Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Мортон Генри Воллам (читать книги TXT) 📗

Во всем было виновато полнолуние и омар, неосмотрительно съеденный на ночь…

Когда я отодвинул занавески, лунный свет отпечатался зелеными пятнами на полу. Косые лучи легли поперек кровати и дотянулись до мрачного платяного шкафа, который прятался в темном углу под древней дубовой балкой. Ах, какая волшебная ночь! Все тот же колдовской зеленый свет заливал окрестные холмы и поля, порождая таинственные тени, создавая видимость необъяснимого, скрытого движения в темных чащах и молодом редколесье. В такую ночь кажется, что достаточно выйти за околицу — и услышишь эльфийские волынки, увидишь призрачные фигуры, отплясывающие посреди «ведьминых кругов». Где-то на соседней улице безостановочно воет пес — глупый маленький волчок сам не знает, почему не спит… просто древние инстинкты не дают ему покоя в полнолуние.

Я лежал в постели и размышлял о давних кровавых преступлениях, случившихся в этих местах. Шрусбери есть о чем вспомнить. Начиная с восьмого века, когда мерсийский король Оффа приплыл со своими войсками по Северну и вышиб правителя Поуиса из его замка, все пертурбации на валлийской границе — будь то в эпоху саксов, норманнов или во времена Средневековья — немедленно сказывались на судьбе Шрусбери. В 1283 году неподалеку отсюда, у подножия каменного кельтского креста, состоялась жестокая казнь святого Давида Уэльского, а в 1403 году там же произошло убийство герцога Вустерского. В том же году здесь было выставлено на всеобщее обозрение тело Сорвиголовы Гарри [45]. Его продержали целых три дня, чтобы все желающие могли убедиться: злейший враг короля действительно мертв. Как вы помните, Фальстаф похвалялся, что убил Сорвиголову Гарри после героической битвы, которая длилась «целый час по шрусберийским часам!» Это воспоминание вызвало у меня невольную улыбку. На ум пришли зеленые поля… госпожа Форд и госпожа Пейдж… корзина для грязного белья… Эллен Терри… Стратфорд-на-Эйвоне… как забавно выглядят мои шлепанцы, когда стоят вот так — сами по себе, без меня — в пятне лунного света. Это была последняя мысль; затем я, похоже, заснул.

Вам знакомо состояние, когда неизвестно почему внезапно пробуждаешься от глубокого сна? Такое впечатление, будто чья-то холодная костлявая рука прошлась над лицом и обожгла холодом. Ощущение было настолько сильным, что я лежал, не смея открыть глаз. Мне казалось: если только я это сделаю, то непременно увижу кошмарную руку — и существо, которому она принадлежит. Большинство повседневных звуков, которые днем кажутся совершенно смехотворными, иногда (слава богу, это происходит достаточно редко) пугают нас до беспамятства. Какими же маленькими, одинокими и беспомощными кажемся мы себе в тишине лунной ночи! Снаружи не умолкая воет собака, а мы с замиранием сердца прислушиваемся к этому завыванию, который шотландцы называют «смертным воем».

Послушай, повторял я про себя, ты должен немедленно открыть глаза и вообще перестать вести себя как маленький неразумный ребенок. Иначе ни о каком самоуважении не может быть и речи. Итак, на счет «три» необходимо решиться и положить конец этому безумию! Раз… но я же чувствую: в комнате находится какое-то ужасное чудовище…два… наверное, оно склонилось прямо надо мной, я ощущаю его леденящее присутствие совсем рядом…тр… а вдруг я увижу, как дверца гардероба медленно открывается, или (что еще страшнее) медленно закрывается— черт побери! — ТРИ! С усилием я открыл глаза и увидел лунный луч, белой полосой падавший мне на лицо. Комната, естественно, была пуста.

