Африка грёз и действительности (Том 1) - Ганзелка Иржи (полные книги .txt) 📗

Станция № 5…

Мы уже находимся на высоте почти 700 метров над уровнем моря. Воздух, раскаленный до 43 градусов, дрожит в лучах полуденного солнца, однако мотор охлаждается хорошо. В лицо дует резкий, но и горячий, как из печи, ветер. Металлические части машины раскалены, губы у нас потрескались, ноздри горят, как в огне.

Еще через два часа минуем вспомогательную станцию. То были трудные два часа. Хор следовал за хором. Местами попадались невысокие скалы, острые камни, а затем снова путь пересекали вади. Тормоз, газ, тормоз, газ — иначе нельзя, а не то увязнем и придется потратить долгие утомительные часы, пока выберемся.

— А господин Ле-Блан в своем маршруте еще отмечает эти места как pas mauvais… [63] Как же будет выглядеть наш путь, когда он станет mauvais [64]?

— Может быть, он ехал по другой стороне железнодорожного полотна и забыл пометить это. Проверим другую сторону, как только железнодорожная насыпь станет пониже…

Лишь после трех часов мы добрались до станции № 6, находящейся более чем в 200 километрах от Вади-Хальфы. Это — самая большая станция на всем пути до Абу-Хамида, единственная, где есть цистерны с водой.

Здесь мы и пополняем свои мешки мутной, теплой водой. За станцией нам впервые попалось удобное место, где можно переехать через железнодорожное полотно на восточную сторону. Однако через несколько сот метров мы уже внимательно отыскиваем место, где бы можно было вернуться обратно, так как грунт здесь намного хуже. Нам с трудом удалось выехать оттуда в самый последний момент, оставив за собой колею глубиной 15 сантиметров. Только к вечеру натолкнулись мы на хорошо укатанную старую колею. Скорее всего эта широкая колея оставлена военными грузовиками, а может быть, грузовиками, ездившими здесь, когда ремонтировалось полотно железной дороги. Проезжаем широкие поля острого щебня. Камешки отлетают от шин и ударяются о шасси машины. Хотя солнце уже клонится к горизонту, воздух в пустыне пылает, как в горне. Перед закатом проезжаем станцию № 7. Пора подумать о ночлеге. По соображениям безопасности мы не хотим ночевать вблизи станции и, отъехав несколько километров, раскладываем спальные мешки в закрытом ущелье между скалами.

На западе еще не погас багрянец, а на востоке уже показался красный диск месяца. Лишь через час он принял свою естественную форму и окраску. Мы заранее предвкушали удовольствие от заслуженного ночного отдыха, но уснуть не смогли. Когда солнце садилось, термометр показывал 38 градусов.

Мы не стали даже разводить костер.

Ночь была ясная. Лишь несколько звезд сияло высоко на небосводе, когда мы включили приемник и невольно настроились на тот пункт Северной Африки, откуда регулярно слушали передачу из Праги. Слышимость ухудшалась с каждой сотней километров нашего продвижения на юг. С трудом удалось поймать вечерний выпуск последних известий. Приходилось напрягать слух, чтобы не упустить ни одного слова…

— В заключение прослушайте прогноз погоды Государственного метеорологического института. Температура днем в Чехии — 12 градусов тепла, ночью — около градуса мороза…

Посмотрели на наш термометр — 32 градуса через три часа после захода солнца…

Прагу больше не слышно. Машинально ловим другие станции. Из приемника вдруг раздались звуки флейты и скрипок — вступление к «Влтаве» Сметаны.

Музыка торжественно плыла в тишине Нубийской пустыни, удаленной на тысячи километров от серебристой Влтавы, нежная, как ласка матери. По зарябившейся глади реки тихо скользили плоты, осенний ветерок гнал к излучине охапку пожелтевших листьев, и вот уже запела Влтава победный хорал Вышеграду…

Раздается английская речь: «Радио Иерусалима. Оркестр Чешской филармонии». И мы слушаем «Девятый Славянский танец» Дворжака.

Последний этап

Перед восходом солнца было 26 градусов!

