Путешествия к американским берегам - Загоскин Лаврентий Алексеевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .txt) 📗

Приметя вскоре сию угрожаемую от лютости диких опасность, мы решили предупредить предприятие оных и, прежде нежели получат они подкрепление, овладеть вышеописанным камнем, на котором они засели, как в крепости. Между тем коняги не переставали делать на нас разные покушения. Сие самое, так как и силы наши, не соответствующие нимало множеству оных, принудили меня приступить со всеми моими людьми к их крепости с тем намерением, чтобы выжить их оттуда, и для того, подступивши к оной, произвели из ружей пальбу; но так как оная ничем им не вредила, то они делали против нас прежестокий отпор стрелами, почему я вынужден был действовать выстрелами из пяти взятых с собой двухфунтовых пушек. Я велел метить ими более на острые каменья и хижины их, там бывшие, чтобы некоторым разрушением оных привести в большой страх сих людей, не знающих еще действия таковых орудий.

Сие и в самом деле столь новое и необычайное для них явление, более нежели чувствуемый от того ими вред, скоро произвело в них робость и ужас и заставило делать о нас нелепые заключения. Потом они побежали из своей крепости, которую оставили нам уже без потери и единого человека, исключая пятерых, хотя и жестоко, но не смертельно раненных. Сколько бы я ни избегал пролития крови, нельзя однако ж думать, чтобы не было при сем несколько из них убито. Я старался узнать о том, но тщетно, потому что с одной стороны мертвых они уносили с собой, а с другой – бросали их в море. Из коняг взято в плен более тысячи человек, а прочие, коих, конечно, не меньше трех тысяч было, разбежались. В плен привели мы в гавань более 400 человек, распустив прочих на волю, и из пленных выбрал я одного начальника, который по-коняжски называется хаскак²², и отдал наконец оному всех пленных в полную команду, снабдя их байдарой, байдарками, сетями и всем нужным к их жизни; взял однако ж в залог верности из детей до 20 человек аманатов²³.

Пленные сии похотели жить в 15 верстах от гавани, что я им и позволил. Продолжение времени показало их верными союзниками, и через них мы узнали, что в самом деле не избежать бы нам всекрайнейшей опасности или совершенного истребления от ожидаемой конягами из других жилищ помощи, состоящей из великого множества диких, кои уже приближались к крепости; бегущие из оной, встретя и насказав им страху больше, нежели сколько оного было в самом деле, и уверяя, что мы все сделались огненными и своими стрелами камень и жилища их разбивали, привели в такую робость, что они в тот же час разбежались; несмотря однако ж на сие, скоро после того сделали они, выключая пленных, мною поселенных, еще покушение и ночью, в ветреное и дождливое время, собравшись в превеликом множестве, с великой яростью атаковав стоящие в Угатацкой бухте байдары, со всех сторон действовали копьями и стрелами, но оружейные выстрелы и сих отбили; было ли сколько из них убито, также неизвестно; с нашей же стороны хотя шесть человек и ранено, но сии в короткое были время выпользованы. Нельзя сказать, чтоб и байдары наши не были повреждены, ибо копьями коняги пробивали оные насквозь; таковых ударов столь было много, что иные байдары имели до ста сквозных пробоин, и приступ их был так же жесток.

Я уже был предупрежден о немирности коняжского народа и о тех причинах, по коим имели они успех в изгнании всех посещающих их промышленников, притом удобно могли от себя таковых прогонять; то усердие мое к пользам отечества ободряло меня при всех вселяемых в меня страхах со стороны прежних о том известий от бывших на мысе, Агаехталик²⁴ называемом, некоторых известных по делам промышленников и самих испытавших жестокость их. Я побеждал всякие предубеждения, и так как в общем договоре с товарищами моими капитаном Михаилом Сергеевым [1] и курским купцом Иваном Ларионовым, детьми Голиковыми, положено первою должностью на примирении диких соблюдение польз казенных, то и уговаривал я работных моих на мое предприятие.

