ВьЮжная Америка - Романенко Александр Юрьевич (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Вторую попытку создать ассоциацию китийских русских предпринял некий любитель советского кино. Дело в том, что советские фильмы, как известно, пишутся на видео в стандарте СЕКАМ дикей. А Южная Америка, как и Северная, — исключительно территория американского ПАЛ (кроме Бразилии, конечно; там всегда что-нибудь не как у соседей). И вот один из наших обзавелся транскодером и переписывал присылаемые ему из Москвы фильмы в большом количестве. Появился стабильный спрос, народ стал собираться в офисе транскодировщика. Вполне возможно, что на этой почве мог зародиться и русский клуб, так уже бывало. Искусство объединяет людей, это неоспоримый факт. Но транскодировщик, как водится, обнаглел и постепенно задрал цену на свои кассеты аж до тридцати долларов. Дело не в деньгах, но просто кому охота лишний раз ходить к грабителю? Ходить перестали, зародыш русского клуба благополучно отдал концы, а сам транскодировщик, естественно, разорился — согласно пословице, по которой жадность фраера губит.
И теперь китийские русские если и объединены, то в маленькие, полусемейные группки. А многие живут в одиночку и вообще не желают входить в контакты с соотечественниками.
«Долговременные» русские — это те, кто не потерял советского гражданства, не имеет статуса постоянного жителя Эквадора и чья виза более чем годовая, но менее чем пятилетняя. Таких тут немало. Они в свою очередь разделяются на три группы: цветочники, бананщики и креветочники. Вероятно, есть и другие микрогруппы, но уж слишком они микро, не видно их и не слышно.
Цветочники либо имеют собственные или кооперативные теплицы, либо просто перекупают гвоздики и летают на заваленных коробками самолетах. Многие работают парами и тройками, и тогда один или двое летают, а двое других почти постоянно живут в Эквадоре.
Время от времени в Кито организуется цветочная выставка-ярмарка. Вот там вы можете увидеть практически всех русских цветочников. Как правило, это люди основательные, зажиточные. Но есть и мелкий бизнес. Насколько я знаю, десятка коробок с гвоздикой достаточно, чтобы с головой окупить все затраты на эквадорскую поездку и поиметь тепленькую прибыль. Местных цветоводов по долинам — видимо-невидимо. Если поехать в район Флореста, подняться на гребень холма и с ошеломительной высоты поглядеть на огромную синеватую долину, то и без бинокля можно увидеть множество блестящих квадратиков — тепличных хозяйств. Практически все они — цветочные. Ну а с биноклем вы обнаружите, что кроме ферм есть внизу еще и домашние теплички, производящие в общей сложности тоже немало сотен тонн гвоздик, тюльпанов, калл и прочей изящной растительности.
Что касается бананщиков, то это бизнес крупных и тяжелых компаний и корпораций. Тащить через Атлантический океан полтонны бананов не будет ни один сумасшедший. Сотню тонн — другое дело. А лучше тысячу. Эквадор производит ежегодно такое количество бананов, что их кожурой можно было бы застелить почти всю его территорию. Бананэро — уважаемая профессия, всячески поддерживаемая любым эквадорским правительством, вне зависимости от политической ориентации. И конечно же любой иностранец, приехавший по банановому делу, опекается и уважается ничуть не меньше.
Если говорить о ценах, то я не очень ошибусь, если скажу, что при оптовой (многотоннажной) закупке бананов каждый их килограмм обойдется покупателю как минимум в десять раз дешевле, чем москвичу, который купит этот килограмм ровно через три недели у метро «Новослободская». Иначе говоря, дорогой читатель, если у вас как-то случайно завалялись тысяч двести долларов, то почему бы вам не проветриться с ними в Эквадор и не подрастить их до миллиона?
Впрочем, это шутка. Хотя Эквадор действительно ломится от бананов и на первый взгляд не знает, как от них избавиться, на самом же деле каждый банан заранее «приписан» к тому или иному оптовику. Конкурировать с корпорациями — себе дороже.
