Мили ниоткуда (Кругосветное путешествие на велосипеде) - Сэвидж Барбара (книги бесплатно без регистрации txt) 📗
Я мечтала о чистеньком гостиничном номере, о еде, двенадцатичасовой отсыпной, которая взбодрила бы нас морально и помогла бы нашим телам восстановить запас силы и стойкости. Но Луксор, как известно,— город туристов, и его отели старались угодить тургруппам лощёных и холёных американцев, австралийцев и европейцев. Они не желали иметь никаких дел с парой оборванных, дурно пахнущих велосипедистов. Всякий раз, когда мы подъезжали к гостинице, на улицу выскакивал клерк-регистратор и отчаянно делал нам знаки убраться с глаз. Даже если мы прятали велосипеды за углом, а сами на своих двоих топали в гостиницу, регистраторы, мельком взглянув на мои пыльные шаровары, на нашу закопчённую кожу и почерневшие зубы, на сальные спутанные волосы, неизменно уверяли нас, что мест в отеле нет и до конца недели не будет. И всякий раз, получив от ворот поворот, я чувствовала, как всё глубже погружаюсь в пучину бессилия и отчаяния. И боролась с желанием врезать по наглой морде какому-нибудь из этих надутых гостиничных клерков.
Потратив больше часа, мы наконец отыскали отель, который согласился нас принять,— «Хоруз-отель», прямо напротив Луксорского храма. Нам достался последний свободный номер. Жаркий, тёмный от сажи и пыли, он помещался на втором этаже, прямо над шумным проспектом, но это было лучшее, на что можно было рассчитывать в Луксоре при том, как мы выглядели.
В отеле был ресторан, где на обед за два доллара с персоны подавали салат, рис, картофель, зелёные бобы, жаркое и апельсины.
Сразу же после регистрации, скоренько уничтожив по два полных обеда, мы рухнули на кровати и проспали без задних ног остаток дня, прихватив добрую половину следующего. В кладовке нашего этажа Ларри раскопал вентилятор, иначе при изнурительном пустынном зное спать в номере было бы просто невыносимо.
Перед тем как уснуть Ларри выразил словами то, о чём неотступно думали мы оба:
— Этот обратный прорыв в Каир — не по мне. Я за то, чтобы вернуться поездом.
Луксор, с его храмами и гробницами, насчитывающими более трёх тысячелетий, внушал благоговейный трепет. Мы провели там около недели, бродя по Карнаку [*], древнему городу Тебесу, осматривая Луксорский храм, гробницы Тутанхамона и других фараонов, их родичей и придворных. Великолепие и величие руин Древнего Египта резко контрастировало с нищетой и первобытным убожеством Египта сегодняшнего.
Накануне отъезда из Луксора мы отправили велосипеды в Каир багажным поездом, молясь, чтобы их не изувечили и не увели по дороге. Нам казалось, что шансы наших «коней» не попасть в лапы воров весьма призрачны, тогда как администратор отеля думал иначе: «Египтяне попрошайничают, но не воруют. Ничего не стрясётся с вашими велосипедами».
Благодаря студенческим карточкам мы заплатили всего полцены за купе на вечерний поезд до Каира. Поездка пришлась на ночь четвёртого ноября, того самого дня, когда иранские студенты захватили американское посольство в Тегеране. Наутро, когда поезд прибыл на каирский вокзал, миновав пути, загромождённые вышедшими из строя локомотивами, пыльными грудами угля и щебня, мы со всех ног кинулись прямиком в багажное отделение. Наши велосипеды были на месте. Для сохранности расстаравшийся служащий запер их в отдельной кладовке, а за лишнюю каплю внимания потребовал с нас выкуп — изрядные чаевые.
С вокзала мы направились в многоэтажный жилой район, расположенный в окрестностях аэропорта. Джим Петт, принадлежащий к той же религиозной группе, что и мой брат, заранее пригласил нас погостить у него, когда мы вернёмся из Луксора. Британский гражданин, добрую половину своей жизни проживший в Египте, он преподавал педагогику в Каирском университете. Его квартира сияла безупречной чистотой, как небо от земли отличаясь от привычных нам локанд и дешёвых отелей. Все три дня до отлёта в Афины, пока мы жили у Джима, я мучительно раздумывала над «почти созревшим» решением вернуться домой.
