкара. Сразу дружно заговорили тростники и шумно зашелестели листья на тополях. Мы отвыкли от неумолчного шороха зелени и, засыпая под деревьями, долго слушали эти звуки, как музыку, напоминающую родные мотивы и пейзажи средней полосы далёкой Отчизны.

На сухой и твёрдой гобийской земле, ворочаясь с боку на бок, мы думали о Родине, о её лесах и привольных пашнях, мечтали: придёт время, и вновь будем слушать шелест белых берёз и серебристых вётел.

Обратный путь с Эгин-Гола совершили в один день, пройдя на верблюдах 85 километров. Это было нелегко. Мы быстро ехали по равнине, но затем долго блуждали в сухих оврагах и долинах северных предгорий Цаган-Богдо. Здесь оказался сложный лабиринт ущелий, и не так просто было выбрать нужное направление. Проводник ориентировался по каменным знакам, поставленным в местах слияния оврагов. Потом мы искали перевальную тропу через хребет и нашли уютный, окружённый хорошим лужком родничок Суджи, в котором оказалась прекрасная вода.

Лунная ночь спустилась на горы. Мы шли узким каньоном. Скалистые стены каньона давили. Кругом вздымались мраморы, граниты, сланцы. Луна обманывала: тень скал казалась пропастью без дна. Горы спали.

Верблюды шагали бесшумно, ничто не нарушало ночной тишины. Уставшие, молчали и путники. Шли пешком, ведя животных на поводу.

В полночь подошли к лагерю. Костёр давно погас, и угли едва тлели. Но пища в котле была ещё горячая. Заботливый дежурный крепко укутал котёл шубой: такой «термос» долго сохраняет тепло.

Так закончилась наша трёхдневная экскурсия к оазису Эгин-Гол. Она много дала нам, и не жаль было ни трёх дней, ни наших трудов. Экскурсия была также памятна одним приключением: на обратном пути нам повезло — мы встретили гобийского медведя.

Монголия — своеобразный заповедник таких диких животных, которые или нигде в мире больше не встречаются, или ещё остались в соседних областях, но в очень ограниченном количестве. Громадная площадь страны, редкое население, привольные пастбища, отсутствие больших городов способствовали выживанию редких животных. В Монголии обычны ещё куланы, дзерены, джейраны.

В западной части Гоби, на границе с Синьцзяном, сохранились лошади Пржевальского. В Заалтайской Гоби, вдали от населённых пунктов, пасутся дикие верблюды, в полупустынях запада водится антилопа сайга, а в горах Цаган-Богдо — малочисленный гобийский медведь.

Лошадь Пржевальского мне не пришлось увидеть на воле, в природной обстановке, но зато посчастливилось встретить диких верблюдов, сайгу и медведя.

Сначала о встрече с косолапым.

До заката солнца оставалось часа четыре. За день пути мы уже порядком устали. Верблюды шли своим обычным широким шагом. Однообразная картина мелкосопочных предгорий гобийского хребта Цаган-Богдо казалась утомительной и малоинтересной. До лагеря ещё было далеко, хорошо если придём до темноты: ночью ехать трудно, да к тому же какой прок географам от ночных хождений?

Ещё утром, отправляясь в путь, мы говорили о медведе-отшельнике, живущем в пустыне. Хорошо было бы его встретить и убедиться, что это животное лесов или высоких влажных гор живёт в сухой пустыне Гоби.

Сведения о гобийском медведе проникли в литературу уже давно. Я уже упоминал, что ещё в самом конце прошлого столетия В. Ф. Ладыгин, участник Камской экспедиции П. К. Козлова, пересекая по меридиану Заалтайскую Гоби, записал, что, по сообщениям монголов, в горах Цаган-Богдо и Хух-Тумурту водятся медведи. Но встретить медведя ему не удалось. Позже экспедиции Комитета наук Монгольской Народной Республики подтвердили сведения Ладыгина. Действительно, по сообщениям монголов, медведь сохранился в Гоби: питается он различными кореньями, особенно любит ревень, который обычен в Цаган-Богдо.