Два года каникул - Верн Жюль Габриэль (читать книги онлайн полные версии .TXT) 📗
Бакстер был из того же отделения, тринадцати лет, рассудительный, хладнокровный мальчик, труженик, способный к разным физическим работам, сын купца с довольно скромными средствами.
Феб и Уилкокс, двенадцати с половиной лет, были ученики четвертого отделения. Среднего ума, довольно своевольные и вздорные, они всегда были требовательны к своим «фаггам». Их семьи были богаты, и отцы их занимали важные посты в местном управлении. Гарнетт — сын отставного капитана, Сервис — богатого колониста. Оба они жили в Норд-Шорп на северном берегу порта Уэтемала. Обе семьи были очень дружны, а потому и мальчики были неразлучны. Они были добродушны и достаточно ленивы. Гарнетт особенно пристрастился к аккордеону, что очень ценилось в английском флоте. Как сын моряка, он играл в свободные минуты на своем любимом инструменте, который не забыл взять с собой и на «Sloughi». Что касается Сервиса, то это был первый весельчак и шалун, потешавший весь пансион Черман и мечтавший только о путешествиях, начитавшись о Робинзоне Крузо и Швейцарском Робинзоне.
Кроме этих были еще два девятилетних мальчика. Дженкинс, сын председателя Ново-Зеландского учебного общества, и Айверсон, сын священника собора св. Павла.
Один был в третьем, а другой во втором отделении, и оба считались в пансионе хорошими учениками.
Наконец, еще двое: Доль, восьми с половиной лет, и Костар, восьми лет, оба сыновья офицеров англозеландской армии, живущих в маленьком городе в 6 милях от Окленда на берегу гавани Маникаи. Они принадлежат к таким детям, о которых ничего нельзя сказать, разве только, что Доль был очень упрям, а Костар лакомка. Хотя они по успехам не выделялись в первом отделении, но не считались и отстающими, потому что умели читать и писать.
Итак, все эти дети принадлежали к почтенным семьям, давно поселившимся в Новой Зеландии. Остается рассказать об остальных трех мальчиках.
Американцу Гордону — четырнадцать лет. В его фигуре и манерах проглядывает грубость настоящего янки. Неловкий и тяжеловесный, он, бесспорно, был самым положительным учеником пятого отделения. Если он не так блестящ, как Донифан, то у него есть здравый смысл, практическая сметка, которую он часто обнаруживал в серьезных вещах. У него был наблюдательный ум и холодный темперамент. Педантичный до мелочности, он размещал свои мысли в голове в таком же порядке, как вещи в своем шкафу, где все было распределено по местам, надписано и отмечено в особой памятной книжке. Словом, товарищи его уважали, признавали его качества и хорошо относились к нему, хотя он и не был англичанином. Гордон был родом из Бостона; круглый сирота, которому семью заменил его единственный родственник-опекун, прежде бывший консульским агентом. Несколько лет назад он оставил службу, нажил состояние и жил в красивой вилле, стоящей на возвышенности около селения Маунт-Сент-Джон.
Два молодых француза, Бриан и Жак, были сыновьями известного инженера, который два года тому назад провел большие работы по осушению болот на острове Ика-Намауи. Старшему было 13 лет. С большими способностями, но ленивый, он часто бывал одним из последних учеников пятого отделения. Однако, когда хотел, с его способностями и замечательной памятью, быстро поднимался до первого разряда, чему Донифан больше всего завидовал. Бриан и он никогда не ладили в пансионе Черман, то же самое было и на яхте. Бриан был смелый, предприимчивый и ловкий, находчивый в спорах, а кроме того, услужливый, добрый мальчик, ничего не имеющий общего с Донифаном; он и одевался немного небрежно и не следил за манерами; словом, был совсем француз и этим резко отличался от своих товарищей-англичан. Он часто защищал слабых от старших, злоупотреблявших своей силой, и с первых дней не был «фаггом», а потом и обходился без них. Из-за этого происходили драки, из которых он почти всегда выходил победителем благодаря мужеству и силе. Товарищи любили его, и когда возник вопрос о том, кому управлять яхтой, большинство из них согласились повиноваться ему — тем более было известно, что он приобрел некоторые морские сведения во время переезда из Европы в Новую Зеландию.
