Корни дуба. Впечатления и размышления об Англии и англичанах. (c иллюстрациями) - Овчинников Всеволод Владимирович
По словам немецкого социолога Оскара Шмитца, англичане питают пристрастие к тому, что является средним и, хочешь не хочешь, посредственным. Именно по этой причине, утверждает он, английская конституция служит не столько трамплином для творческой индивидуальности, сколько страховкой для посредственности против посредственности.
Тяга к золотой середине проявляется в склонности к компромиссу, которая органически присуща английскому характеру. Именно этот постоянный поиск примиряющего, осуществимого, удобного, именно эта туманность мышления, позволяющая пренебрегать принципами, логикой и одновременно придерживаться двух противоположных мнений, создали Англии репутацию «коварного Альбиона», сделали ее столь уязвимой для обвинений в лицемерии.
Эта черта английского характера имеет много корней. Помимо воспитанной в народе склонности к компромиссам, она поощряется и двойственностью английской действительности. Культ старины, стремление увековечить прошлое в настоящем создает смешение теней и реальности, потворствует самообману. «Иностранцам трудно понять, — утверждает писатель Гарольд Никольсон, — что наше лицемерие проистекает не от намерения обмануть других, а от страстного желания успокоить самих себя».
В консерватизме англичан многое смыкается с практичностью. Они не доверяют умственной акробатике, предпочитая твердо стоять ногами на почве здравого смысла. Их больше привлекают не абстрактные идеи, а утилитарная сторона вещей, не теоретические обобщения, касающиеся универсальных принципов, а руководство к действию, которое непосредственно вело бы к конкретному результату. Предвыборную программу той или иной партии англичанин оценивает не с теоретических позиций, а прежде всего как ответ данной партии на определенные практические вопросы, особенно те, которые затрагивают лично его.
Однако так ли уж англичане рассудочны? И так ли уж безраздельно господствует в их мировоззрении здравый смысл? По мнению Джона Б. Пристли, суть английского характера, путеводная нить в его лабиринте, ключ к его загадкам кроется в том, что барьер между сознательным и бессознательным в нем четко не обозначен. Англичане настороженно относятся ко всему чисто рациональному. Они отрицают всесилие логики и деспотическую власть рассудка. Они считают, что разум не должен доминировать всегда и во всем, что на каком-то смутно обозначенном рубеже он должен уступать дорогу интуиции.
Англичане предпочитают истины «с открытым концом», то есть нечто недосказанное, недовыраженное, оставляющее простор для домысливания. Смешение сознательного и бессознательного, приверженность к инстинктивному и интуитивному нередко толкает их к самообману, а через него к лицемерию.
Подозрительная к новшествам и чурающаяся крайностей, английская натура склонна к выжиданию и неторопливым поискам компромисса между сомнением и верой, И это неустойчивое равновесие делает ее одновременно скептической и доверчивой, неспособной к фантазии и склонной верить в чудеса.
Врожденная неприязнь к красноречию, к четким и законченным формулировкам на фоне общей флегматичности и замкнутости нередко создавала за Ла-Маншем представление об англичанах как о людях ограниченных, даже недалеких.
Пожалуй, правильнее будет сказать, что английскому джентльмену в наследство от лучших времен досталась некоторая леность ума, умственная малоподвижность. Эта инерция былого благополучия и стабильности сказывается в его неторопливости и неповоротливости, в его неспособности к быстрым решениям, в самоуверенной нелюбознательности, в его приверженности к традициям и привычке оглядываться на прецедент.
В основе его суждений о вещах и явлениях лежит универсальный критерий: это по-английски, а это не по-английски. К критическим замечаниям иностранцев англичанин относится с поразительной терпимостью. Он готов признать, что его кухня примитивна, что его художественный вкус оставляет желать лучшего, что он привык ставить знак равенства между понятиями «интеллектуальный» и «заумный». Но под этой самокритичной скромностью кроется непоколебимая уверенность в собственном превосходстве. Англичанин вряд ли способен объяснить, на чем она основана. Тем не менее фраза «это так по-английски!» звучит в его устах лишь как высшая похвала. Замкнутость обитателей туманного Альбиона, которые, по словам Джорджа Микеша,«даже будучи членами „Общего рынка“, остаются ближе к Новой Зеландии, чем к Голландии», во многом связана с такой подспудной самоудовлетворенностью.
Это врожденное чувство собственного превосходства, этот своеобразный эгоцентризм, воспитываемый в семье, в школе, в общественной жизни и особенно в прессе, служит одним из корней английского консерватизма и одновременно одним из корней английского национализма.
Англичанин почти беспредельно терпим. Он приветлив, человечен, выдержан, честен. Он обладает серьезным чувством долга, общественного порядка и готов идти на практические жертвы ради того и другого. Он добродушен, учтив и к тому же свободен от зависти, горечи и чувства мести.
Но вы должны уважать его темп. Если вы не будете торопить его; если вы найдете к нему должный подход, апеллируй к его доброй воле, а не к его эмоциям; если вы будете подносить ему факты, которые он может разжевывать медленно и старательно, вместо того чтобы вдруг осыпать его каскадом страстных идей, — вы почувствуете, что его немалым достоинством является рассудительность. Он становится вполне способным поворачиваться в вашу сторону, причем не только ради того, чтобы понять вас, но и чтобы пройти полпути вам навстречу. Глубоко врожденный инстинкт предписывает ему брать и давать, жить и давать жить другим. Он обладает природным чувством справедливости (жаль лишь, что он так редко проявляет его при управлении своими колониями!).
Их прославленной любви к животным противоречит их любовь к кровавым видам спорта. Их прославленному общественному духу противоречит их безразличный индивидуализм. Их врожденной отзывчивости противоречит золотое правило не вмешиваться не в свои дела… С одной стороны, эксцентричность находится у них в почете; с другой стороны, все необычное или незнакомое встречает неприязнь, опасение, презрение. Их замкнутость сочетается с мессианством, пуританство идет рука об руку с распущенностью, либерализм и консерватизм в равной степени считаются их национальными чертами — так же как нелюбовь к регламентации и пристрастие к очередям.
Страна, которая создала, возможно, лучшие стили в, архитектуре жилища, известна несравненной убогостью своих трущоб. Страна, которая славится самой отвратительной погодой, остается предвзятой противницей таких нововведений, как двойные рамы или центральное отопление.
Встретить англичанина в центре Лондона становится нелегко, а уж на страницах английской истории, среди королевских имен это всегда было трудным делом, шутит французский сатирик Пьер Данинос. Плантагенеты, напоминает он, были французы, Тюдоры — уэльсцы, Стюарты — шотландцы. Разделавшись с ними, освободили престол для голландца, за которым последовал немец из Ганноверской династии, не знавший ни слова по-английски…
Хотя островное положение страны предопределило своеобразие английской истории, к ней приложили руку многие народы, каждый из которых оставил свой след в английском национальном характере.
Коренными жителями Британских островов принято считать кельтов. Одна их ветвь (галлы) осела в Ирландии и Шотландии, а другая, более близкая к обитателям французской Бретани, в Корнуолле и Уэльсе.
Бретонская ветвь кельтов смешалась с потомками более ранней волны завоевателей. Это были иберы, выходцы с Пиренейского полуострова. Дорогу им, возможно, проложили еще финикийские мореходы, совершавшие в Корнуолл рейсы за оловом. Иберы поклонялись солнцу. Это они возвели на южных равнинах загадочные ритуальные сооружения из камней. О них, предшественниках кельтов, напоминают черноволосые коренастые люди со средиземноморским профилем, встречающиеся среди жителей Корнуолла и Уэльса,
