Япония. Год в дзен-буддийском монастыре - ван де Ветеринг Янвиллем (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Днём занятие медитацией продолжалось: четыре периода, всего два часа. Обедали рано, в четыре часа, и больше уже не ели. Вечером медитировали с семи до десяти часов. В дзенских монастырях время медитации строго не фиксируется. Зимой она длится дольше, чем летом, но даже эта облегчённая продолжительность в шесть часов давалась мне очень и очень нелегко. Несмотря на это, я не оставил медитацию — тщеславие не позволило мне отступить.
Мне приходилось как-то читать о том, что медитация опасна и ею можно заниматься только под наблюдением наставника. Не думаю, что это так. Если несколько здравомыслящих людей желают вместе помедитировать час-другой, это пойдёт им только на пользу. Однако, если им захочется увидеть некий таинственный свет, астральных помощников, видения, духов в окружении ослепительного сияния, общая атмосфера наверняка станет напряжённой, и это приведёт к неприятным последствиям. Буддизм предназначен самым обычным людям: это метод, преобразующий повседневную жизнь и дела обычного человека в духовное упражнение. Буддизм — вовсе не школа для колдунов. С его помощью вы не предскажете будущее и не узнаете, были ли в прошлой жизни Людовиком XIV. Не советую также использовать буддизм как средство для открытия третьего глаза, посредством которого вы сможете увидеть цвет ауры окружающих.
Один чаньский наставник отправился с несколькими учениками в столицу и остановился отдохнуть возле реки. Монах из другой секты спросил кого-то из учеников чаньского наставника, способен ли его учитель творить чудеса. Мой собственный учитель, сказал монах, выдающийся человек, обладающий небывалыми способностями. Он может стоять на берегу реки и рисовать в воздухе иероглифы, а у человека на противоположном берегу они будут появляться на листе бумаги. Чаньский монах ответил, что его наставник тоже выдающийся человек, способный совершать невероятные чудеса. Например, когда он спит, он спит, а когда ест, он ест.
В Тибете возникали школы, в которых буддизм был смешан с другими методами. Последователи этих школ утверждали, что они обладают сверхъестественными способностями: могут летать, появляться сразу в нескольких местах одновременно, заставлять предметы исчезать в одном месте и появляться в другом. Вполне возможно, что это правда, но я сомневаюсь, что такого рода сверхъестественные способности имеют какую-либо ценность. Дзенские учителя нередко высказывались по этому поводу, полагая, что сверхъестественный дар — это преграда на пути к просветлению, познанию и истинному пониманию. Будда никогда не хвастался своими сверхъестественными способностями. Он учил методу восьмеричного пути и своим собственным примером показывал людям, как по нему идти.
Во время моего пребывания в монастыре меня постоянно возвращали к повседневным заботам, к обычному течению жизни. Если я начинал излагать какую-нибудь сложную теорию, её или пропускали мимо ушей, или смеялись надо мной, или просили, чтобы я прекратил нести чушь. Значение имели только «здесь и сейчас». Чем бы я ни занимался: чистил на кухне картошку, мыл рис, пропалывал грядки, учил японский язык, пил чай, медитировал, я должен был сосредоточиться на коане, предмете своей медитации, а не ворчать по поводу своих занятий.
Становится досадно, раздражает, когда тебя всё время обрывают, не позволяют выговориться: «Я пережил то-то и то-то, подумал о том-то и том-то, умоляю вас, выслушайте меня!» Меня буквально взбесило, когда никто не захотел слушать мои излияния по поводу того, что медитация (даже такая неумелая, как у меня) приводит к совершенно новому восприятию цвета и формы. Я обнаружил, что, когда иду по монастырскому саду, островки мха на камнях, медленно плавающие золотые рыбки, качающийся на ветру тростник повергают меня в состояние экстаза.