Что касается его брата Жака, то его до сих пор считали самым большим шалуном, не хуже Сервиса. Он беспрестанно изобретал новые проказы и приставал к товарищам, за что его нередко наказывали. Но его характер совершенно изменился после отплытия яхты, и причина этой перемены была загадкой для всех. Таковы были мальчики, выброшенные бурей на какую-то землю в Тихом океане.
Во время плавания вдоль берегов Новой Зеландии яхтой должен был командовать ее владелец, отец Гарнетта, один из смелых членов яхт-клуба австралийских морей. Много раз его яхта показывалась около берегов Новой Каледонии, Новой Голландии, от пролива Торреса до южных пределов Тасмании, около Моллукских островов, Филиппинских и Целебеса, в местах, опасных даже для крупных судов. Но это была яхта хорошо построенная, очень прочная и великолепно выдерживавшая даже бурю.
Экипаж состоял из боцмана, шестерых матросов, повара и юнги Моко, двенадцатилетнего негра, семья которого была в услужении у новозеландского колониста. Надо еще упомянуть прекрасную охотничью собаку Фанна, американской породы. Она принадлежала Гордону и никогда не отходила от своего хозяина.
День отъезда был назначен на 15 февраля. Яхта стояла в конце Коммерческого мола в довольно просторном месте гавани. Экипажа еще не было на яхте, когда 14го вечером молодые пассажиры явились на ее палубу. Капитан Гарнетт должен был подойти к моменту снятия с якоря. Только боцман и юнга встретили Гордона и его товарищей — остальные матросы ушли выпить по стаканчику виски на дорогу. Когда все разместились, боцман решил присоединиться к своему экипажу. Он пошел в один из трактиров, где они собрались, и засиделся до поздней ночи. Что касается юнги, то он лег спать.
Дальше случилось невероятное. Канат, которым яхта была пришвартована к пристани, оказался отвязанным. Неизвестно, был ли это злой умысел или небрежность. На яхте этого никто не заметил.
Густой мрак окутал порт и залив Гаураки. Ветер сильно дул с суши, и яхта, подхваченная отливом, понеслась в открытое море.
Когда юнга проснулся, то яхта качалась от волнения, которое нельзя было принять за обычный прилив. Моко поспешил подняться на палубу. Яхта была далеко снесена ветром. На крик юнги Гордон, Бриан, Донифан и несколько других ребят, соскочив со своих коек, бросились на палубу. Напрасно они звали на помощь. Не видно было огней ни в городе, ни в гавани. Яхта уже была в открытом море, в трех милях от берега.
Прежде всего, по совету Бриана и юнги, мальчики попробовали поставить парус, чтобы, лавируя, вернуться в порт. Но слишком тяжелый парус не мог хорошо быть уложен и только помогал восточному ветру уносить яхту еще быстрее. «Sloughi» обогнула мыс Колвилль, дошла до пролива, отделяющего его от острова Грот-Баррьер, и вскоре очутилась далеко от Новой Зеландии.
Положение стало критическим. Бриан и его товарищи не могли надеяться на скорую помощь с земли.
В случае, если какое-нибудь судно из порта отправится за ними, несколько часов пройдет прежде, чем оно догонит их, допуская, что возможно будет найти яхту в такой темноте. Детям приходилось выбираться из этого положения своими собственными силами. Если переменится ветер, им нечего и думать вернуться к берегу.
Правда, оставалась надежда встретить какое-нибудь судно, идущее в один из портов Новой Зеландии. Это предположение было сомнительно, но Моко поспешил поднять фонарь на верх фок-мачты. Оставалось только ждать рассвета.
Маленькие не проснулись от суматохи, и их решили не будить. Они бы испугались и увеличили беспорядок на яхте.
Однако было сделано еще несколько попыток поставить яхту под ветер. Но он ослабевал и быстро уклонялся к востоку.
Вдруг в двух или трех милях показался свет белого фонаря наверху мачты — сигнал идущего парохода. Вскоре показались другие установленные огни — красный и зеленый, и так как они оба были видны сразу, то это значило, что пароход идет прямо на яхту.
