Япония. В краю маяков и храмов - Шевцова Галина Викторовна (онлайн книги бесплатно полные .TXT) 📗

Еще меня тут не устает поражать сервис для инвалидов. Ну понятно, что абсолютно везде есть съезды для колясок и лифты, а в обычных вузах достаточно много студентов-колясочников, которые, в порядке вещей, разгоняются на собственных колесах по университетскому двору, толкутся в очереди в столовку, а после ржут за столами вместе с остальными студентами. Но это еще далеко не все. Вы знаете, как инвалид на коляске заезжает в электричку? Он вызывает станционного работника, а тот стелит специальный раскладной мостик между перроном и электричкой. Инвалид заезжает, работник отдает честь и мостик убирает. Поезд трогается. Но это еще не самое прикольное! Самое прикольное, что на месте посадки инвалид, очевидно, сообщает служащему место высадки. Потому что на нужной инвалиду станции, у нужного вагона и двери, его уже ждет другой станционный работник с мостиком. Отдает честь, стелит мостик… Ну и так далее.

А какие знакомства можно свести в электричке! Сколько всего интересного пронаблюдать. Да что говорить, я ведь и со своей приятельницей Акико из клуба хайку именно так познакомилась. А вот еще один персонаж: пожилой и слегка выпивший пива интеллигентный дядька в дневной электричке. Инженер-электрик в отставке. Долго работал в Непале.

— Я знаю, чтобы понять страну, в ней надо жить, туристы — это поверхностно, я знаю. Я жил в Непале три года. Там все по-другому. Поживешь вот так где-то и станешь кем-то другим. А теперь пенсия, читаю Кодзики [64]. А что, интересно, хоть я и электрик…

— Господин электрик, может, хоть вы знаете, что такое электричество?

— Ну как, такое дело, электроны бегают…

— Да это и я знаю, что бегают, мол, но ведь это все теоретически, а вот что оно такое на самом деле?

— Не знаю, никто не знает, я когда студентом был, у сэнсэя то же самое спрашивал, он сказал мне: «Прочти вот эту гору книг, многому научишься, но на свой вопрос ответа не найдешь». И тогда я перестал спрашивать — какой смысл?

Электричка, и пожилой электрик, и странный разговор о природе электричества. Если бы кто со стороны послушал!

А потом — электрик сошел на своей остановке, а я — приехала на окраину Нары.

Пасмурно. Вечереет. Резные фонари главного зала монастыря Сайдайдзи отражаются в блестящих досках пола. Я сижу на полу за алтарем и, воровато оглядываясь, хищно выставляю из-за правой ноги блестящего Будды низенько поставленный фотоштатив. Меня не интересуют их старинные статуи, которые фоткать запрещено, меня привлекают фонари и отражения. Кому интересны фонари и отражения? Никому. Кроме меня. И слава богу.

Выхожу из храма. Озеро. Посреди озера — огромный лесистый холм. Это кофун — могила императора. И ни одного моста. Не к чему тревожить покой императора! Желтые колоски на обрыве над зеленой водой. Начинает накрапывать дождь.

В Наре много маленьких храмов. Из тех, что не удостаиваются места на картах. У входа в каждый — фигуры лежащих коров. Черепица храмовых крыш уложена в стиле «сикоробуки». Последний раз так черепицу укладывали полторы тысячи лет назад…

Дохожу до узкой, заросшей сорняками речки. И останавливаюсь.

— Ты заблудилась?

Оборачиваюсь — мальчишка лет восьми. На нем ярко-желтая футболка и шорты. Ноги голые, загорел до чертиков. Улыбается.

— Я не заблудилась.

— Ты из Америки?

— Нет.

— А откуда?

— Никто на самом деле этого не знает, наверное, даже я…

— А куда ты идешь?

— Я в храм иду. В Якусидзи, вон видишь, где пагода вытарчивает.

— Там еще вторая пагода есть!

— А я знаю, я там уже была. — Улыбаюсь.

— Я с тобой, — решает мальчик, — меня Юки зовут! А тебя?

— Ты можешь звать меня Кошкой.