Днём, когда Джима не было дома, мы с Ларри отсиживались в квартире — оазисе, защищённом от грязи, гвалта и нищеты. Мы проводили время за письмами или слушали записи Джона Денвера. Его ностальгические, горьковато-сладкие песни о Скалистых горах, зелёной траве, деревьях и горных ручьях и о возвращении в родные места пробуждали во мне такую тоску по дому, что всякие попытки удержаться от слёз неизменно оканчивалось неудачей. Все три дня я горестно прохлюпала носом, лишь дважды отважившись выйти на каирские улицы — в «продрейсы» за рисом и хлебом. И все три дня мы с Ларри только и говорили что о поездке в Луксор: о крысиных и мушиных полчищах, о мерзости и полном упадке и о египтянах — о тех, что встречали нас улыбкой, и о тех, что пялили на нас глаза, попрошайничали, плевались, бросались камнями и палками.
А ещё я много думала о Египте. В Египте я впервые в жизни лицом к лицу столкнулась с крайней нищетой, грязью, болезнями. Теперь я знала об этом не понаслышке, не из книг и журналов, не из теле— и радиопередач. Они стали моей «окружающей средой». В этой среде я ела, спала, двигалась. Я узнавала их по звукам и запахам. Я соприкасалась с ними, и они задевали меня за живое. В деревнях мне приходилось встречаться и говорить с настоящими «живыми мощами»; случалось, фрукты и хлеб, из которых состоял мой обед, я получала из рук желтушных жертв шистосомоза — болезни, которой жители Верхнего Египта заражались через обитающих в канале улиток-переносчиков или через заражённую воду.
Бедняки тянули ко мне руки и теребили мою видавшую виды «амуницию», которая казалась им чистой и новой, выпрашивали деньги на кусок драгоценного тухлого мяса, чтобы набить голодное брюхо. Интересно знать, догадывались ли они, что в запылённых вьючниках мы с Ларри везли капитал, больший, чем они могли заработать за всю свою жизнь, просто потому, что по счастливой случайности или по воле рока мы по рождению принадлежали к американскому среднему классу, тогда как они появились на свет среди нищеты Третьего мира. Как, вновь спрашивала я, можно разумно объяснить, почему эти несчастные обречены на такое ужасное существование, в то время как большинство американцев — благодаря самому факту своего рождения в Штатах — по сравнению с ними живут как короли? И я не находила объяснения. Я винила себя и за то, что ухнула столько денег на удовлетворение собственной прихоти обогнуть земной шар на велосипеде, в то время как египтяне изо дня в день с трудом наскребали себе на жизнь.
На второй день нашего житья у Джима Ларри купил почитать английский журнал. В большой сенсационной статье рассказывалось о массовой гибели населения от голода в Камбодже. Я прочла статью, и моё чувство вины обернулось отчаянием. Чем больше я размышляла о пробеге по Египту, тем больше меня пугала Индия. Ведь именно Индия печально славилась массами голодающих, грязью и болезнями, хроническим перенаселением и трупами в сточных канавах Калькутты. Теперь же, когда я поняла, как жестока может быть жизнь, Индия представлялась мне неким видением ада. Меня совсем не тянуло в страну, где нам, вероятно, придётся ещё хуже, чем в Египте. Разумеется, мы не вчера уехали из Санта-Барбары, но тем не менее я очень сомневалась в том, что мне будет по силам «покорить» Индию.
Мне хотелось домой, и это мучило меня ничуть не меньше. Как можно вернуться в Америку и забыть, «похоронить» всё, что ты видела и узнала в Египте? Как можно преспокойно жить в Америке, зная, как живут люди в большинстве стран мира? Как я смогу растить детей, одевать их в последние модели «Найк», покупать им игрушки, игры и всякую всячину, зная, что на деньги, затраченные только на «Найк», можно было бы почти год кормить целое семейство из голодающего Третьего мира?
Но если я и сомневалась насчёт возвращения домой, то ещё больше меня страшила перспектива отправиться в Индию. Что до Ларри, то ему уже хотелось продолжить:
— Барб, я тоже в отчаянии. Египет — первая страна, где я не мог петь в дороге. В других странах я пел от счастья, от скуки, от тоски или от боли, чтобы поднять себе настроение. Я горланил весёлые песенки и такие, чтобы просто забыться. Но в Египте не пелось. Первые два дня после отъезда из Каира я не пел, потому что был поражён увиденным. Позже, когда наше путешествие превратилось в настоящую, ежедневную и еженощную, борьбу за выживание, я уже не мог петь, потому что был слишком подавлен и измотан. До Египта я просто не представлял себе, что значит быть опустошённым, разбитым и до какой степени можно истощить все свои резервы.
*
Комплекс храмов, памятник архитектуры Древнего Египта.