Собрание сочинений в 12 т. Т. 7 - Верн Жюль Габриэль (читаемые книги читать .TXT, .FB2) 📗
- Точь-в-точь два поезда катят навстречу друг другу, - заметил Бен-Зуф тем невозмутимым тоном, от которого капитан приходил в бешенство.
- Ну да, два поезда, болван! - закричал он. - Только они мчатся в тысячу раз быстрее экспресса, и поэтому одна из планет неминуемо разлетится вдребезги, а может быть, и обе! Посмотрим тогда, что останется от твоей паршивой кочки, от Монмартрского пригорка!
Бен-Зуф был уязвлен в самое сердце. Он стиснул зубы, сжал кулаки, но сдержался и несколько секунд безмолвно переваривал обиду: «Паршивая кочка!» Затем сказал:
- Господин капитан, я в вашем распоряжении! Приказывайте! Если есть способ помешать столкновению…
- Нет, осел, и поди ты к черту!
Получив такой ответ, Бен-Зуф в полном расстройстве удалился, не проронив больше ни слова.
В последующие дни расстояние между обеими планетами сократилось еще больше, и было ясно, что Земля, двигавшаяся по новой орбите, пересечет орбиту Венеры. В то же время она заметно приблизилась к Меркурию. Это светило, редко видимое невооруженным глазом, - разве только во время наибольшей элонгации, западной или восточной, - явилось сейчас во всем своем блеске. Все в этой планете, прозванной в древности «Искрометной», заслуживает самого тщательного изучения: смена фаз, схожих с фазами Луны, сила, с которой Меркурий отражает лучи Солнца, дающего ему в семь раз больше тепла и света, чем земному шару, его почти сливающиеся, вследствие значительного наклона оси, зоны вечного холода и страшного зноя, его экваториальные полосы и горы высотой в девятнадцать километров.
Но опасность исходила не от Меркурия: Земле угрожало столкновение с Венерой. К 18 января расстояние между обеими планетами сократилось приблизительно до одного миллиона лье. Венера излучала такой мощный свет, что все предметы на Земле стали отбрасывать необыкновенно резкие тени. Венера попрежнему обращалась вокруг своей оси за двадцать три часа двадцать одну минуту, а это доказывало, что продолжительность суток на планете осталась той же. Видны были облака, носившиеся в ее атмосфере, постоянно насыщенной парами, и казавшиеся полосами на фоне диска. Затем явственно обозначились семь пятен, - это, по мнению Бианкини, моря, сообщающиеся между собой. И, наконец, красавица планета предстала при белом свете дня; однако это польстило капитану Сервадаку куда меньше, чем генералу Бонапарту, который однажды, во времена Директории, увидев Венеру в полдень, впоследствии поддерживал легенду о том, что ему явилась «его звезда».
Двадцатого января расстояние между обоими светилами, установленное согласно законам небесной механики, сократилось еще больше.
«Какой ужас должны испытывать сейчас наши товарищи в Африке, друзья во Франции, население обоих материков! - говорил себе порой Сервадак. - Чего только не пишут в газетах! Какие толпы молящихся стекаются в церкви! Должно быть, ждут светопреставления! Я и сам думаю, да простит мне господь бог, что никогда еще оно не было так близко, как теперь! А я еще удивлялся, что за нами не посылают корабля! Да разве у генерал-губернатора и военного министра есть время нами заниматься? Через два дня, самое большее, Земля рассыплется на тысячи кусков и ее осколки пойдут гулять где попало по мировому пространству!»
Однако этому не суждено было случиться.
Напротив, начиная с 20 января планеты стали мало-помалу отдаляться друг от друга. К великому счастью, плоскости орбит Венеры и Земли не совпадали, и, следовательно, роковое столкновение не могло произойти.
Бен-Зуф вздохнул с облегчением, когда капитан сообщил ему приятную новость.
Двадцать пятого января расстояние между планетами увеличилось настолько, что все опасения отпали.
- Ну вот, - сказал капитан Сервадак, - а все-таки сближение планет пошло нам на пользу: теперь мы знаем, что у Венеры нет луны!
Дело в том, что Доминико Кассини, Шорт, Монтень де Лимож, Монбарон и другие астрономы всерьез утверждали, что у Венеры есть спутник.
