Путешествие в Египет - Дюма Александр (читать бесплатно книги без сокращений .txt) 📗
- С пленниками переговоров не ведут.
Этот ответ стал сигналом к новой атаке. Филипп де Монфор примкнул к отряду Готье де Шатильона. Сарацины во главе с двумя эмирами - Зейн эд-Дином и Гемаль эд-Дипом - направились к городу. Услышав шум сражения, король, собрав последние силы, встал и вышел из незапертого и незащищенного дома, где он расположился, и отправился во дворец Абу Абд-Аллаха, правителя Миньи, который, как бы то ни было. Мог помочь оказать хоть какое-то сопротивление, а Готье де Шатильон с остатками арьергарда занял позицию в конце узкой улицы, ведущей прямо в королевскую крепость.
Начался последний бой. К Готье примкнули самые доблестные французские рыцари, ну а их полководец ни в чем не уступал своим воинам. Можно было подумать, что и он, и его конь, как и доспехи, выкованы из железа, ибо ни на том, ни на другом никак не отразились перенесенные У Мансуры тяготы. Увидев приближавшихся сарацин, Готье выхватил меч, словно это был его первый бой, и вновь двинулся па них с криками:
- К Шатильону, рыцари! К Шатильону, мои славные воины!
И он предстал перед сарацинами таким, каким они уже видели его на канале Ашмун. Изумленные подобным отпором, ибо, как они считали, для французов уже не оставалось ни малейшей надежды, сарацины отступили к городским воротам. Воспользовавшись передышкой, Готье де Шатильон извлек из своего щита, из своих доспехов и из тела многочисленные стрелы, и, когда сарацины вновь пошли в наступление, он уже снова стоял во главе своих рыцарей, истекая кровью, но готовый продолжить бой. И тут началась настоящая резня. Сарацины, выведенные из себя затянувшейся борьбой, привели пополнение, в десять раз превосходящее силы французов. Все христиане до единого нашли здесь свою смерть. Последним упал, сраженный ударами, Готье де Шатильон, не желавший сдаваться, покуда мог держать в руке меч. Какой-то сарацин завладел его мечом и раненой лошадью. Неверные устремились к убежищу короля. Когда Людовик услышал, как они ломают двери, воинская отвага взяла в нем верх над покорностью провидению; он достал меч и поднялся, по почти тотчас же упал без чувств. Первым вошел в его комнату и занес руку над королем евнух Решильд, а за ним следом - эмир Сейф эд-Дин-Иканири. Людовик был пленен. Не испытывая почтения ни к мужеству, ни к слабости, ни к величию этого мученика, они заковали ему руки и ноги в цепи и перенесли на корабль на Ниле; за ним провели слуг, также взятых в плен и закованных в цепи. II сразу же со всех сторон зазвучали горны, барабаны и цимбалы, знаменуя победу, повсюду разнесся слух, что французский султан захвачен. Убийцы па время оставили свои жертвы, рассеянные по равнине, прибежали па берег Нила и двигались по нему с присущей победителям беспорядочностью вслед за кораблем, увозящим короля; его сопровождал весь сарацинский флот. На следующий день короля доставили в Мансуру, в дом Фахр ад-Дина бен Лукмана, и отдали под стражу евнуха Сахиба.
Юный султан не мог поверить в столь полную победу; но, едва удостоверившись в ней, увидев плененного короля, он незамедлительно сообщил всем своим губернаторам эту великую новость. Араб Макризи сохранил для нас ликующее письмо Туран-шаха Джамалю бен-Ягмуру, где описаны пережитые им стра-хи.
Вот оно:
"Да будет благословен Всемогущий, после печали даровавший нам радость! Ему одному обязаны мы победой. Бесчисленны милости, которыми он соблаговолил осыпать нас, но последняя - самая бесценная. Расскажите жителям Дамаска, а еще лучше всем мусульманам, что господь помог нам одержать победу над христианами, тогда как они замыслили погубить нас. В понедельник, первый день года, мы открыли свои сокровищницы и раздали богатства верным воинам. Мы вручили им оружие; мы позвали на помощь арабские племена; под нашими знаменами собралось бесчисленное множество солдат. В ночь со вторника на среду враги наши бросили свой лагерь и со всем скарбом двинулись к Дамьетте. Мы шли за ними по пятам даже в ночной мгле. Тридцать тысяч солдат франков полегли на поле брани, не считая тех, кто нашел свой конец на дне Нила. Мы умертвили и бросили в реку несметное число пленных. Король их укрылся в Минье, моля нас о милосердии. Мы даровали ему жизнь и оказали ему почести, соразмерные с его королевским достоинством".