Коняги легко почитали не только выгнать всех нас с острова Кыктак, но и ни одного человека не оставить, ежели мы упорно будем против их нападений стоять, или разделить нас по рукам в рабы, так как они, обыкновенно ведя непрестанную между поколений своих брань, пленных употребляют во всякие работы, почитая их вечно себе принадлежащими, и в достижение сего поставляли: 1) малое наше людство: потому что было только всех 130 человек; 2) успехи, какие они имели в 1761 году над одним промышленным судном разных компаний, нечаянно приставшим к мысу Агаехталик, чтобы там перезимовать; ибо дикие сии народы не только далее 5 верст от судна людей, на оном бывших, не отпускали, но, лишая их всяких промыслов, вытеснили оное прежде времени²⁵; 3) в 1776 году судно Холодиловской компании²⁶, приставшее было к тому острову, успели они прогнать через 11 дней; 4) в 1780 году к тому же мысу Агаехталик приходило судно компании Пановых под начальством штурмана Очередина, и хотя оно расположилось там прозимовать, но после великих изнеможений и потеряв много людей, спаслось бегством; 5) в 1785 году с Лисьих островов бывших там разных компаний промышленные, снарядя три судна, пустились к североамериканским берегам, составляя свое людство в 300 человек. Сии суда были под предводительством штурмана Потапа Зайкова, они прибыли к берегам Северной Америки в последних числах августа в залив Чугацкий²⁷, названный Куком Зандвич Саун²⁸, и, остановясь, расположились зимовать. По множеству своему они думали, что в состоянии противиться силе диких, как, наконец, узнали совершенно свою ошибку; тамошними жителями они не были допущены к промыслам и не могли отходить ни на одну версту в малом числе и невооруженные. Едва только прозимовали, оставляя все прежние свои намерения, бежали, потеряв тут немало от голоду людей. Сии-то, узнав о намерении моем идти на остров Кадьяк, всеми мерами старались от этого меня отговорить, представляя жителей оного кровожаждущими и непримиримыми, выводя сие как из прежних вышеописанных случаев, так и собственного своего испытания на мысе Чугацком от однородных кадиякским обитателям. Но я мало уважал все сие и пренебрегал все опасности, дабы достичь цели, намерений общества и моих собственных.

Изъясненные выше на меня нападения не обнадеживали нас и впредь быть безопасными, тем более что они никогда не пропускали случая напасть на наши байдары, посылаемые для разведываний, хотя всякий раз после покушений давали они на байдары своих аманатов, поэтому мы, будучи намерены прозимовать на острове, ими обитаемом, пытались довести их ласковостью, щедростью, угощением и подарками до миролюбивого познания, что они через дикость свою лишаются собственного покоя, убивая друг друга. Дабы показать им жизнь неведомую, я все старание свое употребил к тому, чтобы построить домики и сделать крепость, на первый раз хотя бы плетневую. Мы в том и успели, хотя с великим трудом; но со всем тем они не переставали делать покушения как на байдары, посылаемые мной для обозрения и описания мест, так и на нас самих, то я, избегая сколько возможно пролития крови и чтобы лучше себя обеспечить, представлял силу и действие нашего пороха и, пробуравив в превеликом камне дыру, наложил туда оного, при котором, утвердя замок от ружья, а к сему предолгую веревку под другой камень для безопасности того, кто должен действовать, разорвал оною вместе с ружейным выстрелом при множестве мирных коняг, отчего был рассеян везде слух об удивительной силе наших «стрелок».

После этого и других непонятных, чудных и вместе ужасных для них явлений все коняги острова оставили свои усилия к вытеснению нас: ибо я им представлял, что я желал с ними жить в дружбе, а не вести войну, а впрочем, ежели бы мое намерение было другое, то не избегли б они силы моего оружия, притом же и всемилостивейшая наша государыня желает им покровительствовать и доставить им жизнь безопасную и спокойную. Сие и многие другие примеры ласкового обхождения и малые подарки совершенно их усмирили. Тут и через толмачей всячески внушал им о спокойствии, величии, силе и красоте всего находящегося во внутренности России, равно как и о милосердии нашей императрицы. Приметив же рассеивающийся о всем том слух и любопытство, еще более старался удостоверить их, иногда рассказывая, а иногда показывая вещи, которые бы они без предупреждения готовы бы были обоготворять, доводя их постепенно до познания того невежества, в котором они находились. Таким образом приобрел и к себе от них столь великое благорасположение, что они, наконец, все назвали меня своим отцом. При таковых знаках доверия их ко мне отдавали они себя охотно в мои повеления; почитали они чудом скоропоспешное строение наших домов, потому что они над одной своей хижиной трудятся, отесывая доски заостренными железцами, несколько лет, и для того почитают они оные великой цены стоящими. Невежество их так велико, что они, когда мы во время темных ночей выставляли бывший у меня кулибинский фонарь²⁹, думали, что то было солнце, которое мы похищали, приписывая и мрачность дней причине оного.