По нехоженной земле - Ушаков Георгий Алексеевич (читать книги без регистрации .TXT) 📗
Как бы то ни было, мы шли вперед. Одометр уже отсчитал 17 километров. Каждый новый километр приближал нас к центральной части Земли, и мы не собирались останавливаться. Но погода рассудила за нас.
На 18-м километре совершенно неожиданно на смену полному штилю поднялся встречный ветер. Он, как лавина, свалился с возвышенности и сразу ударил с такой силой, что мы еле могли удержаться на ногах.
Картина даже для нас была непривычная. Ветер ревел, рвал и метал, а метели не было. Ледяная корка, покрывавшая снег, не давала поднять снежную пыль. Словно сердясь на эту помеху, ветер свирепел с каждой минутой. Двигаться против него не было никакой возможности. Наш караван вынужден был остановиться. И тут мы увидели, что ветер все-таки добился своего. Он сдирал ледяную корку. Тонкие ледяные пластинки, величиной в ладонь и больше, как невиданные бабочки, начали фантастический танец в воздухе. Ветер мял их, крошил, превращал в целые рои мелких осколков и с ревом гнал дальше. В лучах низкого солнца неисчислимые мелкие льдинки то окрашивались в розовый цвет, то казались оранжево-красными, то высоко взвивались вверх, то массой падали вниз.
Вскоре ветер поднял обнажившийся снег, и снежная пыль закрыла небо и солнце. Колючие иглы жалили лицо. Опушка мехового капюшона превратилась в ледяное кольцо.
Мы повернули упряжки к речке и вместе с ветром, в снежном вихре скатились под откос. Здесь поток воздуха, зажатый крутыми берегами, мчался еще неудержимее. Снег несло сплошной стеной. Казалось, что не ветер гонит снег, а, наоборот, снег, мчащийся в узком русле речки, как поршень в цилиндре, с невероятной силой выжимает из ущелья воздух. Останавливаться было нельзя. Не прошло бы и часа, как наш лагерь был бы похоронен под снегом. Надо было найти резкий выступ берега. Под ним мы могли бы укрыться от метели.
Через полчаса мучительного пути впереди вырисовался утес. Он-то нам и был нужен. Выбрались к его западному обрыву и сразу попали точно в другой мир. Рядом, в нескольких десятках метров, бушевала страшная метель, а здесь стояла почти полная тишина. Только иногда сюда забрасывало вихрем снежную пыль, и она медленно оседала вниз. О лучшем месте для лагеря нельзя было и мечтать. Метель больше не беспокоила нас, а вой ветра только вносил разнообразие. Собаки, отпущенные на волю, быстро нашли под обрывом уютные уголки и успокоились. Мы не спеша раскинули палатку.
Ночью ветер начал было стихать. Просыпаясь, мы слышали, как он пел свою песню уже на низких нотах, а временами слабел настолько, что звуки переходили в шуршание, напоминавшее шорох осенних листьев. Успокоенные мыслью, что метель кончается и с утра можно будет продолжать путь, мы засыпали, кутаясь в меха. Но перед утром метель разгулялась с новой силой. Ветер опять со свистом и визгом понесся над нашим утесом. Пришлось остаться на месте. Около полудня ветер отклонился к югу, потом к юго-западу и, наконец, обрушился на наш лагерь. Не стало тишины и уюта и под нашим спасительным обрывом. Сначала мы вынуждены были закрепить колья палатки и потуже натянуть парусину, а потом выложить снежную стену. 25-градусный мороз при таком ветре пробирал до костей. Но в палатке, за снежной стеной, мы его почти не чувствовали. Некоторые собаки дали занести себя снегом и не вылезали из своих нор. Другие, повизгивая, искали новых мест и скоро тоже успокаивались под защитой снежной стены.
Я вычертил пройденный путь. Журавлев внимательно следил за тем, как я откладывал на бумаге азимуты, наносил отрезки пути, обозначал русло речки и зарисовывал прилегающие горы. Он узнавал на планшете отдельные участки и был необычайно доволен этим. Когда, поставив последнюю точку, я показал местонахождение нашего лагеря, охотник задумчиво проговорил:
— Эх, если бы я умел делать съемку! Какую карту Новой Земли составил бы! Сколько лет колесил по ней, а путь остался только в голове. Помню горы, речки и ледники, которых, пожалуй, не найдешь ни на одной карте.
