В океане «Тигрис» - Сенкевич Юрий Александрович (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
ОДА ПЕРУ И БУМАГЕ
Из дальнего плавания возвращалась ладья. Фортуна ее покамест баловала, но мало ли что могло еще приключиться, а штормовать на старте или у финиша — не одно и то же.
— Упакуйте ценнейшее, — приказал предусмотрительный кормчий. — Уложите сокровища в водонепроницаемые мешки.
Штурман, кок, лекарь, матросы кинулись исполнять приказ. Осмотрели багаж, выбрали то, с чем никак нельзя расстаться. И оказалось, что у каждого в аварийном тючке одинаковое: отснятая пленка и исписанная тетрадь.
Вот что примечательно: заставив себя сесть за дневник, пишущий не в силах от него оторваться. По трижды, по четырежды в сутки обращается он к тетради. Зачем? Затем, что бумагомаранье — средство отвлечься, ощутить иллюзию деятельности, побеседовать — пусть с самим собой — на родном языке.
Вникать в эти психологические тонкости вам не придется. Экономлю ваше время. Глава, чтением которой вы заняты, соткана из отрывков, объединенных лишь хронологией.
«Что, лекцию читал?» (фэ, выраженное Карло в мой адрес после того, как мы с Норрисом ночью вернулись с мостика). Извинился: «Забыл, что у нас коммунальная квартира», — и подумал, что раньше мы спали крепче и голоса друзей нас не раздражали.
Впрочем, возможно, я вправду слишком возвысил голос. Рассказывал Норрису о «Клубе кинопутешествий» и увлекся.
А Карло к тому же ревнует?
ОТРЫВКИ
Рашад соорудил из сетки гамак, подвесил его между опорами мачты, сверху сделал тент из арабского ситчика, и получилось роскошное место для отдыха. Герман тут же взгромоздил себя в это сооружение, лежал и покуривал, а мы его фотографировали, приговаривая: «Мексиканский миллионер на собственном плоту в Индийском океане».
Плот наш ощутимо погружается, кренясь на правый борт. Сейчас отчетливо видно, что просел нос: крыша передней хижины сильно наклонилась, стала покатой и уже не может служить Асбьерну и Норрису солярием. Но месяц, думается, мы еще проплаваем спокойно.
Разговаривали с Тору. Он поведал, что был во Вьетнаме в качестве кинокорреспондента и что, разумеется, война — это ужасно. Вспомнили вторую мировую, поделились детскими впечатлениями, которые во многом совпали: голод, бомбежка, убежища. Поскорбели о страшной судьбе Хиросимы и Нагасаки.
18 марта, День Парижской коммуны. Подошел с конспиративным видом Тур и сунул записку. В записке, нацарапанной Туром же, сообщалось, что вчера вечером он долго говорил с Норманом. Норман чувствует себя виноватым и хочет выяснить отношения.
— Может быть, лучше потолковать нам троим?
Тур отрицательно мотнул головой.
Признаюсь, инициатива Нормана меня обрадовала. Не считаю себя абсолютно и безупречно правым. Надо мириться. Победителей не судят — идем сейчас с хорошей скоростью, в нужном направлении, и штурмана не в чем упрекать [7].
Совместная работа пользительней дипломатии. Я и Карло обошлись без посредников, отношений не выясняли: взялись за общую веревку и стали тянуть. Укрепили оттяжкой форштаг, провели от мачты к носу четыре дополнительных каната. Теперь, надеемся, бак и ют перестанут отвисать.
Слева и впереди показался маленький остров — скалистый бугорок посреди океана. Называется он Каль Фарун. А острова Абд-аль-Кури мы не увидели, так как он остался южнее.
В 17.30 нас нагнали два одинаковых небольших судна. Поняв, что рандеву неминуемо, Тур скомандовал:
— Снимите куртки!
Речь шла о подаренных мной куртках с московской олимпийской эмблемой.
Суда проходили, одно по штирборту, другое по бакборту, — типовые советские СРТМ, «Анапский» и «Ачуевский».
— Наденьте куртки! — распорядился Тур.
Он попросил: «Если есть возможность, попробуй их остановить, нам нужны навигационные карты и овощи». Я усиленно замахал «Ачуевскому», на нем застопорили машину, вернее, перевели на «самый малый» — и мы с Асбьерном сплавали к ним на «Зодиаке».
