Ветер в траве - Динец Владимир (книги регистрация онлайн бесплатно txt) 📗

Чем дальше мы забирались, тем бледнее становилась зелень степи, реже трава, меньше стада у юрт. Но игра солнечного света, пробивающегося между разорванными ветром тучами, была все также прекрасна, хотя по мере приближения к пустыне явно становилось теплее. Пожалуй, Монголия так и осталась для меня страной постоянно меняющейся погоды, солнечных бликов на зеленой степи, разноцветных холмов и свежего ветра, пахнущего дождем и цветами.

До поселка Мандалговь (Святая гоби), центра Северо-Гобийского аймака, мы добрались уже в темноте, проделав половину пути, который в принципе можно легко преодолеть за день. Но ездить быстро здесь сложно, потому что монголы привыкли останавливаться чуть ли не у каждой юрты, чтобы выпить кумыса. Сразу за поселком, на самой границе Гоби, мы остановились у очередной юрты, поужинали и заночевали. Все легли спать прямо в автобусе, а я, посмотрев на роскошную иллюминацию звездного неба, расстелил спальник прямо на травке, прикинув, что до утра дождя может и не быть.

Синий шатер над зеленым ковром,

Шелест травы степной.

Самый просторный на свете — мой дом

Под молодой луной.

Нет у него ни дверей, ни окон,

Нет ни замков, ни стен.

Днем освещается солнышком он,

Ночью он спрятан в тень.

Вот он какой, мой жилой уголок,

Вот где мой кров и стол:

Звездами вышит его потолок,

Вышит цветами пол.

3. Кэмел-трофи

Утро было солнечным и жизнерадостным. Не прошло и трех часов, как мы позавтракали и собрались в путь. Не стоит винить гостеприимных хозяев за медлительность: нужно много времени, чтобы приготовить еду для большой компании на железной «буржуйке», которая топится аргалом (кизяком).

Кормят проезжих почти всегда бесплатно, лишь на нескольких главных дорогах встречаются юрты, которые считаются столовыми, и там берут за обед деньги (около доллара). «Основательный» обед включает плов с бараниной и хлеб, но обычно дело ограничивается овечьим сыром, ааруулом (сушеным творогом, иногда совершенно окаменевшим) и цаем (зеленым чаем), в который старики добавляют соль и масло, а молодежь — сахар и молоко. Самая питательная часть обеда, пожалуй, чай. Первое время на такой диете очень скучаешь по фруктам и овощам, но через пару недель привыкаешь.

Обычно при долгих поездках останавливаются два-три раза в день, чтобы поесть, и шесть-пятнадцать раз, чтобы выпить айраг (кумыс). Кобылы доятся только возле своих жеребят, поэтому возле юрт семей, специализирующихся на кумысе, всегда привязаны жеребята. Ни одна машина мимо такой юрты не проедет. Кумысом всегда угощают бесплатно, и для меня загадка, на что, собственно, эти семьи живут.

Кумыс — такая же неотъемлемая часть монгольской культуры общения, как водка — русской, а вино — французской. Классический ритуал включает трехкратное угощение всех гостей и занимает не меньше часа. Мужчины семьи при этом сидят с гостями, а женщины шуршат вокруг, угощая всех по очереди и беспрерывно наводя чистоту.

В гэре (юрте) вообще почти всегда очень чисто, хотя как это удается женщинам при наличии печки, запасов кизяка, полуголых младенцев и густой пыли — непонятно.

Летом им помогает ветер: днем между крышей и полом юрты оставляют зазор, и помещение свободно продувается. Удивительно, как планировка юрты похожа на планировку русской избы. Напротив входа (всегда обращенного к югу) находится красный угол. Там расставлены буддистские иконы и пожелтевшие фотографии, играющие роль семейного альбома. Восточная половина — женская (днем там кухня), а западная — мужская (там можно спать хоть круглые сутки). Вдоль стен расставлены две или четыре железных кровати и пара комодов.

Юрта, возле которой мы ночевали, находилась немного в стороне от дороги. Мои спутники после короткого совещания решили не возвращаться на трассу, а ехать напрямик, благо по большей части южной Монголии можно кататься в любом направлении и без дорог.

