Факиры-очарователи - Жаколио Луи (книги серии онлайн .txt) 📗
Факир вышел, и перья сейчас же упали на пол, но я нарочно оставил их там лежать, точно мне хотелось убедить самого себя в том, что я не был жертвою галлюцинации.
Спускавшаяся ночь принесла с собою прохладу. Я отправился к себе на дингуи и велел рулевому пустить суденышко по течению.
Против воли я был взволнован всеми этими непонятными для меня явлениями и хотел противопоставить им другие впечатления, впечатления сладких грез, которые навевали на меня волшебные ночи на Ганге и тихое мелодичное пение индусских рыбаков.
Кавиндасами обещал мне, что перед отъездом в Тривандерам, он призовет все свои силы, всех духов, которые, по его выражению, присутствовали при его сеансах, и покажет мне такие чудеса, о которых я буду помнить всю жизнь.
В этот день у нас должны быть два сеанса, один при дневном свете, как и прежние, а другой ночью, но при каком мне угодно освещении.
Едва солнце позолотило Гаты Шивы, как индус, выполнивший свой обет, известил меня о своем приходе через нубийца, он боялся застать меня спящим.
— Саранаи, айя! привет тебе, господин! — проговорил он, входя. — Завтра факир возвращается в страну предков.
— Мои лучшие пожелания будут сопровождать тебя, — ответил я. — Пусть пизачи (злые духи) не коснутся твоего жилища в твое отсутствие.
— Да услышат твои слова духи, покровительствующие факиру и его родителям!
— У тебя в хижине есть дети?
— У факира нет жены.
— Почему же ты избегаешь тихих семейных радостей?
— Шива это запрещает.
— Как! Ваш Бог…
— Да, он запрещает тем, кому он дает власть, говорить с духами, иметь какие-либо заботы, которые отвлекли бы их от назначения, данного им.
— Значит, ты веруешь, что Шива сам возложил на тебя миссию проповедовать веру в него?
— Да, а также и привлекать тех, которые не верят в проявления духов, вызванных высшей властью, чтобы утешить одних и обратить других. Моя семья — весь мир.
Я больше не настаивал, а факир, по своему обыкновению, не искал продолжения подобного разговора.
Но мне очень хотелось бы получить от Кавиндасами более точные сведения о многих вещах, а главное, какие средства употребляют брамины, чтобы так нафантазировать факиров.
Я знал, что они подвергают их искусу, и мало-помалу факиры становятся покорными машинами в их руках, но точного я ничего не знал.
Я решил попытать счастья.
— Если бы малабарец нашел возможным уделить перед сеансом несколько минут для разговора, то франка был бы очень доволен.
— Кавиндасами к услугам своего друга франки, — откликнулся факир.
— Я хотел спросить у тебя о твоей прошлой жизни.
— Факир еще недостаточно очнулся от всего земного и потому не может помнить о своих прежних существованиях… Он помнит лишь то, что с ним было за его настоящую жизнь.
— Я не о том тебя хотел спросить.
— О чем же именно?
— Я хотел спросить тебя о прошлом твоей теперешней жизни.
— Все, что факир может раскрыть тебе, не изменив своей клятве, он готов сказать тебе.
— О какой клятве ты говоришь?
— Покидая пагоду, в которой мы воспитывались, мы все даем клятву не раскрывать тех великих и глубоких тайн, которым нас научили.
— Я вполне понимаю, что тебе запрещено раскрыть магические формулы, заклинания и ментрамы, которым тебя научили, но не мог бы ты мне объяснить, каким образом один из ваших впадет в каталепсию и может оставаться месяцами без еды…
— При помощи духов Питри.
— Спасибо, факир, — ответил я, — это все, что я хотел знать.
Я понял, что Кавиндасами даст этот один ответ на все мои расспросы, и решил, что спрашивать дальше бесполезно.
Обождав с минуту и не слыша дальнейших вопросов, факир поклонился в знак того, что считает разговор оконченным, и опустившись на пол, скрестил ноги в обычной позе индуса.
Очарователь принес с собою мешочек, наполненный мелким песком, который он и высыпал на пол перед собою. Разровняв песок, он пригласил меня сесть за стол напротив и взять лист бумаги и карандаш, а для себя попросил какую-нибудь палочку. Я дал ему ручку от пера, которую он бережно положил на слой песка.
