Вексель Билибина - Волков Герман Григорьевич (книги полностью .TXT) 📗
— Любопытно, весьма любопытно, — повторял Юрий Александрович, — похоже на то, что я брал на Утиной… Однако спать пора. Завтра еще раз надо отмыть…
Легли. Но Валентину не спалось. Встал, отделил магнитом частицы железняка и, разбудив средь ночи Игнатьева, попросил его еще раз промыть шлих. На самом дне в бороздке лотка заблестели мельчайшие, видимые только под сильной лупой, золотинки. Протравив зернышки кислотой, Цареградский, к великой своей радости убедился, что он не ошибся, жилка — золотоносная! Всю ночь просидел с лупой, перебрал иголкой, воткнутой в карандаш, весь шлих, пересчитал все не видимые простым глазом золотые пылинки и не мог дождаться, когда проснется Билибин.
Затормошил его:
— Юра… Юрий… Юрий Александрович!..
— Что? — открывая глаз, спросил Билибин.
— Поздравь меня!
— С чем? — недовольно протянул Билибин.
— С первой находкой коренного золота! И кажется, я нашел источник приустьевой россыпи Безымянного!..
— Ну?! — вскочил Билибин и не одеваясь склонился над лупой. То ли спросонья, то ли не веря своим глазам, протирал их и снова вперялся в окуляр… Наконец вскинул сияющие глаза: — Поздравляю, Цареградский! Поздравляю, Стамбулов! — и крепко обнял друга.
Затем отстранил его:
— Но, Валентин Александрович, мне кажется, что здесь маловато для россыпи, даже такой небогатой, как на устье Безымянном, и оно слишком мелковатое…
— Но ведь это первый, случайный образец. Уверен, что там есть и более богатые гнезда. Надо только поискать!
— Надо, непременно надо. Мы даже разведочную линию разобьем пониже этой дайки и, если есть золото из этой жилы, — уловим! Но мне все-таки кажется, оно не то, не похоже на то, которое намывают старатели. Сходи в контору, сличи… А какой сон я видел! Приходит к нам в барак Раковский рано утром зимой и будит меня: «Юра… Юрий… Юрий Александрович!.. Иди, смотри, какой у меня овес вырос!»
— Это я будил.
— Нет, Сергей Дмитриевич будил. Я встал, пошел и вижу на его первой разведлинии, среди шурфов, прямо на снегу растет прекрасный овес! Вот тут-то ты меня и поднял, такой сон прервал… Собирайся! Пойдем! Ты — в контору, а я — к Раковскому. Сергей Дмитриевич непременно нашел золото!
— Юрий Александрович, вы ученый, — обиделся Цареградский, — а верите снам, а я вот образец, факт науки…
— Верю, Стамбулов, верю и в сны и в науку. Конечно, не во все, но в те, что в руку, — захохотал Билибин. — А помнишь, как мне, голодному, приснился шоколад с коньяком, и на другой день Бертин привез и шоколад и коньяк! Татьяна, русская душою, любила блины и верила в сны! Пойдем, Валентин Александрович! Раковский определенно намыл богатое золото!
Но идти им не пришлось. Только оделись, появляется сам Сергей Дмитриевич, и такой важный от радости и гордости, что ни с кем не поздоровался… Ни слова не говоря, высыпает на стол из желтого ластикового мешочка, которые еще в Ленинграде пошила сестра Казанли, кучечку золота, да такого крупного…
— Вот это — овес! — закричал Билибин. — Что я говорил?! Говорил я, что Сергей Дмитриевич собирается меня овсом кормить!
Сергей, ничего не понимая, даже обиделся:
— Какой овес, Юрий Александрович? Это — золото, правда, не очень блестит, в рубашке, как водится, но настоящее золото… Из тринадцатого шурфа, вчера сам промыл…
— Догоры! Догоры! — кричал Юрий Александрович, поднимая всех остальных — Казанли и доктора Переяслова — с постели. — Зазолотил Хиринникан! Зазолотила Долина Рябчиков! Зазолотил Среднекан! А какое золото нас летом ждет! Все рябчиковые ключики обнюхаем! Все жилки-дайки, как косточки, перегрызем!
План летних поисковых работ Билибин обдумал и обсудил со своими догорами заранее и во всех деталях.