Я стал говорить о том, что его работа в нашей экспедиции так же ценна, как и труд топографа. Вот мы колесим по ледяным просторам Северной Земли, боремся с морозами и метелями и прокладываем след саней там, где никогда еще не ступал человек. Все это вольется каплей в сокровищницу культуры нашей страны, будет содействовать ее росту и славе. И он, Журавлев, вложил в это дело свою не малую долю. Сергей слушал и оживлялся. В нем обострилось сознание общественной ценности его работы в экспедиции.
Перед вечером метель уменьшилась. Мы выбрались на высокий берег, набрали камней и сложили гурий, а под ним из мелких камешков выложили надпись: «У. и Ж. 1931 г.»
К утру 6 апреля метель окончательно улеглась. Термометр показывал — 27°. Мороз сдабривался легким восточным ветром. Метель почти начисто подмела снег и обнажила большие участки берегов речки. Зато в самое русло ее намело много снега. Истертый в пыль, спрессованный силой ветра и смерзшийся, он лежал плотной, сплошной массой и представлял идеальный путь.
Случилось то, что представляет обычное явление в Арктике. Здесь часто достаточно одних суток, чтобы условия пути изменились неузнаваемо.
Вчера мы вынуждены были итти тяжелым путем по берегу речки и даже не рисковали спуститься в ее русло, заваленное глубокими и рыхлыми сугробами.
Теперь здесь была чудесная дорога.
Мы без труда прошли 8 километров к востоку и почти вплотную приблизились к подошве столовой горы, которую впервые увидели три дня назад. Оставили собак и поднялись на плоскую вершину. Анероид показал 345 метров высоты.
По всем признакам, мы приблизились вплотную к водоразделу.
К югу лежал все тот же ледниковый щит. На юго-восток и восток тянулась широкая равнина, прерывавшаяся несколькими куполообразными вершинами. Определить доступность пути в этом направлении не представлялось возможным. Полоса тумана закрывала даль.
Интересная, возбуждающая любопытство картина открывалась на северо-востоке. В этом направлении, над пеленой тумана, скрывавшего плоскогорье, видны были какие-то высокие острые пики. К югу они переходили в возвышенности с мягкими очертаниями, а к северу обрывались крутой стеной. Очертаниями они несколько напоминали открытый нами мыс Ворошилова. А это позволяло предполагать, что они расположены на берегу моря.
На карте в этом направлении, на восточном берегу Земли, лежал мыс Берга. Но ни о каких скалах в районе этого мыса в описаниях участников Гидрографической экспедиции даже не упоминалось. Кроме того, от нашего местонахождения до мыса Берга по прямой линии должно было быть не менее 80 километров, а до этих скал вряд ли могло набраться более 40. Если нас не обманывали очертания скал, мог напроситься предположительный вывод: море здесь должно глубоко врезаться в массив земли, и тот небольшой заливчик, который на прежней карте значится под наименованием фиорда Матусевича, в действительности простирается гораздо дальше на запад.
Решили итти к этим пикам. Близость загадочных скал, предположение найти около них желанный морской лед и надежда, что на берегах глубокого морского залива можно обнаружить какую-нибудь долину или речку, впадающую в этот залив, удобные для передвижения, окончательно укрепили нас в своем решении.
Я взял азимут на скалы. Их острые вершины скрылись, точно видение, едва я успел засечь их. Ветер стих. Молочно-белая пелена тумана быстро сгущалась, укутывала перевал. Пока мы спускались к собакам, туман залил всю окрестность.
Некоторое расстояние мы все еще шли по руслу речки, пока оно не разделилось на несколько мелких ручьев и не исчезло. Теперь мы вышли на плато.
Ориентироваться и выдерживать взятый курс в густом молочном тумане стало трудно. Впереди пошел Журавлев, я следовал сзади на таком расстоянии, чтобы только не потерять его в тумане из виду, и тщательно следил за следом передних саней. Заметив, что дорожка от полозьев начинает изгибаться, я выправлял товарища и снова все свое внимание отдавал наблюдению за следом. Время от времени мы останавливались и проверяли курс по компасу. Без таких предосторожностей, не видя в тумане абсолютно никаких ориентиров, можно вдоволь наездиться по кругу и не заметить этого, пока не попадешь на свой собственный след.