Очерки по истории географических открытий. Том 1 - Магидович Иосиф Петрович (читать книги полностью без сокращений бесплатно TXT) 📗
Плавание Истомы
Московский дипломат Григорий Истома в 1496 г. был направлен послом в Данию [204]. Путь из Москвы через Новгород на запад был отрезан из-за войны со шведами, и посольство двинулось северным маршрутом. Из устья Северной Двины на четырех судах они шли сначала вдоль Зимнего берега. «Здесь перед нами тянулись высокие и крутые горы…» — первое упоминание о Беломорско-Кулойском плато, высотой до 210 м. Пройдя Горло Белого моря, «…мы поплыли, придерживаясь [Мурманского] берега с левой стороны и… подошли к народам Финлаппии [Лапландии]…Затем, оставив землю лопи и проплыв 80 миль, мы достигли Нордпода [Норботтен], области, подвластной шведскому королю…» Несомненно, на пути к этой области, а не следуя вдоль нее, суда, «миновав излучистый берег», подошли к мысу Святой Нос (68°8′ с. ш.) — «огромной скале… выдающейся в море», затем — «к утесистой горе… Семес» — вероятно, это один из группы Семи Островов (68°48′ с. ш.).
После длинного перехода в северо-западном направлении суда вошли в Мотовский залив, огражденный с севера Рыбачьим п-овом. Истома называет его по заливу: «…мы подошли к другому огромному мысу по имени Мотка, он похож на полуостров и… так далеко вдался в море, что его едва можно обойти в восемь дней. Поэтому мы… перенесли свои суда и груз через перешеек в полмили шириной. Потом мы проплыли в землю дикой лопи к месту, называемому Дронт [местоположение спорно]. Здесь, оставив лодьи, мы дальнейший путь проделали по суше на санях. В этой стране мы видели стада оленей, как у нас быков… Лопари обыкновенно запрягают оленей в сани, сделанные наподобие рыбачьей лодки…» Русские якобы добрались на санях с оленьей упряжкой «до города Берген, лежащего в горах, а оттуда — уже на лошадях — завершили путешествие в Данию…»
Открытие Карского моря и пути в Мангазею
Вероятно, в XII–XIII вв. русские промышленники-поморы в поисках «драгоценной рухляди» (пушнины) и новых лежбищ моржей через Югорский Шар или Карские Ворота вышли в Карское море. Они «бежали парусом» на восток по морю через «злые места» до п-ова Ямал, на его западном низменном побережье обнаружили богатые залежи моржей; поднимались по р. Мутной, впадающей в Байдарацкую губу; через короткий сухой волок (водораздел) перетаскивали свои лодьи [205] к верховьям р. Зеленой, текущей в Обскую губу. «А сухого волоку от озера до озера в верховьях обеих рек с полверсты и больше, а место ровное, земля песчаная». Спускаясь по Зеленой, поморы заходили в устья Оби и Таза. Обычно морской путь от Северной Двины до Таза отнимал четыре-пять недель, а от устья Печоры — не более трех. На Тазе промышленники организовали несколько торговых пунктов (острожков) и вели там «немой торг» с местными жителями — хантами и ненцами. Низовья Таза — это и было ядро Мангазеи [206], о которой тогда мечтали все русские торговцы пушниной.
Кроме северного морского пути через большое море-окиян, в Мангазею от Печоры вели другие дороги, более длинные и тяжелые, — по притокам Печоры и через водоразделы Каменного Пояса на притоки Оби. Первая, северная дорога шла, как уже указывалось, вверх по Усе до Камня, а затем Собским волоком до Соби, северного притока Оби. Вторая вела с Печоры через Камень на Северную Сосьву и Обь. Третья, южная выводила из бассейна Камы и ее притока Чусовой в бассейн Иртыша через Туру, Тавду и Тобол. Но она была и самой длинной: вместо трех недель парусного бега она отнимала около трех месяцев, если ее не «засекали» сибирские татары, жившие по нижнему Тоболу и Иртышу. Татары были разрознены и слабы в XV в., и некоторые их князья даже платили дань Великому князю Московскому.