Был он напряженным, но за границы бассейна Среднекана не выходил. Всю его долину со всеми притоками и с притоками его притоков Билибин разделил на две части. Верхнюю заснять и опробовать поручалось партии Цареградского и Бертина. Геологическую съемку нижнего течения взял на себя, опробование возложил на Раковского. Пробы рекомендовал брать и промывать через каждые полкилометра, а при малейших признаках золотоносности — чаще. В каждой партии — пять рабочих, каждой из них будут приданы вьючные лошади.
Геодезический отряд Казанли ведет триангуляцию, устанавливает астропункты по всей долине, чтоб позже общими усилиями составить точную карту бассейна Среднекана.
Экспедиция ознакомилась с планом, с инструкциями, все подготовились и с нетерпением ждали первой весновки. Шурфовочные работы к началу мая закончились. Из-за талых вод не успели добить шурфы на Борискином ключе. На всех других линиях уложились в срок. Самую лучшую россыпь уловил Раковский. Ее передали приисковой конторе, и Оглобин в день Первого мая объявил об открытии нового прииска, назвав его «Первомайским». Четвертая линия, что пониже дайки, найденной Цареградским, не показала золота, да и сама жила, кроме того первого образца, ничего больше не дала. У Бертина в шурфах было кое-какое золотишко, но не богатое.
Все ждали тепла, лета… Все было готово к летнему наступлению на долину Среднекана… Но у геологов-поисковиков нередко бывает так, как на войне. Штаб тщательно разработает план боевых действий, а что-то непредвиденное перемешает все карты. Так случилось и с первой весновкой.
Перед самым выходом в поле стало ясно, что к началу мая лошади поданы не будут. Сеймчанские и тасканские якуты, которых заблаговременно оповестил представитель Якутского ЦИКа товарищ Владимиров и с которыми заранее договаривался Билибин, известили, что коней раньше конца июня пригнать не смогут, дескать, зима была снежная, голодная, кони отощали, и надо их подкормить хотя бы июньскими травами. Оленей экспедиция закупила немного, да и толку от них: ищи пастбища, по полдня лови, собирай, а навьючишь чуть побольше, чем на свои плечи.
А тут еще одна загвоздочка (впрочем, ее Билибин предвидел) и тоже транспортная.
С последним обозом на Среднекан доставили столько продовольствия, что его едва бы хватило месяца на два, а там — опять летнее бездорожье, опять «декабрьские дни».
Грузы застряли на Элекчане. И Филипп Диомидович пришел к Юрию Александровичу с повинной головой. От себя лично, от Лежавы-Мюрата просил помочь организовать и провести сплав по Бахапче. Говорил, что прав был Билибин на том совещании, и в этом теперь убедился и он, Оглобин, и Лежава-Мюрат… И напомнил, что на этом же совещании Юрий Александрович обещал выделить лучшего лоцмана, да и сам вызвался вести первый карбас.
Юрий Александрович, как все честолюбивые люди, от похвал, от признания его правоты и предвидения не мог равнодушно отмахнуться. И на самом деле, первым проложив водный путь, он считал своим долгом и своей честью заставить бешеную Бахапчу работать на золотую Колыму. Конечно же, по договору с Союззолотом доставка грузов — не обязанность экспедиции, но переживать «декабрьские дни» придется и ей…
Словом, Юрий Александрович самодовольно заулыбался и снисходительно спросил:
— А не поздновато ли, Филипп Диомидович?
— Успеем, Юрий Александрович! До воды карбасы построим!
— Ну что ж, за дело.
В тот же день окрыленный Юрий Александрович объявил:
— Догоры! План летит к черту! Не безвозвратно, конечно, пока не подадут лошадей… Я отправляюсь с обозом на Элекчан. Беру Степана Степановича с Демкой и промывальщика Майорыча. Снова сплавляемся по Бахапче, заодно еще раз ее обследуем. Вы, Сергей Дмитриевич, на оленях выезжаете в Таскан. Там нырнете, в Среднекане вынырнете. По пути опробуете все правые притоки Колымы, особенно — Утинку. Бертин продолжит работу в верховьях Среднекана. А вы, Валентин Александрович… — Билибин выжидательно замолчал.
— Я хотел бы, Юрий Александрович, вместе с вами доехать до Талой, взять дополнительные пробы из источника, затем сплыть по Буюнде…
— Я так и думал! Посмотрите, насколько к юго-востоку прослеживается золотоносность. Кстати, пошукаете и, может, найдете те красочные молниеподобные жилы Розенфельда.
