Страна золотых пагод - Рамешова Станислава (книги онлайн полные txt) 📗
Я стою в хижине и сквозь щели в полу вижу зеленую траву. Тянет дымком, в очаге потрескивают поленья — это варится рис в казане.
Да, я определенно завидовала этой пожилой, по-своему мудрой женщине. Но остаться здесь навсегда?.. Нет, не смогла бы. Точно так же, как она не согласилась бы жить там, где жила я.
А пока мы живем здесь, у самого синего моря. Справа — на холмах — рисовые поля, слева — на водной глади — паруса рыбачьих лодок.
Два главных источника существования: рис и вода. Почти в каждой деревушке вы увидите примитивную рисорушку — бамбуковое сооружение высотой около метра, со съемной остроконечной крышей. В отверстие на крыше сыплют рис. Внутри два деревянных диска с острыми бороздками, сбоку укреплено дышло. Буйвол ходит по кругу, вращая верхнюю часть конструкции, зерна попадают между бороздками и обмолачиваются. Однако очищенный таким домашним способом рис всегда сероватого цвета.
Отвеивают рис просто: раскладывают на землю рогожку, поднимают рис в плоской плетенке, подкидывают повыше, а затем потихоньку высыпают на подстилку, благо морские ветры дуют постоянно и невесомая шелуха легко уносится прочь.
Море кормит, радует красотой и удивляет могуществом. В прилив рифы и скалы почти скрываются под водой. Бирюзовые волны одна за другой с шумом разбиваются об их выступающие вершины, поднимая веселые белоснежные фонтаны. В отлив море отбегает. Темные скалы и камни вновь выступают из-под воды, делая побережье унылым. Обнажившееся дно открывает свои сокровища.
В отлив за дарами моря выходят женщины и дети с корзинами. Из ракушек и обломков кораллов, которые они соберут, потом сделают ожерелья и будут продавать в лавочках возле аэровокзала. Рыбки и рачки станут лакомством для ребят.
Кто хоть однажды видел тропические закаты, тому никогда не забыть эту феерическую игру красок на небе. Важно только не пропустить момент, когда океан начинает «всасывать» в себя огромное красное солнце. Всего несколько минут длится это волшебство.
Стоит багровому диску коснуться воды, как горизонт вспыхивает золотом. Цвет сгущается, становится оранжевым. И вот уже небо зарделось, потом засветилось фиолетовыми тонами. Когда уже невидимое солнце посылает земле свой последний луч, небо начинает «остывать». А море, еще розовое вдали, темнеет у берегов. Но ненадолго. Через несколько минут взойдет луна и побежит по волнам лунная дорожка, неся от горизонта к берегу зыбкое серебро.
Уже в шесть утра на горизонте появляются белые паруса. Это рыбаки в ветхих юбчонках и соломенных шляпах возвращаются с ночного лова. Лодки пристают недалеко от деревни, у рынка. Быстро пересчитав улов и выбросив ядовитых тварей, попавшихся в сети, рыбаки начинают торг.
Какая редкая возможность выбирать! Целые лодки рыбы! Получив деньги, рыбаки бросают рыбу в корзины покупателей, но никогда не убивают ее. Цены здесь несравнимо ниже, чем в столице.
Мы выбрали одну из рыбин и унесли на обед. Даже самая большая рыба должна быть съедена сразу. Не было ни холодильников, ни электричества. Была лишь жара.
Царство ракушек начиналось в двух метрах от деревянного домика аэровокзала. Лавочки, крытые пальмовыми листьями, жались так тесно друг к другу, что образовали сплошной торговый ряд. Вездесущее солнце проникало в щели и высвечивало перламутровые раковины, кораллы с еще не осыпавшимся песком, длинные вязки ожерелий из ракушек, висевших над прилавками.
Дважды в неделю приземлялся самолет, и дважды в неделю здесь шумел базар. В остальные дни торговки укладывали свой товар в корзины, водружали их на голову, предварительно подложив ловко скрученный платок, и, придерживая груз одной рукой, бродили по песчаному пляжу в поисках покупателя.