Если вам доводилось когда-нибудь просыпаться в холодном поту от ночного кошмара, вы, конечно же, посочувствуете моим безуспешным попыткам снова заснуть. В ночные часы чужая, незнакомая комната наполняется необъяснимым напряжением — будто что-то вот-вот должно произойти. Стоит открыть глаза, и все знакомые вещи обретают дьявольскую способность мыслить и действовать самостоятельно. Такое впечатление, будто предметы обстановки ведут некий таинственный разговор. Если же смежить веки, получается еще хуже: по коже пробегают мурашки; вы лежите, забившись под одеяло, и чувствуете себя последним трусом. Вас не покидает ощущение, что в следующую секунду из тени в углу появится некая ужасная сущность — вы услышите ее приближение, почувствуете холодное прикосновение. Я никак не мог отделаться от мыслей о несчастном Сорвиголове Гарри. Перед глазами стояло его безжизненное тело, распростертое меж двух дорожных камней. Сколько я ни старался прогнать наваждение, этот образ не шел у меня из головы. В конце концов создалось четкое ощущение: бедняга Гарри сидит прямо у меня на постели и силится что-то сказать.

Думается, в такие минуты человек явно преувеличивает свою способность разумно оценивать окружающую обстановку. Ему только кажется, что он бодрствует, а на самом деле он лежит, одурманенный сном, весь во власти иррационального ужаса, и слабо надеется, что, если затаится, то, возможно, надвигающийся кошмар не реализуется. Увидеть привидение — несомненно, сильнейший шок для любого человека; но поверьте: ожидание этого момента, когда всеми порами ощущаешь разлитое в воздухе потустороннее присутствие, — еще худшее испытание. Впрочем, не исключено, что все подобные переживания являются следствием расстроенного пищеварения.

Насколько же глупыми кажутся ночные страхи поутру, когда лежишь в залитой солнцем комнате и прислушиваешься к громыханию почтового фургончика по мостовой…

Трудно придумать более неподходящее место для встречи с призраками, чем Шрусбери в утренние часы. Распекая себя на все лады, я пообещал никогда впредь не есть на ужин речного омара — особенно в полнолуние — и приготовился совершить ознакомительную прогулку по городу. Отказать себе в таком удовольствии совершенно невозможно, ведь Шрусбери обладает естественным, неподдельным обаянием, с которым не может сравниться ни один город Англии. Чего только стоят прелестные фахверковые дома — ни до, ни после мне не довелось видеть столько очаровательных старинных построек, собранных в одном месте. К тому же в городе начисто отсутствует трамвайное движение, но это преимущество осознается далеко не сразу. Лишь к середине своей прогулки по Шрусбери я наконец разглядел, что его улицы не обезображены привычными рельсами и линиями электропередач.

О географическом положении города следует поговорить отдельно. Его строители знали толк в градостроении и обеспечении безопасности жителей. Шрусбери стоит на возвышенности, практически со всех сторон окруженной естественной водной преградой. Дело в том, что река Северн описывает здесь петлю, опоясывая своими глубокими, полноводными водами городские постройки. Лишь на крайнем северо-востоке образуется сухопутный перешеек шириной в триста ярдов, и именно здесь расположен Шрусберийский замок. Выглядит он довольно живописно, но я все же продолжаю настаивать, что основную прелесть города составляют старинные постройки. Полагаю, все американские туристы должны непременно посетить Шрусбери, прежде чем покинут нашу страну.

Не знаю, существует ли полный справочник по старым домам Англии. Если нет, то должен найтись человек, обладающий достаточным запасом времени и хорошим фотоаппаратом, дабы составить такое издание. Потомки будут ему благодарны. В одном только Шрусбери (не считая остального Шропшира) сохранилось множество интереснейших строений — целые улицы, построенные в тюдоровскую эпоху и даже ранее. Дома по-прежнему обитаемы, каждые полвека они реставрируются и благодаря этому выглядят почти как новые, под свежим слоем замазки и побелки.

Надо сказать, что Шрусбери и другие сельские города, живущие кипучей деловой жизнью, обладают особым шармом. Они сильно отличаются от соборных городов, в которых собор занимает настолько господствующее положение, что заслоняет все остальное: гости города приезжают и уезжают, так и не повидав ничего, кроме собора. В отличие от этих городов Шрусбери на протяжении многих веков играл роль маленькой столицы сельского графства и в таковом качестве представляет больший интерес для стороннего наблюдателя. На его древних улицах — с верхними этажами, нависающими над мощеными мостовыми (мне они напоминают старых утомленных профессоров истории, вышедших погреться на солнышке и раскланяться с коллегами) — течет неторопливая сельская жизнь, которая не меняется уже много столетий. Ее основные черты и законы сложились в елизаветинскую эпоху, а отдельные приметы восходят к еще более ранним временам саксов и норманнов.