В результате многочисленных плаваний и походов в северные пушные районы Западной Сибири промышленники-поморы собрали первые сведения о самоедах — самодийских народах, обитавших за Югорской землей, восточнее Обской губы. Эти известия отражены в сказании «О человецех незнаемых в восточной стране», датируемом ныне концом XV в. Лишь при поверхностном знакомстве кажущееся фантастическим, оно содержит довольно точную, опирающуюся на реальные факты, характеристику антропологического типа самоедов (в основном ненцев) и их повседневной жизни. В сказании есть упоминание о землях «вверху Оби-реки», население которых живет в землянках и добывает руду, что, вероятно, следует связывать с Алтаем и его «чудскими» копями.
Глава 16
ЕВРОПЕЙСКИЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ ПО АЗИИ VIII–XV ВЕКОВ
Легенда о царе-попе Иване
Начиная с первого крестового похода значительные группы западноевропейских христиан вступили в соприкосновение с мусульманско-христианским Левантом (Ближним Востоком). Там крестоносцы сталкивались с христианами, принадлежавшими к различным восточным церквам. Конечно, в глазах крестоносцев они были еретиками, которых в Западной Европе преследовали и массами уничтожали. Но здесь, на Ближнем Востоке, они казались, а часто и действительно были союзниками католиков против мусульман. Поэтому те же римские папы, которые призывали к организации крестовых походов против европейских еретиков и благословляли их массовые убийства, предписывали вождям крестоносцев в Сирии и Палестине щадить тамошних христиан — последователей еретических вероучений.
Главными распространителями христианства в странах Центральной и Восточной Азии и информаторами западноевропейцев об этих странах были несториане, в основном сирийские торговцы, которые в VII в. появились уже в Северном Китае. Группы несториан в средние века жила в городах и оазисах Центральной Азии, а к XII в. христианство несторианского толка распространилось также среди по крайней мере двух многочисленных монгольских кочевых племен: найманов на западе и кереитов на востоке. Наличие в Азии христианских общин стало расцениваться католической Европой как важный военно-политический фактор, когда мусульманские народы — турки-сельджуки и египтяне — перешли в наступление на католические государства, основанные крестоносцами в Восточном Средиземноморье.
Именно тогда, в середине XII в., в Западной Европе возникла легенда о могущественном христианском царе-попе Иване («священник Иоанн» средневековых хронистов). Поводом к возникновению этой легенды послужил разгром каракитаями [207] в 1141 г. войск турка-сельджука султана Санджара к северу от Самарканда. После победы над Санджаром каракитаи создали в Туркестане обширное государство Каракидань. Известие об этом событии было воспринято в христианской среде как победа над мусульманами какого-то могущественного христианского «царя Ивана». Это путаное известие приукрасилось дополнительной легендой: среднеазиатский царь-победитель в первой же дошедшей до нас записи от 1145 г. назывался «царем-священником Иоанном».
В XIII в. легенда о царе-попе Иване широко распространилась в католической Европе. Его власти и влиянию приписывалось с невероятными преувеличениями все, что делалось в азиатских странах в пользу христиан или против мусульман. Дело в том, что в результате монгольских завоевательных походов были разгромлены в Средней и Западной Азии сильные мусульманские государства. И вместе с известиями об этом разгроме, который приписывался «тому самому попу Ивану, о чьем Великом могуществе говорит весь свет» (Марко Поло), в Западную Европу проникли сведения, что среди монгольских ханов есть христиане, что ханы охотно принимают на службу христиан, а некоторые жестоко преследуют мусульман. И действительно, среди монголов было много христиан-несториан, имелись они и в семье самого Чингисхана, и притом очень влиятельные. С другой стороны, крестоносцы сами видели в «святых местах» Палестины эфиопов-христиан и слышали от них и их азиатских единоверцев о христианской восточноафриканской стране (Эфиопии). В Западной Европе ее также стали считать страной царя-попа Ивана. Легенда о царе-попе в XIII–XIV вв. сильно повлияла на организацию посольств и миссий в страны Центральной и Южной Азии, а в XV в. сыграло видную роль в истории португальских географических открытий.
