Параметры риска - Рост Юрий (книги полные версии бесплатно без регистрации .TXT) 📗
Туркевич, ночевавший с ними в одной палатке, приготовил завтрак, и Ильинский ушел на маршрут. В четырнадцать часов он связался с базой и сообщил, что дошел до шестой веревки и ждет Чепчева. Тот должен| был выйти через час, но все никак не мог собраться: сидел на рюкзаке и зашнуровывал ботинок.
Пришедший в третий лагерь Ефимов застал его той же позе, в которой видел его часа полтора назад Иванов. Кроме Чепчева, в третьем лагере на 7800 Ефимова поджидал пришедший в себя Балыбердин. Ефимов отдал Володе рюкзак, сказав:
— Ты уж извини, что половину камней пришлось высыпать.
— Спасибо, хоть что-то оставил, — улыбнулся Бэл.
В базовом лагере были обеспокоены заторможенным поведением Чепчева. Но, преодолев апатию (к счастью она оказалась не "горняшкой"), он постепенно разошелся и за несколько веревок до конца пути догнал Эрика Ильинского. В четвертый лагерь на высоту 8250 они поднялись одновременно, но поздновато — где-то после девяти часов вечера.
(Овчинников замечает, что "этот темп движения привел к разрыву между двойками Валиев — Хрищатый и Ильинский — Чепчев". И разрыв этот возник, по-видимому, "по причине различной утомляемости… И условиях той штормовой ночи вряд ли они смогли бы достигнуть вершины. Ведь первая (Валиев — Хрищатый) двойка это сделала на пределе возможности". Но об этом наш рассказ еще впереди.)
К этому времени первые четыре восходителя — и ними Иванов — спустились в первый лагерь на ледник По дороге они заглянули во второй, где Хомутов с Мишей Туркевичем сварили им рис с луком и салом.
Уют царил во втором лагере, где Ефимов задержался в гостях у Хомутова, Пучкова и Голодова. И здесь пили чай, и здесь накапали спирт в кружки с чаем за восхождение четверых и за завтрашний день.
Ранним утром 7 мая Валиев и Хрищатый покинули палатку лагеря и отправились на восхождение…
Еще в Непале, а потом в Москве, в разговорах с ребятами, участвовавшими в этом событии, и с людьми, которые были не сторонними наблюдателями, я пытался выяснить: можно ли хоть в малости упрекнуть Валиева и Хрищатого за то, что они, не дождавшись своего тренера Ильинского и напарника его Чепчева, отправились на восхождение.
Но тут вмешалась судьба. Помните первый сеанс связи после возвращения четверых в пятый лагерь? Бершов через Ильинского передал, что нужно всем освободить третий (воссоединительный) лагерь для спускавшихся с горы…
Прогноз погоды был удручающим. Максимум непогоды обещали на 8–9 мая. Каждый последующий день оказывался хуже предыдущего. Валиев с Хрищатым были в отличной форме, и теперь, в пятом лагере, для них уже не было вопроса — идти или ждать. Расходовать кислород и силы на пустую дневку на высоте 8500 было просто бессмысленно. Но, кроме здравого смысла, были еще Ильинский и Чепчев…
Погода становилась хуже. Сегодня, 7 мая, еще можно попытаться. А завтра? День промедления на Эвересте… Мы уже говорили об этом. К тому же Ильинский с Чепчевым смогут завтра, если будет нормальная погода, сходить двойкой. Да они так и договорились ведь…
Вышли из палатки утром в ураганный ветер. Хрищатый — без кислорода. Пока они шли две веревки до западного гребня, было холодно, но терпимо. Но едва вышли на гребень, на них обрушился шквал. Дышать было невозможно. Ветер грозил сбросить их вниз. Все тепло, накопленное за ночь, моментально улетучилось.
Потом они рассказывали, как Хрищатый вышел на гребень и остановился…
Они даже не могли определить, с какой стороны ветер. Резкими порывами и все время. Если бы они ушли еще на пару веревок, то, вероятно, уже не смогли бы вернуться. Их качало, срывало ветром, для которого определение «ледяной» — великая лесть. Потом начали отказывать руки. Хрищатый пошел, без кислорода, надеясь на хорошую погоду. Он провел бескислородную ночь спокойно и даже видел прекрасные сны.