Мы увязали спальные мешки и стали ждать рассвета, чтобы продолжить путь. Предстоял новый бой с пересохшими руслами. Едва мы выбрались из сети глубоких хоров, как их сменили песчаные наносы, прорезанные острыми скалами и каменными глыбами, а затем открытая местность с кочками высохшей травы, над которыми образовались твердые конусы из песка. Продвигаемся с большим трудом. Острые камни и песчаные наносы не позволяют ехать быстро. Стрелка приближалась к 10 часам, когда впереди из песка вынырнула группа чахлых деревьев и несколько строений. Наша первая цель — Абу-Хамид.

Пока мы доливали бензин из запасных канистров и добавляли масло в картер мотора, к машине сбежались люди. Местный шейх приглашает нас на чашку арабского чая. Отказаться нельзя. Суданцы дают нам ценную информацию. Двое из них пытаются начертить примитивную карту четырех больших вади, которые нам нужно пересечь, чтобы попасть в Абу-Дис. С большим вкусом расписанные чашки, наполненные густым арабским чаем, пустеют вторично. Из любопытства мы переворачиваем блюдца и с удивлением читаем надпись: «Made in Soviet Union». Русский фарфор в Судане! Хозяин араб с вниманием прислушивается к чешской речи, пока мы совещаемся над раскрытой картой. Сообщаем по телефону в Бербер о том, что проехали Абу-Хамид и после двухчасового отдыха продолжаем путь.

Быстро расстаемся мы с обозначенной колеей и выезжаем на открытую местность. Через 40 километров появляются первые препятствия. На твердой песчаной поверхности, укатанной бурями, поперек дороги вырастают длинные полосы острых скал. Их становится все больше и больше с обеих сторон. Острые, как бритвы, торчат они из мягких наносов, образуя ряды, похожие на зубья пил. Это выветрившиеся края косо залегающих под песком твердых пластов, проходящих на расстоянии всего лишь нескольких метров друг от друга. Проезжаем одну пилу за другой, охваченные страхом за шины.

Другого пути вперед нет, как нет и возврата. Вылезаем из машины и расходимся в разных направлениях на поиски проходимой дороги. Нам кажется, что мы попали в зеркальный лабиринт Петржинского парка: поворачиваем налево, потом направо, шаг вперед, два назад, пока не находим выхода на открытую местность через пересохшее русло. На 45 километре минуем Гебель-Гассари, и вскоре нас уже ведет более надежный ориентир — скалистые вершины Гебель-Бург-эль-Анага. Через час мы уже находимся у его подножья.

Это была самая высокая точка на местности — могучие черные скалы, на которые с наветренной стороны нагромождены до самой вершины стометровые дюны. Искушение слишком велико. Делаем попытку подняться с камерами к вершине. Зыбучий песок поддается под ногами, осыпается, и мы съезжаем вниз. По голым обочинам скал мы все же взбираемся на вершину. Кругозор между скалами расширяется, завеса падает. Какие красоты открываются вдруг у наших ног!

На запад убегают мягкие очертания бархатистых дюн. Между ними виднеются низкие скалистые хребты, а вдалеке — узкая полоска растительности, посреди которой блестит зеркало Нила. Чарующая симфония красок и форм. Это уже не мертвая пустыня. Как нежное кружево, переливаются песчаные волны по стройным склонам дюн. Игра света и тени ежеминутно меняет их форму и очертания.

Далеко под нами блестит маленький серебряный жучок — «татра». И снова нас охватывает чувство беспредельного одиночества, которое порождает пустыня, жестокая и враждебная ко всем, кто вторгается в нее из другого мира.

Колея, которая хоть иногда подтверждала правильность избранного нами направления, исчезла за Гебель-Бург-эль-Анага под твердым слоем песчаных наносов. Проезжаем по идеальной поверхности не то 10, не то 20 километров, не видя далеко вокруг ни одного ориентира. Равнина в конце концов превращается в море щебня, который становится все крупней. Ровная поверхность расчленяется скалистыми хребтами, и они вздымаются все выше и выше. На смену щебню приходят каменные глыбы. За каждой каменной волной — хор. Осматриваем местность с самого высокого пригорка, но куда ни кинешь взгляд — везде одна и та же картина. Сюда колея не могла привести.