- А жаль, что это не так, - добавил Гектор Сервадак, - ведь мы могли бы прихватить по дороге и эту луну; тогда к нашим услугам было бы целых две. Но, черт возьми, неужели же я так и не добьюсь объяснения, почему произошла вся эта путаница в небесной механике?
- Господин капитан, - обратился к нему Бен-Зуф.
- Чего тебе?
- А не стоит ли у нас в Париже, неподалеку от Люксембургского дворца, дом с этаким большущим колпаком на самой маковке?
- Обсерватория?
- Она самая! Так вот, разве ученые господа, что сидят под колпаком, не обязаны объяснить все это?
- Конечно, обязаны.
- Тогда, господин капитан, наберемся терпения, пока они все не растолкуют, и будем философами!
- Ого, Бен-Зуф, да ты разве знаешь, что такое быть философом?
- Да, потому что я солдат.
- Что же это, по-твоему?
- Это значит, что, когда делу помочь нельзя, надо терпеть, а у нас с вами так оно и есть, господин капитан.
Гектор Сервадак ничего не ответил своему денщику, но мы вправе предполагать, что до поры до времени он перестал добиваться объяснения необъяснимых пока явлений.
Впрочем, вскоре произошло одно непредвиденное событие, которое повлекло за собой весьма важные последствия.
Двадцать седьмого января в девять часов утра в караульню вошел невозмутимый Бен-Зуф и с полным бесстрастием обратился к Сервадаку:
- Господин капитан, разрешите доложить?
- Что там еще? - отозвался Сервадак.
- Корабль!
- Экая скотина! Говорит об этом так спокойно, точно пришел сказать, что кушать подано!
- А как же иначе! На то мы и философы, - возразил Бен-Зуф.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ,
где капитан Сервадак задает целый ряд вопросов, но они остаются без ответа
Сервадак выскочил из караульни и со всех ног пустился бежать к вершине утеса.
Сомнений не было: к острову шло какое-то судно, оно находилось уже менее чем в десяти километрах от берега; но из-за того, что земная поверхность стала выпуклей, сократилось поле зрения, и над волнами торчали только верхушки мачт.
И хотя корпус корабля был невидим, по его мачтам и снастям все же можно было определить, какого это рода судно. Очевидно, это была шкуна, и через два часа капитан Сервадак распознал ее уже без труда.
Он ни на секунду не отрывал подзорной трубы от глаз.
- Это «Добрыня»! - вскричал он.
- «Добрыня»? - переспросил Бен-Зуф. - Вот уж нет! Дымка-то не видно!
- Шкуна идет под парусами, - ответил капитан Сервадак, - но это, конечно, шкуна графа Тимашева!
Так оно и оказалось, и, если только граф был на Сорту, значит какая-то невероятная случайность снова свела его с соперником.
Разумеется, Сервадак видел теперь в том, кто приближался к острову, не врага, а человека, подобно ему, потерпевшего бедствие; он совершенно забыл и о поединке и о причинах, его вызвавших. Обстоятельства так переменились, что он испытывал самое живейшее желание увидеться с графом и поговорить обо всех этих чрезвычайных происшествиях. Шкуна отсутствовала двадцать семь дней; за это время она могла обследовать ближайшие берега Алжира и даже, может быть, посетила берега Испании, Италии и Франции, обошла все Средиземное море, так необычайно изменившееся, и, наверное, привезла свежие новости из этих стран, от которых остров Гурби был отрезан. Теперь-то Гектор Сервадак узнает не только о том, какие части Земли постигла катастрофа, но и причину самого бедствия. Кроме того, граф Тимашев человек благородный и сочтет своим долгом доставить на родину Сервадака и его денщика.
- Но ведь «Добрыне» негде будет причалить, - сказал Бен-Зуф, - устья Шелиффа больше нет!
- Этого и не нужно, - ответил Сервадак. - Граф пошлет шлюпку, и нас доставят на борт.
Шкуна приближалась довольно медленно, так как ветер был встречный и ей приходилось держать в бейдевинд. Как ни странно, машина на корабле бездействовала, хотя экипаж ее, должно быть, спешил узнать, что это за новый остров, показавшийся на горизонте. Правда, на судне могло не хватить горючего, поэтому, вероятно, оно шло под парусами, которыми, впрочем, управляли весьма искусно. К счастью, несмотря на легкие тучки, погода была ясная, ветер умеренный, шкуне не мешало волнение, и условия для плавания в общем были хорошие.