Он не удивляется. Господи ты, боже мой, Юки… Все детство мне хотелось, чтобы меня звали Юки. Не знаю почему. Может быть, когда-то меня уже звали так… Юки-желтая футболка бежит впереди вдоль речки. В сумерках желтый виден лучше других цветов. Как путеводный хвост лисенка в траве… Велосипедные звонки, дымки, красные цветки «петушиный гребень». Моросящий дождь, навес у запертого магазина над темнеющей дорогой к Якусидзи, бревно под навесом. Верхом на нем — Юки и я. Болтаем ногами. Желтая футболка и голубой плащик. Юки и я… А может быть, я и я? И старая как мир пагода Якусидзи.

…Ночью флагштоки храмовых флагов скрипят на осеннем ветру разными голосами. У каждого из нас есть свой голос. Даже у каждого флагштока.

Глава XIV

Поэты, пьяницы и факелы

Я ходила на внеочередное заседание клуба хайку на дом к старушке Акико. Акико не слабая хайкистка — у нее изданы две толстые книги хайку в твердом переплете. Эти свои домашние занятия она сама и вела. Меня поразила огромная иллюстрированная энциклопедия сезонных осенних слов, которые употребляют в хайку. Если кто-то не очень в курсе, поясняю: у хайку есть два основных формальных правила — соблюдать количество слогов в строчках, как 5-7-5 и обязательно употреблять в стихе сезонное слово. Например, в случае осени достаточно один раз вставить в хайку слово «осень», или выражение «красные клены», или «хризантемы», или «улетающие птицы», или там «осенний дождь» и формальности в порядке. Но на самом деле есть еще много других, более редких, но не менее официальных сезонных слов. Как то: названия цветущих осенью цветов и трав, осенних насекомых и прочее. «Луна» — тоже считается осенним словом, потому что осенью воздух становится прозрачным и луну хорошо видно. В энциклопедии они все конкретно по разделам указаны. К насекомым, зверям и растениям приложены фотографии, как в «Жизни животных» и «Жизни растений», к абстрактным понятиям типа «осенняя грусть» прилагаются старинные картины и гравюры. Потрясающе красивая вещь эта энциклопедия, а для меня так вообще бесценная — ведь этой штукой можно пользоваться, как, например, определителем растений и соответственно — их японских названий.

Еще я на этом собрании развлекалась, как всегда, подслушиванием. Они все же наивны, как дети. Ну почему, скажите мне, они так свято уверены, что я не понимаю того, что они говорят друг другу?

Вот, например, Акико перебирает листки, на которых анонимно написаны все предоставленные на сегодняшнее обсуждение хайку. Тут к ней подкрадывается один старичок и спрашивает:

— А какие хайку написала Нэко?

Акико ему говорит:

— Я сама сейчас пытаюсь это определить, но НЕ МОГУ!

Еще более веселит меня консилиум трех старичков, выясняющих причину моего высоченного роста. Они наблюдательные (просто глаз с меня не сводят, еще бы) — заметили, что когда я сижу (а сидят тут на полу), то ничем не выше их:

— Она же сидя нас не выше, а как встанет, так ах, что это?

— Да ты на ноги ее погляди!

— А что, ноги?

— Да ты погляди на ноги, она же их согнула, как кузнечик: коленки выше ушей. У тебя вот где коленки?

— Где?

— Ну вот где?

— У меня… Да тут, рядом…

— А у нее — выше ушей! Ее рост — это одни ноги!

Вот такие они у нас, пожилые и возвышенные японские поэты.

«В осенний дождь даже мышам в храме холодно». Хе-хе… Хайку. Мой приблизительный перевод с японского.

Конечно, от этих поэтов можно многому научиться. Равно, впрочем, как и от Сакураи. Вот, например, он мне недавно рассказал: «Знаешь, бывают такие вечера, когда полная луна на небе прикрыта тоненькими тучками и сквозь них как бы нечетко так, туманно просвечивает. Совсем особенное состояние получается. Такую луну японцы называют „плачущая луна“. Весьма осеннее сезонное слово, правда?»

Так что благодаря этим поэтическим сборищам я начала как-то совсем по-другому ощущать жизнь вокруг.

Более дискретно, что ли. Как будто бы развертка мира на стоп-кадры выходит. Не сплошное кино-действие, когда «пробежал и забыл», а каждая картинка проявляется, запоминается и остается в памяти навсегда. Поэтам так удобно чувствовать — без этого хороший хайку не напишешь. И мне тоже, между прочим, так удобно: и не только для хайку, а и для фото, например. И еще, наверное, много для чего.