Водители фрегатов - Чуковский Николай Корнеевич (книги онлайн .TXT) 📗

На другой день к вечеру Крузенштерн увидел наконец Цугарский пролив, [12] отделяющий Хондо от Хоккайдо, самого северного острова Японии. Точное положение этого пролива не было тогда еще известно европейцам, и поэтому Крузенштерн истратил весь следующий день на изучение его.

Затем, войдя опять в Японское море, он отправился дальше, к северу, вдоль западных берегов острова Хоккайдо.

Здесь уже были совсем неведомые края. Каждый мыс, каждый залив был для него неожиданностью. Однажды ему даже почудилось, что он открыл новый пролив, который разделяет Хоккайдо на две части. Если бы это было так, пришлось бы признать, что Хоккайдо не один, а два острова. Двое суток потратила «Надежда» на исследование предполагаемого пролива. Но в конце концов оказалось, что это не пролив, а большой залив, врезающийся в сушу.

10 мая «Надежда» наконец достигла самой северной точки острова Хоккайдо и вошла в пролив Лаперуза, который отделяет Хоккайдо от Сахалина. Погода стояла туманная, и сахалинский берег не был виден.

За все плавание вдоль берегов Хоккайдо Крузенштерн ни разу не заметил на этом острове человеческого жилья и пришел к выводу, что этот большой японский остров почти необитаем. А если так, то кто ему может помешать высадиться на берег?

И он стал искать подходящую бухту.

Бухта нашлась очень скоро, вполне подходящая для стоянки. Но в одном Крузенштерн ошибся. Хоккайдо был обитаем. Когда «Надежда» обогнула мыс и вошла в бухту, навстречу ей попалась небольшая лодочка, в которой сидел человек.

– Это не японец, – сказал Ратманов, смотревший в подзорную трубу.

Действительно, человек, сидевший в лодке, был совсем не похож на японца. Японцы выщипывают свои бороды, а у него была большая черная борода лопатой. Японцы во всякую погоду ходят без шляп, а голову человека в лодке покрывала широкая конусообразная соломенная шляпа. Японцы носят шелковые кимоно, а одежда человека в лодке состояла из собольих шкур. Видом своим он напоминал скорее камчадала, чем японца. Лодка его была полна рыбы.

– Это, вероятно, мохнатый айн, – предположил Крузенштерн.

О мохнатых айнах в Европе узнали от католических монахов-иезуитов, которые в XVII веке приехали в Японию, чтобы сделать японцев христианами. Изгнанные из Японии иезуиты рассказывали, что на севере Японии живет особый народ – мохнатые айны. Мохнатыми этих людей называли будто бы оттого, что все тело их покрыто шерстью, как у животных. Так как Хоккайдо самый северный из японских островов, вполне естественно было предположить, что жители его, не похожие на японцев, – мохнатые айны.

Крузенштерн замахал человеку в лодке рукой, прося его приблизиться к кораблю. Но тот изо всех сил стал грести к берегу и скрылся в тумане.

Впрочем, как только «Надежда» стала на якорь, ее окружило несколько десятков лодок; в каждой из них сидел человек с такой же бородой и в такой же соломенной шляпе. Крузенштерн знаками пригласил их всех на палубу, и они сразу же забрались по канатам, таща на спинах кули с рыбой. Поклонившись несколько раз до полу, как кланяются японцы своим начальникам, они выпрямились, благодушно улыбаясь в широкие бороды.

– Айн? – спросил их Крузенштерн.

– Айн, айн! – радостно закричали бородачи.

Рыбу они отдали русским в подарок, не попросив за нее ничего взамен. Но Крузенштерн непременно хотел что-нибудь им подарить. Он приказал принести на палубу множество мелких европейских вещей. Айны с удивлением и восторгом разглядывали бусы, ножи, топоры, посуду. Но больше всего им понравились блестящие медные пуговицы. Они подбрасывали их в воздух, передавали из рук в руки, хохотали. И Крузенштерн долго не мог растолковать своим гостям, что он дарит им эти драгоценные пуговицы в полную собственность. Айны не верили такой щедрости, отдавали пуговицы назад и, когда наконец убедились, что могут взять их с собой, очень обрадовались. Зажав пуговицы в своих больших кулаках, они попрыгали в лодки и уехали на берег.

