От Каира до Стамбула. Путешествие по Ближнему Востоку - Мортон Генри Воллам (читать книги онлайн полностью без регистрации TXT) 📗
Кулачные бои — дикий спорт. Вот какая эпиграмма написана про него:
Спустя двадцать лет Улисса узнал его пес Аргос, но тебя, Стратофон, после четырех часов кулачного боя, не узнает не только твоя собака, но и твои сограждане.
Возможно, больше всего уродовала участников смесь борьбы и бокса — такие состязания назывались панкратиум. В них разрешались любые приемы, и часто схватка кончалась смертью одного из противников.
Сегодня в Олимпии можно увидеть фундамент великого храма Зевса — почти в том же состоянии, в каком он был в античные времена. Кое-где сохранились фрагменты пола. Колонны лежат так, как они упали во время землетрясения тысячу четыреста лет назад.
В этом храме стояла огромная статуя Зевса работы Фидия, одно из семи чудес света. Она была покрыта пластинами из слоновой кости, одежды Громовержца отливали разными оттенками золота. Античный автор так восхваляет статую:
Даже тот, чья душа уязвлена страданием, кто перенес множество бед и несчастий, кто не может забыться сном, — думаю, даже такой человек, оказавшись лицом к лицу с этой статуей, забыл бы все несчастья и невзгоды земного существования…
Что же случилось с этим великолепным произведением искусства? Как хотелось бы, чтобы оно сохранилось даже после разрушения всего античного мира! Однако после запрещения Олимпийских игр в 394 г. н. э. статую перевезли в Константинополь, где она позже погибла при пожаре.
Но немцам, откопавшим Олимпию из-под слоя земли толщиной в двадцать футов, повезло найти другое величайшее сокровище древнего мира. Эта статуя все еще лежит среди развалин, разбитая и сломанная. Это изысканный Гермес Праксителя. Его можно увидеть в музее неподалеку от развалин. Ни одна репродукция или картина не может передать красоту и изящество молодого бога с младенцем Бахусом на руках.
Но я буду вспоминать не храмы Олимпии и не статуи богов, а неглубокий мраморный желоб, проложенный в сосновом лесу около насыпи высотой двадцать футов.
Это черта, от которой стартовали бегуны. За высокой насыпью лежит огромный стадион.
Неподалеку я обнаружил дикую оливу. Думаю, когда-то это дерево посадили здесь, а потом оно одичало. А может, оно — потомок знаменитых деревьев, которые когда-то росли в священной роще Альтиса. С них золотым серпом срезали ветви, чтобы сплести венки для победителей.
Венок из ветвей дикой оливы — единственный приз, который получал победитель Олимпийских игр. В безмолвном сосновом лесу листья оливы все еще отбрасывают тень на руины алтарей.
Глава шестая
Эпидавр
Встреча с аркадским пастухом у развалин Эпидавра. Осматриваю амфитеатр и размышляю о культе Асклепия.
У дороги стоял старик, а за его спиной громоздились горы, отделяющие Аркадию от Арголиды.
Этот аркадский пастух большую часть жизни бродил по горам со своим стадом и с ружьем на плече, защищавшим от диких зверей.
Я увидел этого человека под конец изнурительного дня, который начался для меня задолго до рассвета. Вид его вознаградил меня за три прокола шины, неполадки с индуктором и неисправную заднюю рессору. Он сочетал в себе строгость человека преклонных лет с достоинством того, кто никогда в жизни не бывал в больших городах. Все, что было на нем и при нем, за исключением разве что двустволки, изготавливается в его хижине в горах: домотканная одежда, мокасины из овчины, посох из ясеня.
Он с терпеливым достоинством выдержал фотосъемку. В нем не было этого албанского, восточного страха перед объективом, и хотя, как я узнал, его никогда раньше не фотографировали, позировал он с непринужденностью хорошего актера. Дать ему деньги значило бы оскорбить его, поэтому я решился предложить ему первое, что пришло мне на ум, — полупустую пачку английских сигарет.
