Через Кордильеры - Ганзелка Иржи (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
— Сколько стоит такая свечка? — не удержались мы от соблазна узнать стоимость благодеяния, получаемого взамен воскового ствола длиною в 2 метра и шириною у основания в 20 сантиметров. Настоятели храмов гасят эти свечищи так же, как и остальные, не дав им догореть, и возвращают их тем же торговцам за деньги с веса.
— Двести солей, — отвечает продавец и с услужливым поклоном предлагает свечи на выбор.
Молча поворачиваем к выходу. Эта сумма равна полугодовому заработку индейцев-носильщиков, которые гуськом проходят по обочине дороги перед лавчонкой, неся на головах поклажу весом в центнер. Свечка стоимостью в полгода работы потомков индейцев, которые жили в этих местах свободными людьми, прежде чем испанцы во имя христианской любви навязали им свою злую волю.
Мало какой из городов Латинской Америки может похвастаться таким количеством храмов, как Куско. Потягаться с ним может, пожалуй, лишь Потоси. На фундаментах инкских дворцов и храмов, не разрушенных землетрясениями и бурями четырех веков, испанские архитекторы воздвигли католические храмы. «Сколько дворцов у язычников-инков, столько католических храмов», — так звучал их самоуверенный клич, которым они хотели доказать свое духовное превосходство над народом завоеванной страны. И вот архитекторы стали соперничать между собой, стараясь превзойти в роскоши творения своих инкских предшественников. Фасады и внутреннее убранство храмов в Куско действительно принадлежат к прекраснейшим жемчужинам колониальной архитектуры во всей Латинской Америке. Лишь несколько храмов в Потоси, в Лиме, в Кито и в Мехико способны выдержать сравнение с этими творениями.
На немногих улицах Куско до сих пор сохранились фундаменты жилых домов и храмов в первоначальном их состоянии. Но на улице Сан-Августин древние стены варварски изуродованы пробитыми через каждые 5 метров входами, которые ведут в маленькие лавчонки и мастерские. Новые съемщики не стали себя утруждать даже замазыванием разбитых углов. Они лишь всадили над проломами поперечные каменные плиты, чтобы верхние слои кирпича не обрушились им на головы. В других же местах среди полуразрушенных стен индейцы выращивают овощи и пользуются старыми стенами как источником дешевого строительного материала для домиков и сараев. Однако вскоре после нашего отъезда Куско постигло во много раз большее несчастье, которое исковеркало его лицо до неузнаваемости. Жертвами небывало сильного землетрясения пало большинство храмов. Многие жилые здания во время катастрофы рассыпались, как карточные домики. На этот раз не устояли даже некоторые остатки инкских построек, до тех пор лишь незначительно поврежденные временем и разрушительной рукой человека.
Куско умер вторично.
День же седьмый…
Тревожный благовест колоколов, выстрелы, громкая музыка.
— Послушай, что там на улице происходит?
— Я сам вот уже несколько минут прислушиваюсь. Стрельба, как в Кочабамбе.
— Ну, а к чему духовой оркестр? Восстание с музыкой?
Так проснулись мы в Куско, в первое воскресенье на территории Перу. Взглянув в окно, мы убедились, что ничего чрезвычайного не произошло. На площади перед входом в кафедральный собор окруженный толпою играл военный оркестр. На ступеньках храма несколько расшалившихся мальчишек поджигали ракеты собственного производства. А на колокольне, вокруг колоколов, словно на летке улья, вился еще один рой мальчишек. Они бешено били в колокола всем, что только оказывалось под рукой, а самые сильные из них так раскачивали языки колоколов, словно хотели выколотить из них ту каплю золота, которую несколько веков назад вложили туда отливавшие их мастера. Оказывается, в Куско так встречают все воскресные и праздничные дни. Если у мальчишек в кармане останется от воскресных денег несколько сентаво, то стрельба перед храмом продолжается и на рассвете буднего дня.
Все чаще под окнами слышится шарканье и шлепанье босых ног индейцев. Они торопятся на площадь, чтобы не лишиться такого удовольствия, как музыка. Ведь для них это единственная радость, которую они с нетерпеньем ожидают всю неделю. Они настойчиво пробираются в передний ряд слушателей, полукругом обступивших музыкантов, чтобы не упустить ни одного звука. Обычно утомленные и равнодушные, индейцы здесь не отрывают глаз от капельмейстера. Старый морщинистый индеец за спинами остальных проделывает движения в ритме перуанского байлесито.