К этому письму прилагалась королевская шляпа, слетевшая с головы Людовика в пылу сражения; она была алого цвета, украшена золотыми лилиями и подбита беличьим мехом. Губернатор Дамаска водрузил ее себе на голову, когда читал народу письмо султана, а затем ответил своему владыке: "Наверное, господь уготовил вам завоевание вселенной, и вы будете идти вперед от победы к победе, а залог этого славного будущего - то, что ваши рабы венчают себя трофеями, отвоеванными вами у королей". Между тем новость о поражении достигла как врагов, так и друзей. Королева узнала ее в Дамьетте за три дня до родов, п ее горю не было границ; ей все время казалось, несмотря на заверения преданного слуги, отвечавшего за ее жизнь перед королем, что Дамьетта взята и что сарацины врываются в ее покои. Тогда во сне она начинала кричать:
- На помощь! На помощь!
Наконец, понимая, что ее страхи могут пагубно отразиться па ребенке, которого она носила в чреве, она велела, чтобы у ее изголовья неотлучно находился верный восьмидесятилетний рыцарь, он не отпускал ее руки и всякий раз, когда королева кричала во сне, будил ее словами:
- Мадам, не бойтесь. Я здесь и охраняю вас.
В ночь перед родами ужас ее был столь велик, что королева велела всем удалиться из ее покоев. Затем, оставшись вдвоем со старым рыцарем, она встала с постели и опустилась перед ним па колени, моля его оказать ей милость; рыцарь тотчас же клятвенно заверил ее в этом - как даму, которой он поклоняется, и как королеву, ослушаться которой не смел. Тогда Маргарита Прованская сказала:
- Сир рыцарь, заклинаю вас данным мне словом, что, если сарацины захватят этот город, вы отрубите мне голову прежде, чем они завладеют мною.
- Я сделаю это весьма охотно, мадам,- ответил рыцарь,- ибо я и сам помышлял поступить так без вашей просьбы, если случится то, чего вы так опасаетесь.
На следующий день королева родила сына, нереченного Жаном-Тристаном, ибо он пришел в этот мир в печали и бедности.
Едва она разрешилась, как ей сообщили, что пизанские и генуэзские рыцари, чьи корабли стоят в гавани, собираются отплыть. Но оставить Дамьетту означало оставить короля. Дамьетта была единственным выкупом, который мог дать Людовик взамен собственной жизни; тем самым Дамьетта была последней надеждой христиан. Тогда королева попросила пизанских и генуэзских рыцарей прийти к ней и велела слугам, как ни была слаба, привести их к ней в комнату. Увидев их, она поднялась на своем ложе и, воздев к ним руки, взмолилась: - Сеньоры, заклинаю вас, не покидайте этот город, ибо если вы не внемлете моим мольбам, то монсеньор король и все сопровождающие его погибнут; и ежели вы не желаете поступить так ради него, ибо он не хозяин и не владыка вам, то, именем мадонны и божественного дитя, сделайте это ради несчастной женщины и ее несчастного дитя, коих вы видите перед собой.
Все разом ответили ей, что им невозможно оставаться здесь дольше, поскольку они умирают с голоду. Тогда королева велела принести ей ларец, полный золота, открыла его на глазах у рыцарей и обещала купить весь хлеб и все мясо, которые сыщутся в городе, ибо отныне их станут кормить за счет короля. Они остались, и это обошлось королеве в триста семьдесят тысяч ливров. Правда, Дамьетта стоила куда дороже.
Вечером на горизонте показался большой отряд воинов, направлявшийся к городу. По мере того как они приближались, можно было распознать доспехи, оружие и хоругви христиан. Однако было что-то странное и в том, как они двигались, и в их безмолвии, и губернатор велел запереть ворота, а солдатам подняться на крепостные стены. И впрямь, по смуглым лицам и длинным бородам Оливье де Терм понял, что против французов замыслили вероломство. Мусульмане, облачившись в христианские доспехи и неся святые хоругви, надеялись захватить город врасплох; но, увидев, что узнаны и хитрость их раскрыта, они даже не попытались довести ее до конца, повернули назад. Эта неудача была на руку христианам, ибо показала неверным, что, хотя французы знают о пленении короля, они не предаются отчаянию и по-прежнему готовы дать отпор врагу.