Один из кратчайших путей к сердцу городского грека — сигареты с виргинским табаком. Этому старику они были не нужны. Однако при виде плоской жестяной коробочки глаза его загорелись. Он открыл ее, вынул сигареты, любовно потер коробочку о рукав. Он рассматривал ее на свет, улыбаясь от счастья, как девушка, радующаяся новому украшению.
Странно было наблюдать, как этот почтенный старый Нестор трясется над пустой жестянкой. Я вернулся к машине, нашел там еще две таких и отдал ему. Его восторгу не было пределов.
Мы пожали друг другу руки, и я по крутой горной дороге отправился вниз, к «сухому Аргосу, где пасут лошадей», с его девонской, красной землей. Восточнее, у моря, лежат развалины Эпидавра.
В Эпидавре есть развалины самой древней больницы. Но люди приходят взглянуть не на них, а на великолепный амфитеатр, самый лучший из сохранившихся в Греции.
Он еще и самый удачно расположенный греческий театр, за исключением, может быть, амфитеатра в Дельфах и очень изысканного театра Джераш (Герасы) в Трансиордании.
Но мне кажется, что разбросанные тут и там развалины огромных «медицинских учреждений», бань, гимнасиев, залов, храмов, столетия назад превратившие Эпидавр в подобие греческого Харрогейта (или, возможно, Лурда), интереснее.
Требуется развитое воображение, чтобы представить себе Эпидавр таким, каким он был в античные времена, поскольку он сильно пострадал от грабителей и ненасытных собирателей строительного материала, готовых стереть с лица земли храмы, дороги, акведуки, — так термиты едят дерево.
Ничто так не способствует сохранению древнего памятника, как землетрясение, достаточно серьезное, чтобы население покинуло объект и ничего потом не восстанавливало. Тогда статуи, дома, храмы будут аккуратно сохранены и запечатаны — до прибытия французских или немецких археологов.
Эпидавр же ломали на кусочки столетие за столетием. Его колонны и скульптуры растаскивали все, кому было не лень, так что сегодня сохранился разве что план первых этажей.
Для интересующихся медициной Эпидавр, разумеется, самое интересное место в Греции. Это центр культа Асклепия, бога врачевания, и Рим, а в свое время и английская медицина, в том числе и Королевская медицинская служба, унаследовали его эмблему — жезл и священную змею.
Обследуя развалины, я думал о том, являлся ли Эпидавр просто, так сказать, оздоровительным центром или здесь занимались и медицинской наукой.
Многие обнаруженные тут надписи похожи на «случаи исцелений», опубликованные в Лурде. Они рассказывают о людях, страдавших болезнями, излечить которые были бессильны лучшие доктора Греции. Проведя ночь в храме Эпидавра, люди проснулись совершенно здоровыми.
О, благословенный Асклепий-бог врачевания, — гласит одна из надписей, — Диофант надеется, что благодаря тебе избавится от упорной и жестокой подагры, что больше не будет передвигаться подобно крабу и ходить, словно по шипам, но станет ступать по земле твердо, как Ты ему повелел.
Хорошо, если великая вера, побудившая пациента заказать эту табличку еще до исцеления, принесла свои плоды.
Обычная процедура великолепно описана Аристофаном в комедии «Плутос»: больной проводит ночь в храме, и бог посещает его во сне. Сон прерывают жрецы, которые и назначают лечение.
Подобные обряды совершаются и сегодня — например, в храме на острове Тенос. Ежегодно толпы страждущих приходят к чудотворному изображению Богоматери, но до начала лечения обязательно надо провести ночь в храме.
Я знаю одного грека, который уверяет, что, переночевав в церкви и помолившись перед иконой, он исцелился от рака.
Исцеление во сне практикуется также в Сирии и Трансиордании, в церквях, посвященных святому Георгию, — святому покровителю безумных и, между прочим, Англии. Считается, что сумасшедший исцелится, если проведет ночь в храме, прикованный цепями к столбу, специально установленному там для этой цели[24].