Черт побери этих музыкантов! Они перестали играть как раз на самом интересном месте.
— Otra tocata mas, caramba! — Сыграйте еще, черт побери! — просит старик и не отступает до тех пор, пока музыканты снова не берутся за инструменты.
Через два часа, когда сливки местного общества уселись на скамьи в храме, чтобы прослушать торжественную мессу, этого старца можно встретить под аркадой близлежащей площади. Он тащит на спине четыре мешка муки, в общей сложности почти центнер тяжести. Мелкими шагами, типичными для горных индейцев, спешит он на верхнюю площадь, на рынок. На лице его снова невыразительная маска равнодушия.
Перед полуднем на площадь опять валят толпы людей. Босые индейцы в коротких холщовых штанах или в шерстяных брюках, подвязанных ниже колен. На голове у них широкополые шляпы, а через плечо переброшено неизменное пончо. Вместе с ними солдаты и студенты, монахи и лавочники, нищие, стекольщики, продавцы-разносчики, полицейские с белыми поясами и белыми кобурами револьверов, туристы и гиды.
В этой толчее неожиданно обращаешь внимание на то, что 95 процентов всех оставшихся еще в Америке индейцев ходят и по тропическим лесам на Амазонке, и по ледникам на гребнях Кордильер, и по мостовым археологической столицы Южной Америки без обуви либо в сандалиях с подошвами из старых шин.
Воскресный базар в Куско — это подлинный смотр народного творчества. Это вовсе не обыкновенный рынок с горами юки и камоте — сладкого картофеля, — овощей и овечьего сыра. Все это продается в будние дни. Воскресенье принадлежит народному творчеству, древнему искусству индейцев, равно как и ремесленничеству, порожденному безвкусицей туристов.
Пёстрые шерстяные fajas, длинные, вручную вытканные сбруи и пояса. Остроконечные шерстяные шапки горцев с инкскими украшениями. Легчайшие пончо из шерстяной ткани, в темно-красный фон которой вотканы голубые и зеленые полосы. Невероятное множество ярко раскрашенных корзинок и глиняной посуды с традиционными орнаментами. Тонко вырезанные пичинчи — пастушьи свирели. Вышитые мужские куртки и детские юбочки, украшения из чеканного серебра. Горы богатств индейского народного искусства, разложенные на мостовой площади.
А рядом с ними еще большие горы предметов, подделанных под некоторые народные образцы, расписанных повсюду, где только возможно и невозможно, отталкивающими надписями — CUZCO.
Они пользуются успехом у щеголеватых туристов, а индейцы вынуждены в конце концов производить то, что у них покупают.
Бани Инков
По склонам, окаймляющим с северо-востока столицу империи инков, частой спиралью вьется горная дорога.
Это та самая дорога, по которой поддерживали быструю почтовую связь гонцы инков. По ней, когда нависала опасность, отправлялись отряды войск к горным седловинам и каменным крепостям, замыкавшим линию обороны вокруг Куско. По ней бежали от вооруженных воинов Писарро жрицы храма Солнца, чтобы бесследно исчезнуть в таинственном Мачу-Пикчу.
По этой же дороге проходили инки и в минуты радости и отдохновения; За первым горным перевалом, в укрытой со всех сторон котловине, залитой солнцем, стоит почти неразрушенное здание, перед ним искрится алмазами полноводный источник. Bодa падает искусственным каскадом и вливается в большой гранитный водоем. Все здание представляет собой лабиринт бассейнов, фонтанов, гранитных ванн. По сей день остались нетронутыми капитальные стены этих старых бань Тамбумачай.
С первого же взгляда нас не покидало впечатление, что где-то в пути нам уже встречались подобная архитектура и техника постройки. Тамбумачай имеет не только ровные стены, сложенные из прямоугольных плит. Некоторые входные проемы закруглены, а стены поднимаются вверх в форме усеченных конусов. Способ соединения в органичное целое прочной скалы, служащей фундаментом, и возведенных стен тоже нам откуда-то знаком. Где же все-таки мы это видели?