А теперь два слова о креветочниках. Креветка, известно, продукт не дешевый. И потому, в конечном итоге, прибыльный. Если, конечно, дело поставлено верно. Наши люди ставят это дело неплохо. В основном креветочники обитают на севере страны, на тихоокеанском побережье. Креветку там выращивают как огурцы, только не в теплицах, а в бетонных бассейнах, заполненных морской водой. Труд в бассейнах грязен и тяжел, креветка капризна, а технология ее выращивания имеет множество неудобных фаз, связанных с физическими работами. Эти работы выполняют, как правило, батраки. Причем среди батраков вы без труда найдете и наших. Многие из них просто подрабатывают, чтобы открыть такое же дело, то есть арендовать бассейн, запустить своих креветок и уж тогда разжиться. Но не у всех это получается. Батрачество нередко заканчивается эмиграцией в другие страны типа Уругвая, в поисках менее тяжкой работы и несколько больших денег.
Кроме того, на креветочных брегах процветают грабежи и бандитизм. Местные банды без разбору нападают на бассейны и вытаскивают креветок. Вероятно, это звучит смешно: бандит, вместо того чтобы требовать кошелек или шарить по дому в поисках тайного сейфа, засучивает рукава и длинным сачком выгребает розовых трепещущих креветок в грязные ведра. Но с точки зрения фермеров, ничего смешного в этом нет. За креветок могут и зарезать, а уж начистить физиономию — обязательно.
Правда, банд не так уж и много, и часто фермеры отбиваются от них собственными силами (полиция никогда не вмешивается в эти дела и негласно стоит на стороне грабителей по вполне понятным причинам). И как ни странно, но многим креветочникам удается сколотить неплохие состояния.
«Краткосрочные» русские дельцы в Эквадоре — это либо цветочники, либо даже бананщики, но не имеющие тесных связей с местными, действующие по принципу пришел — увидел — закупил. А туристы — они и в Африке туристы. Хотя отличить нашего от какого-нибудь голландца можно без труда в течение десяти секунд. Наш обязательно выглядит устало, изношенно (даже если он подшофе и полон веселья), и у нашего туриста всегда скучающе-умные глаза. Но в целом русский турист, в отличие от часто встречаемых в литературе штампов, тактичен, вежлив, тих и вообще джентльмен. Те же, например, американцы держат себя куда более шумно и развязно.
…В один прекрасный день в моем локаде появились два парня лет шестнадцати — семнадцати. Один рыжеватый, с веснушками, длинноносый, другой темный, худосочный, с маленькими острыми глазами. Оба высокие и не по-туристски одетые.
— Сколько имеете игрушки вы здесь какие? — Если перевести дословно, то веснушчатый спросил примерно так.
Я начал было рассказывать, рекламировать мои программы, как вдруг тот, что потемнее, говорит своему товарищу по-русски (если перевести с его языка на приемлемый):
— Да фиг у него это есть, блин!
Я удивился, но тут же ответил:
— Почему же нет, у меня много чего есть, блин!
Теперь удивились они, но не больше, чем на секунду.
Мы разговорились. Оказалось, что парни приехали с родителями, оба из Питера, принципиальные эмигранты, хотя пока что обходятся трехмесячными (туристическими) визами. Но Эквадор им нравится, и возвращаться они не намерены.
— Мой отец ищет какое-нибудь маленькое кафе, хочет купить готовый бизнес, — рассказывал веснушчатый, которого звали Женя. — А мать затормозилась в России, у нее проблемки с документами. Но скоро приедет.
— И моя мать еще сидит в Петербурге, нашу вторую квартиру никак не продаст, — сказал темноволосый, которого звали Николай.
— А вы давно в Кито? — спросил Женя.
Я рассказал о моем житье-бытье. Не все, конечно, но достаточно.
— О, тогда мы к вам как к консультанту будем заходить. Мы тут еще ничего не знаем.
Из рассказа парней я понял, что их родители — сектанты, секта называется вроде бы «протестантская», но не берусь утверждать, в детали я не вдавался. В секте якобы человек двадцать русских, так что парни и их родители приехали не совсем на пустое место, им немного помогли с дешевым жильем и тому подобным. Но секта бедна, и на серьезную материальную поддержку рассчитывать не приходится. Правда, Женя тут же устроился бесплатно (за счет секты) в частную школу, где посещает только два урока в день — испанский язык и испанскую же литературу. А Николай — свободный студент, шатается без дела, пока друг корпит за партой.