Казалось, я растворился в цветах и формах и обрёл таким образом свободу. Нечто подобное я пережил когда-то в Африке, когда употреблял гашиш. Это чувство вызывало не обязательно созерцание таких «красивых» вещей, как золотые рыбки или островки мха; наполненное доверху мусорное ведро или собачье дерьмо, вокруг которого летают мухи, приводили к точно такому же результату. Этот «кайф» доставлял куда большее удовольствие, чем опыты с гашишем: после него я чувствовал себя счастливым и спокойным, иногда приятно возбуждённым, а ведь я никогда не мог предугадать, что случится со мной после гашиша. Иногда он вызывал приятные ощущения, иногда отвратительные и очень страшные. От гашиша у меня порой возникали неприятные видения бесконечных скоростных магистралей, освещённых каким-то нереальным светом, а сейчас никаких видений у меня вообще не было — просто по-настоящему видел то, на что смотрел. Я попытался объяснить это тем, что, находясь под давлением повседневности, мы слишком возбуждены и суетны и потому не способны на восприятие во всём его объёме. Ни одно из наших чувств не работает правильно. Мы слишком много думаем и делаем, а в результате ничего не достигаем. Алкоголь, гашиш, занятие чем-нибудь впечатляющим и опасным, вроде вождения мотоцикла, предоставляют нам редкую возможность направить своё внимание в одном направлении. Дерево — образец невероятной красоты, но у кого есть время смотреть на дерево?
Теперь же, даже не желая этого, я стал по-настоящему видеть окружающие меня вещи. Это событие показалось мне настолько важным, что я хотел обязательно рассказать о нём разбирающимся в таких делах людям. Однако настоятель не проявил ко всему этому никакого интереса и даже не удостоил меня кивком. Ему казалось совершенно естественным то, что мох и мусорная корзина интересны нам как зрелища, и прилагать к этой очевидной истине какие-либо комментарии было бессмысленно. Нравы в дзенских монастырях жестоки и суровы.
Несмотря на это, меня порой хвалили. Старший монах даже приглашал к себе и угощал зелёным чаем и сладким печеньем, но я не понимал за что, что именно я сделал правильно. Как-то на протяжении нескольких недель я был «чайным монахом» в зале для медитации (я никогда не носил монашеского одеяния, только джинсы и чёрную кофту, а зимой чёрный вязаный свитер). После третьего периода медитации нужно было тихо покинуть зал, заварить на кухне чай в большом чайнике и как можно быстрее возвратиться назад. Старший монах извещал о моём возвращении ударом в колокол, я кланялся алтарю и разливал всем чай. О чашках мне не надо было заботиться, их приносил другой монах. Но как-то я обнаружил, что он забыл это сделать. Я стоял с чайником, а чашек не было. Я с удивлением взглянул на монахов, поставил на пол чайник, поклонился алтарю и поспешил на кухню за чашками. Всё, что происходит в дзенском монастыре, — составная часть общей системы, и даже самая рутинная работа — часть некой традиции. Но традиции для отсутствующих чашек не существовало, так что я ненароком создал новую. Принёс поднос. Я нашёл чашки в кухонном шкафу (это были не те чашки, что обычно, но у меня не было времени искать нужные), принёс их в зал на подносе, поклонился алтарю и бодисатве, раздал всем чашки, поставил поднос за алтарь и разлил чай. Кажется, я неплохо справился с неожиданной ситуацией, по крайней мере настоятель, старший монах, а потом и Питер сочли мой поступок очень важным. Я доказал, и мне это повторили трижды, что являюсь хорошим учеником. Обучение дзену обостряет восприятие. Дзен создаёт человека, который предельно сосредоточен на том, что он делает, старается сделать всё как можно лучше, осознаёт происходящее вокруг него и ту роль, которую он в происходящем играет. Если внезапно возникнет необычная ситуация, он знает, как с ней справиться, и, спасая себя, спасёт остальных. Монаха, который забыл принести чашки, ругать не стали, чай получили все.
Дзенские учителя — великие актёры. Они не поленились трижды воткнуть почётное перо в мою шляпу: старший монах позвал меня в свою комнату, настоятель поговорил в саду, Питер хлопнул меня по плечу на кухне, но всё это не имело никакого значения. Были чашки, не было чашек — случай сам по себе не стоил упоминания. Поначалу я чувствовал себя польщённым, но потом, когда учителя явно перестарались, я понял, что они хотят сообщить мне кое-что об осознании.