Завидя купальщиков, они останавливались, снимали корзины, ставили на песок и садились на корточки, терпеливо ожидая потенциальных покупателей. Наверняка это заезжие туристы: местные жители в море не купаются. Океан не развлечение, а место ежедневной тяжелой и опасной работы их мужей и братьев — рыбаков.
Сегодня женщины устроились на скамейке, в тени толстенного, в два обхвата, дерева, около пляжа. Едва я приблизилась к ним, все наперебой стали предлагать свой товар. Губы говорили, но объяснялись мы жестами.
— Пожалуйста, вон ту ракушку, — говорил мой указательный палец. — А нет ли у вас побольше? — вопрошали руки, разведенные в стороны.
— Нет, к сожалению, у нас нет, — качали женщины головами.
Я показываю на свое бунгало, закрываю глаза, имитируя сон, и загибаю семь пальцев. Это означает, что мы пробудем здесь еще неделю.
— Принесете?
Согласно закивали. Значит, поняли. Не спеша уложили свои сокровища в корзину и собрались уходить.
— Может быть, зайдете ко мне на чашку чая?
Женщины растерянно переглянулись, и прошло не менее минуты, прежде чем они утвердительно кивнули.
Чай с лимоном пришелся им по вкусу. Они осмелели, разговорились. Вынули коробочки с бетелем. Предложили и мне, но, поблагодарив, я воздержалась.
— Зачем вы это жуете? Вкусно?
В ответ улыбнулись и стали жестами показывать то на солнце, то на желудок.
«Это освежает, притупляет голод», — наконец поняла я. Голод?.. В кухне под ситом, единственной защитой от мух, лежали куски жареной рыбы — той, что мы купили утром. Женщины быстро справились с ними.
— А как насчет супа?
Несколько нарушив обычный порядок обеда, я принесла им горшочек рыбного супа, разложила тарелки, ложки. С минуту мои гостьи колебались, но все же не устояли перед соблазном. От столовых приборов вежливо отказались и по очереди выпили содержимое из горшочка до дна. Ничего удивительного: они ушли из дома ранним утром, а сейчас уже далеко за полдень.
Через два дня обе женщины вновь пришли. В корзине между связками ожерелий лежала перламутровая раковина-завиток, отливающая нежными голубовато-розовыми тонами.
— Пейзутин барэ! Большое спасибо!
Раковина была великолепной. Теперь они приходили каждый день, прихватив с собой соседского юношу, знавшего несколько английских слов. Та, что моложе, была не замужем.
— Не хочу терять свободу, — крутила она головой, пренебрежительно наморщив нос.
На руке старшей блестело обручальное кольцо. У нее двое детей, мальчики. Старший ходит в специальную школу.
— Чтобы не надрываться на работе там, — кивнула она в сторону моря, — или там, — обернулась к полям. — А младший очень болен. — Она вздохнула.
— Никто в деревне не может ему помочь, — с трудом подбирая слова, объяснял переводчик. — Больные ноги.
— Сломанная нога?
— Нет, обе. Здесь и здесь… (показывает на бедра).
Я поняла смысл его жестов лишь в день отлета. Женщина стояла в своей лавочке, а на краю прилавка сидел мальчик лет девяти, с нежными, тонкими чертами лица. Собираясь проводить нас к самолету, мать привычным движением посадила его к себе на бедро, как здесь носят детей. Сам он едва двигался, сильно переваливаясь из стороны в сторону.
Так вот в чем дело! Тазобедренные суставы. Очевидно, с рождения или последствия полиомиелита. Вот почему в деревне никто не мог ему помочь!
Мать очень оберегала больного сына. В каждом ее движении сквозила трогательная забота, в каждом взгляде — любовь.
Дети — радость в бирманской семье. Им отдают все самое лучшее. И пусть это лучшее лишь малая часть того, чем обладают их сверстники в развитых странах, но зато дети здесь не обделены родительской любовью, как зачастую в «цивилизованном» западном мире. Здесь есть время для детей. А любовь и заботу дети потом сторицей возвращают родителям.
Семейные отношения в Бирме отмечены несравнимо большим взаимным уважением и привязанностью, чем в Европе.