— Я вызову Питри, — сказал он мне, — когда ты увидишь, что один конец моей палочки поднимается кверху, начни чертить какие-нибудь знаки на бумаге, которая лежит перед тобою, и ты увидишь, что те же знаки будут начертаны и на песке.
С этими словами факир простер руки над песком, шепча какие-то заклинания.
Действительно, через несколько мгновений один конец палочки поднялся почти вертикально, а другой, прикасавшийся к песку, начал слепо подражать движениям моего карандаша, которым я чертил замысловатые фигуры на бумаге. Когда я остановился, остановилась и палочка, я начал снова, — она опять задвигалась. Все это время факир оставался неподвижен и ни на секунду не прикасался к палочке.
Подозревая, не следил ли очарователь за движениями моего карандаша, заставляя палочку подражать им, я встал и переместился за спину факира, откуда он никоим образом не мог видеть, что я рисую.
Но когда мы вновь сверили наши чертежи, то они оказались совершенно сходными.
Сгладив песок, изборожденный разными фигурными завитками, факир сказал мне:
— Задумай какое-нибудь слово на языке богов (по-санскритски).
— Почему именно на этом языке?
— Потому что духи любят пользоваться этим бессмертным наречием, недоступным для нечистых.
Я взял себе за правило не вступать в религиозные пререкания с факиром и исполнил его приказания.
Я задумал слово, и сейчас же магическая палочка поднялась и начертила на песке слово:
«Пуруча» («небесный производитель»). Это было именно то, что я задумал.
— Задумай теперь целую фразу, — продолжал очарователь.
— Готово.
На песке появились слова:
«Адисете Вейкунтам Гарис» («Вишну спит на горе Вейкута»).
— А может ли вызываемый тобою дух, — спросил я, — написать мне 243-й стих четвертой книги Ману?
Не успел я окончить вопроса, как палочка задвигалась и написала:
«Дармапраданам пуричам тапаза хата кильвизам. Пара-локам найати асу базуантам касариринам».
Что означает:
«Человек, все действия которого направлены к добродетели, и все грехи которого заглажены благочестием и жертвами, достигает небесного жилища, блистая светом в виде совершенного существа».
Уже перестав удивляться верности получаемых ответов, я положил руку на лежавшую на одном из столов книгу, содержавшую выдержки из Риг-Веды, и просил назвать первое слово пятой строки на двадцать первой странице. В ответ палочка начертила:
«Девадатта» («Богом данный»).
Я справился, — оказалось верно.
— Не хочешь ли задумать какой-нибудь вопрос? — сказал факир.
Я кивнул головой в ответ и задумал вопрос: кто наша общая мать.
Палочка начертила на песке:
«Вазунда» («Земля»).
Объяснить все эти явления я не берусь, да и не могу… Ловкость ли это факира или громадная доза магнетизма — не знаю, но я это видел своими глазами и утверждаю, что какие-нибудь проделки были немыслимы, во-первых, потому, что подготовить их заранее факир не имел возможности, а во-вторых, сеанс прошел при ослепительном свете полуденного солнца, и от меня не уклонилось бы ни одно движение факира.
Я сделал несколько шагов по террасе и остановился у ее балюстрады. Кавиндасами последовал за мной. Слева тянулся большой сад, где один из слуг лениво черпал воду из колодца, сливая ее в водоем, откуда она по бамбуковым трубам бежала в комнату для омовения.
Взглянув в этом направлении, факир, улыбнувшись, простер к колодцу свои руки, и вдруг, к ужасу бедняги метора, веревка остановилась, и вытащить ее он, несмотря на все усилия, не мог.
Обыкновенно, всякие препятствия в работе индусы приписывают злым духам и сейчас же начинают петь заклинания, секрет которых покупают, и не очень дешево, у браминов, которые их надувают без зазрения совести.
Перепуганный метор затянул гнусавым и визгливым голосом какие-то заклинания, как вдруг горло отказалось ему повиноваться, и он остался с открытым ртом и выпученными от страха глазами. Но вот очарователь опустил свои руки, и бедняга мог вновь орать сколько угодно, а зачарованная веревка легко вытащилась вместе с ведром.