Ввалившись в палатку, они сообщили базе, что вернулись, и легли в спальные мешки, договорившись с Таммом, что повторят попытку в любое время суток, как только стихнет ветер. А ветер не стихал…
В это время из четвертого лагеря в пятый, где в ожидании погоды лежали Валиев и Хрищатый, двинулись Ильинский с Чепчевым. Казалось, скверная погода, посочувствовав Эрику и задержав Казбека и Валерия, сделает возможным хотя бы формальное объединение всей четверки. Впрочем, почему формальное? Если погода будет свирепствовать до следующего утра, то…
Но к середине дня ветер убавился до уровня "просто штормового" — восемьдесят узлов. Эверест осветило солнце. И они решили: идти.
Ильинский с Чепчевым были уже в часе пути от пятого лагеря, когда Валиев и Хрищатый, на этот раз с кислородом, решились на вторую попытку.
— Это было вынужденно, — скажет потом Хрищатый, — потому что погода намекала нам: то ли вы пойдете, то ли нет… Мы решили брать вожжи в свои руки.
Первая попытка, по-видимому, не прошла для них бесследно, несмотря на ее быстротечность. Часть сил была потрачена. Они лежали в спальных мешках, прислушиваясь к ветру, а когда он стих, ушли на гору. Но это уже вторая попытка.
Кто-то в газете написал, что первое ночное восхождение было вынужденным, а второе — обдуманным и запланированным. Я бы сказал иначе: что и первое и второе были вынужденными. Зачем планировать трудности специально, когда на горе их и без того достаточно? Задумывалось чисто бескислородное восхождение Хрищатым, и, будь погода идеальной, оно осуществилось бы. А ночного же выхода в плане двойки не было.
Когда они отправились в пять часов вечера, было безветренно. В этот раз, надев на себя все теплые одежды, они не могли идти быстро потому, что "стало жарко", как рассказывал Валиев. Но скоро ветер поднялся вновь, похолодало, и начало смеркаться. Полная луна, на которую было- столько надежд, все не выходила, скорость подъема упала, потому что по заснеженным скользким, скалам в наступившей темноте продвигаться пришлось; буквально на ощупь.
К тому времени, когда луне полагалось осветить путь началась пурга. У Валиева трижды подмерзала кисло родная аппаратура, приходилось останавливаться, снимать рюкзак, доставать баллон, надевать рюкзак… Каждая остановка казалась им короткой, но они, как каждый человек на этой запредельной для нормального существования высоте, не могли оценить быстроту своих действий. А если бы и знали, что все делают медленно, все равно не было у Валиева и Хрищатого сил двигаться быстрее. К тому же Хрищатый стал мерзнуть, особенно во время остановок…
Но они лезли и лезли вверх.
Одна из сильнейших двоек, несмотря на яростное сопротивление погоды, все же достигла вершины, потратив на подъем почти девять часов. Они взошли глубокой ночью. Попытались вызвать базовый лагерь, но рация безнадежно замерзла.
— База, база… — звали они с вершины. Был один час сорок семь минут ночи.
Найдя в темноте треногу, Валиев и Хрищатый оставили по традиции пустой баллон и в два часа ночи двинулись назад. Ни соседних вершин, ни дальних гор не видно. Путь вниз был сложнее, чем путь наверх. У Валиева заныл бок, каждое движение, каждый вдох причинял боль. Хрищатый мерз. Не мудрено — мороз достигал сорока градусов!
Во второй половине пути Гималаи наградили их за мужество рассветом…
Валиев говорил о спуске и, дойдя до этого места, замолчал. Потом осторожно, словно опасаясь спугнуть видение, рассказал о том, как в ночных Гималаях вдруг родился свет.
Сначала он не имел цвета. Потом вдруг словно миллиарды золотом горевших прожекторов осветили горы на фоне иссиня-черного неба, и само небо, опаздывая, стало золотиться. Свет набирал силу… Золото, быстро миновав зеленоватый оттенок, потом цвет спелого колоса, стало розоветь.
Я оглянулся на Хрищатого; он сидел опустив голову, словно глядя на землю, по которой с трудом теперь ходил. Его улыбка, такая же таинственная, как у Казбека, не принадлежала никому, кроме него самого. Я отвернулся, представив, как небо над ними полыхнуло отраженным рубиновым цветом и посветлело…"
Гималаи потребовали расплаты за открытую альпинистам красоту утра. На высоте 8650 метров у Валиева закончился кислород. Метров через тридцать опустел баллон у Хрищатого.