Морякам очень хотелось погулять по твердой земле. Последний раз они нагулялись вволю в Петропавловске – девять месяцев назад. С тех пор они были почти безвыходно заперты на своем корабле. И теперь, когда «Надежда» стала на якорь, все мечтали поскорее съездить на берег, хотя это было небезопасно: Хоккайдо все-таки японская территория.

Оставив корабль на попечение Ратманова и взяв с собой моряков и ученых, Крузенштерн сел в шлюпку. Шлюпка понеслась к берегу, скрытому туманом. Возле самого берега путь ей преградили клокочущие буруны, пройти сквозь которые было очень опасно. Но тут на помощь явились айны на своих маленьких мелкосидящих лодках.

Айны ловко, без всякого вреда для себя, проскакивали сквозь бурлящую пену, где всякая европейская лодка неминуемо опрокинулась бы. Окружив корабельную шлюпку, они пересадили в свои лодки моряков и перевезли их вполне благополучно через буруны на берег.

На берегу Крузенштерна прежде всего поразил глубокий снег. Был уже май, а в мае снега не сыщешь даже в местах, расположенных гораздо севернее, чем Хоккайдо, например в Архангельске. Снег, покрывший Хоккайдо, только начинал подтаивать, так что нечего было надеяться, что он весь растает раньше начала июня. Этот глубокий рыхлый снег очень огорчил моряков: он лишал их возможности как следует погулять. Им оставалось только бродить по нескольким узким тропинкам, протоптанным между избами.

Изб было пять. Они стояли на берегу под соснами, похожие на избы русских крестьян: стены были сделаны из толстых, потемневших от времени бревен, крыши соломенные, трубы глиняные. Ничем они не напоминали легкие японские домики, построенные из тонких досок и картона. От русских изб их отличали только окна, сделанные не из стекла или слюды, а из прозрачных тюленьих пузырей. Возле каждой избы был сарай, где хранилась копченая рыба.

Айны стали наперебой зазывать гостей в свои избы. Крузенштерн зашел в одну из них. В избе не было никакой мебели, и вся семья – десять человек – сидела на полу и обедала. Обед состоял из рыбы и рисовой каши. Хозяева стали упрашивать гостей отобедать вместе с ними, и моряки, чтобы их не обидеть, съели немного лососины. Крузенштерн сразу заметил, что вся посуда у айнов японская и безусловно привезена сюда с юга японцами. На стене висело шелковое японское одеяние, которое айны носят, вероятно, летом, когда в мехах становится слишком жарко.

– Я очень хочу посмотреть шерсть, которая растет у них на теле, – сказал лейтенант Головачев, обращаясь к Крузенштерну. – Как вы думаете, капитан, нельзя ли попросить их раздеться?

Крузенштерн и сам был очень этим заинтересован. Кто же не хочет посмотреть такую диковину – человека, на теле которого растет шерсть! И он стал упрашивать молодого айна на минуту снять его меховую шубу. Тот был очень удивлен, никак не мог понять, для чего он должен раздеваться, но в конце концов уступил. Оказалось, что шуба из собольих шкур была надета прямо на голое тело. Он сбросил ее.

– Где же шерсть? – воскликнул удивленный Головачев. – На нем растет не больше шерсти, чем на нас с вами, капитан!

Действительно, никакой шерсти на теле айна не оказалось.

Они заставили его несколько раз повернуться, осмотрели грудь, спину, плечи, но ничего не нашли. Самая обыкновенная человеческая грудь, самая обыкновенная человеческая спина, без всякой шерсти.

Крузенштерн раздал всем обедавшим подарки, главным образом пуговицы, и моряки вернулись на корабль. Через буруны их опять перевезли в своих лодках благодушные айны.

На корабле Крузенштерна ждал новый гость – только что с берега приехал японский офицер.

Крузенштерн встретил японца на палубе и поклонился ему как мог приветливее. Японец тоже учтиво поклонился, но сделал страшное лицо, махнул рукой на юг и проговорил, надувая щеки:

– Бум-бум! Бум-бум! Бум-бум!

Это «бум-бум» он повторял до тех пор, пока Крузенштерн не догадался, что он хочет сказать, будто с юга скоро придут японские корабли и прогонят русских пушками. Крузенштерн дал ему понять, что японских кораблей он не боится и что прибыл к острову Хоккайдо с мирными намерениями.