Африка грёз и действительности (Том 1, все фотографии) - Ганзелка Иржи (лучшие книги без регистрации txt) 📗

Вы осматриваете удивительный лабиринт замысловатого строения, которое велел соорудить для своих любимцев принц Юсуф Камаль эд-Дин. В отдельные помещения «голубиных казарм» приходится почти вползать на коленях между глиняными стенами с бесчисленными перегородками и выступами. Тысячи глиняных яйцевидных сосудов, напоминающих снаружи круглые дренажные трубки, вделаны в стены на небольшом расстоянии друг от друга. Получается необычное помещение с экономным использованием площади, так как голубиные каморки расположены с обеих сторон. Голубки, которые сидят на яйцах, не проявляют никакого беспокойства и с любопытством высовывают головки из гнезд. Свыше 10 тысяч голубиных гнезд вделано в стены фермы Камаля. Никто, однако, не знает количества голубей, так как многие гнездятся снаружи и прилетают лишь тогда, когда на дворе появляются корзины и фартуки с зерном.

Когда мы вышли из помещения, чтобы сделать еще несколько снимков с крыши фермы, вновь поднялся ураган голубиных крыльев. Проходя через узкие двери, соединяющие оба двора, нам пришлось защищать лицо от неистовых взмахов крыльев. Голуби здесь предпочитают вылетать наружу через дверь, чем проделывать более длинный путь, перелетая через глиняную стену. Когда мы вышли к Нилу, берег был буквально усеян серыми голубиными телами.

— Сколько голубей вы еженедельно отправляете на базар? — попытались мы получить от служителя хотя бы одну конкретную цифру после того, как он не смог назвать нам точного количества своих «нахлебников».

Он улыбнулся и изумил нас неожиданным ответом:

— Ни одного. Меня уволят, если принц Камаль узнает, что я хоть одному голубю помял перышко. Это его страсть…

Теперь мы поняли, почему голуби в Эль-Касре такие ручные. Поняли мы также, почему голодающие феллахи в Эль-Касре не любят ни принца Камаля эд-Дина, ни его голубей…

Сантиметры, от которых зависят миллионы жизней

Когда проезжаешь по Нильской долине в районе Асьюта во время осеннего паводка, то напрасно ищешь реку как таковую, ибо ее воды простираются повсюду — от золотистых дюн пустыни, отстоящих на несколько километров к западу, до коричневых склонов гор Мукаттама на востоке. Волнистую поверхность вздувшегося Нила пересекает узкая полоса дороги, едва выступающая из воды. Лишь кроны пальм, распустивших зеленые вееры над мутной водой, отмечают берега главного русла Нила.

Наверное, ни одна страна в мире не может похвалиться тем, что на всей ее территории есть только одна река. В Египте к этому добавляется и другой факт: его единственная река является одновременно самой длинной рекой земного шара [52].

Огромная территория Египта на ваших глазах суживается до размеров ленточки зелени, вклинившейся между скалами и пустыней. Только этим можно объяснить непрекращающуюся отчаянную борьбу египетского феллаха за воду. В период, когда уровень воды в Ниле начинает повышаться, миллионы глаз прикованы к Каиру, к «ниломеру» — этому прославленному индикатору судьбы страны. Газеты систематически помещают сообщения, на сколько сантиметров поднялась вода за последние сутки. Результаты международных футбольных состязаний или доклады на сессии ООН в это время отходят на задний план. Ведь мутная вода Нила — это альфа и омега, от нее зависят жизнь и смерть.

Если в других странах наводнение приносит с собой гибель, то египетские феллахи ждут половодья, как милости. Питательные соки в колосьях хлебов и в тоненьких стебельках риса, сладкий сок манго, аромат апельсиновых деревьев и ослепительную белизну распустившихся коробочек хлопка — все это несет Египту Нил.

Каждый год, когда уровень воды в реке достигает наивысшей точки, вся страна отмечает «Праздник Нила». Радость и признательность проявляются в благодарственных молебнах, торжественных богослужениях, шествиях и пестрых фейерверках. Король, окруженный представителями общественности, отдает почести «священной реке» на ее каирском берегу под огромным шатром, отделанным с восточным великолепием, а толпы бедных людей в это время наблюдают с обоих берегов за волшебным зрелищем фейерверка.