Привезли, кроме карт Аденского залива, мешок картошки, несколько буханок хлеба, здоровенного морского окуня и огромный пакет замороженных шеек лангустов. Тур и остальные только ахали, принимая подарки.
Мне очень приятно, что вновь наши моряки на высоте.
В кубрике «Ачуевского» минут пятнадцать рассказывал команде о путешествии — и поймал себя на том, что хотел бы рассказывать дольше. Немало мы за эти месяцы повидали. Хотя приключений, таких, чтобы у слушателей дух захватывало, как будто и не было.
Ночью на мостике Герман с восторгом вспоминал встречу: «Поразительно, лишь русские корабли останавливаются и помогают нам!» Ценное признание из миллионерских уст.
19 марта. Больных нет.
Вчера капитан траулера предупредил, что в заливе нас ждет безветрие и влажная жара. Судя по всему, начинается то и это: мы уже совсем недалеко от Африканского Рога.
Скорость наша упала, и все же мы побили свой собственный рекорд! Прошли за минувшие сутки 65 миль. Значит, нас активно тащит течение.
День отмечен знаком обжорства. Рыбина и лангусты могут испортиться, а выбрасывать такое лакомство — преступление. Эйч-Пи зажарил шейки в масле и приготовил дивный соус. После обеда все едва-едва двигались. На ужин предполагается жареный окунь с картошкой.
Был радиоконтакт, он меня расстроил — дети нездоровы, Ксюша, видимо, устала и нервничает. Чувство такое, будто позвонил с юга, с курорта, и не вовремя — дома как раз забот полон рот и люди с ног сбились, а ты им про красивые восходы и закаты.
Действительно, со стороны взглянуть, мы здесь блаженствуем, но ведь это совсем не так. Нам бы лучше сейчас крепкий ветер или шторм и тяжелый физический труд. Безделье ни к чему не приводит.
Спать не хочется, очень тоскливо. Вышли на траверз Рога.
ОДА РАДИО
За окном — московская осень. Снимаю с полки коробку с надписью: «Тиг-рис-2В». Достаю из коробки ленту. Ее мне вручили на память друзья-коротковолновики.
Трески, шорохи. «Пожалуйста, все помолчите, и кто настраивается, помолчите». — «Слабо принимаем». — «О'кей, Костя, он вышел на батареях, поскольку у него генератор не работает».
Валерий Агабеков — в Ессентуках, Константин Хачатуров — в Москве. Оба — мастера высокого класса, призеры международных соревнований. Держат, как атланты, радиомост на плечах.
Вот и мой голос пробился сквозь шумы:
— Добрый день. Отлично, что вы в эфире. У нас все хорошо.
Последняя фраза будет, варьируясь, многократно повторяться. Главное — успокоить: нам — их, им — нас.
— Ксения Николаевна слышит вас, но очень слабо.
— Юрочка, дорогой, здравствуй! Схема связи такова: борт «Тигриса» — Кавказские предгорья — столичный радиоклуб — Ксюшина телефонная трубка.
— Юра, все у нас хорошо! Дома — хорошо, на работе — хорошо, у бабушек — хорошо!
Читает по бумажке — бережет эфирное время. Перечисляет знакомых: у того-то большой успех, у того-то большая радость. Привет от тех-то, тех-то и тех-то — целый список, как в деревенском письме: «А еще кланяется…» Важно никого не пропустить, чтобы человек знал, что его помнят. Совсем не смешной обычай.
— Звонили со «Славска» из Басры, интересуются делами на лодке, передают привет и лучшие пожелания. Не волнуйся ни о чем, у нас все хорошо!
— Прекрасно понял, прекрасно понял. Все хорошо.
Шумы, трески.
— Юрий, ответьте на вопросы журналистов. Чем заниматься приходится? Кем себя больше чувствуете — врачом или матросом?
— Делаю то, что делают остальные. Все — матросы, включая Тура.
— Самое яркое впечатление со дня выхода в океан?
— Мы еще не в океане.
Это давняя запись, январская. Шли из Омана к пакистанским берегам, и я конспирировал, связанный запретами консорциума: «63° восточной долготы! Как поняли? Идем по градусу и завтра-послезавтра упремся в берег!»
«В Карачи идут, в Карачи идут», — делились догадкой Ессентуки и Москва.
— Лекарство получили?