Южнее Мандалгоби степь сменяется полупустыней — желтовато-зеленой холмистой равниной, кое-где пересекаемой низкими скалистыми хребтиками. Когда-то вся эта область была горной страной, но теперь горы разрушились, превратившись в холмы и похожие на пеньки гнилых зубов скалы. Земля здесь покрыта слоем плоской щебенки, блестящей от пустынного загара. Только в глубоких долинах попадаются участки песков.

На одном таком песчаном участке прямо из-под колес вдруг вспорхнули две изящных газели. В несколько длинных прыжков отбежав от автобуса, они принялись прыгать вверх-вниз, помахивая черными хвостиками и незаметно отодвигаясь все дальше.

Издали они напоминали пару играющих бабочек.

— Зээр! (дзерен) — закричали мои спутники.

— Харасульт («черный хвост» — монгольское название джейрана), — сказал я. Увы, даже в Монголии горожане имеют о природе своей страны довольно смутное представление.

— Тиймээ, харасульт, — подтвердил проснувшийся шофер.

После этого ко мне прониклись огромным уважением, а когда все заметили, что я еду не куда попало, а ориентируюсь по солнцу, мне, кажется, стали доверять даже больше, чем владельцу автобуса.

Почему-то многие хребты здесь пересечены сквозными ущельями, по которым их очень удобно проезжать. Петляя по одному такому каньону, я уткнулся в небольшой пятачок песка.

— Не проедем, — сказал я.

Шофер проснулся второй раз за день, сел за руль и нажал на газ. Колеса у ПАЗика маленькие, а песок оказался сыпучим. В течение двух часов мы пытались откопать автобус, потом разглядели в бинокль какую-то постройку километрах в трех и побрели туда. Оказалось, что это старая кошара. Выломав несколько досок, мы отволокли их к автобусу и потихоньку задним ходом выбрались на твердую землю.

Пришлось пересекать хребет «в лоб». Торчащие скалы были очень удачно разделены пятнами ровной земли. Несколько человек шли впереди, выбирая дорогу, а мы вдвоем крутили руль. Испытываешь странное чувство нереальности происходящего, когда на обычном городском автобусе катаешься без дороги по барханам и горам!

Больше никаких приключений в тот день не было. Все последующие хребты оказались совсем пологими, и порой о том, что проезжаешь перевал, можно было догадаться только по наличию овоо — кучи камней, украшенной тряпочками, осью автомобиля, гнездом курганника или еще чем-нибудь. Здесь уже не водились сурки, орлы и прочие степные жители, но лис и зайцев было много по-прежнему. Самыми же красивыми обитателями этих покрытых редкой травкой просторов оказались крошечные шустрые ящерки — пестрые круглоголовки. Они окрашены в желтый, розовый или серый цвет с нежным узором из красноватых, голубых и шоколадных пятнышек, который делает их почти невидимыми на фоне камней. Особенно шикарные экземпляры, фиолетовые с ярким рисунком, живут на участках с черным щебнем. Игорю, кстати, удалось привезти несколько ящериц в Москву, и они благополучно живут у него до сих пор.

После полудня мы выехали на трассу, но она так мало отличалась от бесчисленных автомобильных следов, пересекавших местность во всех направлениях, что поначалу мы ее проскочили и поняли свою ошибку, лишь оказавшись на краю высокого обрыва, с которого открывался вид на бесконечные волны холмов и зазубренный черный хребет вдали. Я развернул автобус и поехал вдоль обрыва к показавшейся вдали башне телевизионного ретранслятора. Вдруг впереди возникли несколько десятков желтых точек и с невероятной быстротой покатились по траве. Это были дзерены — монгольские антилопы. Они развивают скорость до 60 км/ч, так что мне удалось подъехать к ним поближе, лишь прижав один табунок к обрыву. Как я ни жал на газ, эти легконогие создания носились вокруг автобуса, словно дельфины вокруг весельной шлюпки, все время соблюдая дистанцию в сто-двести метров.

Возле ретранслятора мы наконец-то выехали на трассу — очень вовремя, потому что как раз начало темнеть. Дорога спустилась с обрыва, пересекла несколько солончаков и побежала дальше. Я ожидал, что местность и дальше будет становиться все более сухой, а трава — разреженной, но почему-то все происходило наоборот.