Ни один из этих бедняков, любующихся ослепительным зрелищем, не знает, сколько иностранных монополий заинтересовано в «священной реке» Египта. Редкая река в мире представляет столь прибыльный объект спекуляций, а заодно и такой мощный политический рычаг в руках иностранных империалистов, как Нил.

Когда просматриваешь статистику египетского импорта, наталкиваешься на такой невероятный факт, что Египет вынужден ввозить зерно из-за границы, чтобы его населению не угрожал голод. Как можно совместить это с вошедшим в поговорку плодородием египетской почвы? К объяснению вы придете окружным путем через… Нил.

Английские текстильные промышленники, чтобы избавиться от тяжелой зависимости от американского хлопка, обратили свои взоры к Египту и предприняли в начале нашего столетия строительство нескольких плотин на Ниле. Они не собирались при этом индустриализировать страну. Совсем наоборот! Благодаря строительству плотин, которое потребовало огромных расходов и принесло неслыханные барыши английским компаниям, они еще теснее связали страну как путами процентов по займам и налогов, так и тем, что могли самовольно распоряжаться посевами на орошаемых землях. Они принудили египетских феллахов выращивать хлопок вместо хлеба. И вот теперь хлопок составляет от 80 до 85 процентов всего египетского экспорта, а страна оказалась перед необходимостью ввозить зерно из Индии, Канады и Австралии при посредничестве английских хлеботорговцев и английских транспортных компаний.

Ни одна из крупных египетских плотин не используется для выработки электроэнергии, даже самая большая из них — Асуанская, построенная в 1903 году и позднее усовершенствованная. И это несмотря на разницу в высоте между Каиром и Асуаном, составляющую 76 метров. Такой разницы более чем достаточно, чтобы миллионы тонн падающей воды превратились не только в питательный сок растений, но и в киловатты энергии, которые впряглись бы в машины и насосы и зажгли бы электрические лампочки.

Ничего подобного не произошло! Английские капиталисты предоставляют египетскому феллаху возможность любоваться фейерверком в день праздника священной реки, следить за делениями каирского «ниломера», смотреть на водную поверхность, уровень которой в октябре начнет спадать. На остальное время года, до наступления нового паводка, они оставляют феллаху только его мозолистые руки.

Вода, задержанная во время паводка плотинами, растекается по миллионам метров каналов, оросительных канав и узких глиняных лотков к квадратам и прямоугольникам полей. Однако она не приходит к ним сама. С утра до вечера у оросительных каналов вы увидите исхудалых и оборванных детей, стоящих по пояс в воде и вертящих рукоятку винта Архимеда. Эти дети тоже понятия не имеют о том, что коварная болезнь — бильгарциоз — проникает в их организм из грязной воды.

По спирали внутри деревянного барабана более пяти метров в длину вода из оросительного канала поднимается на несколько дециметров выше, к тростниковым полям, ненасытная глинистая почва которых днем и ночью поглощает воду, смешанную с потом. У феллаха здесь нет ни осла, ни коровы. Человеческие руки, главным образом руки детей и женщин, доставляют почве воду таким же способом, как и тысячелетия назад, когда никто не знал еще ни турбин, ни дизелей.

Чем больше удаляешься от Нижнего Египта, от плоской дельты Нила, тем чаще встречаешь другой образец водного черпака. Здесь тоже единственной двигательной силой служат мускулы человека. Монотонный, бесконечный, изнуряющий труд. На высоких, поднимающихся зачастую на несколько метров берегах оросительных каналов вбиты два столба, слепленные из глины и стеблей тростника. Об их концы опирается поперечное бревно, на котором укреплены два длинных коромысла. Примитивные кожаные мешки и глиняные сосуды, подвешенные к одному концу коромысла, при каждом напряжении мышц поднимают наверх несколько литров воды. На отлогих берегах каналов вы увидите египетские журавли-шадуфы, расположенные в два и три этажа. Глубокая яма под средним шадуфом служит примитивной промежуточной станцией, где вода остается лишь до тех пор, пока феллах, стоящий у самого высокого коромысла, не зачерпнет ее кожаным мешком и не выльет в канаву, ограничивающую его поле.