Один на один с Севером - Уэмура Наоми (книги полностью txt) 📗
Ледник начинался крутым склоном в 20–30°, с поверхности которого снег был сдут ветром, отполировавшим до блеска искрившийся на солнце голубой лед. Видно, как впереди местами зловеще зияют трещины.
Здесь я остановил собак и перераспределил их в упряжке таким образом, как наметил еще раньше, при разработке плана восхождения на ледник. Для вожака Кумы я удлинил веревку до 50 метров. За ним поставил двух его помощников. В десяти метрах от нарт расположил восьмерых собак, а в шести — всех оставшихся. Себя привязал к нартам тридцатиметровой веревкой, а к левому бедру прикрепил двухметровый шест из стекловолокна. По моим соображениям, этот шест должен был удержать меня от падения в трещину, зацепившись за ее края. По рассказам, ширина расщелины обычно менее двух метров.
Ну, кажется, все. Теперь в путь! С первых же шагов мы столкнулись с трудностью подъема, поскольку крутизна была явно более 20°. Я слез с нарт и стал помогать собакам, подталкивая нарты сзади, но ноги скользили по гладкой поверхности льда, и мои усилия пропадали даром. Нарты все время кренило набок, и через 70 метров я почувствовал, что выдыхаюсь.
Повсюду были видны небольшие соединяющиеся друг с другом продольные рытвины, которые образовывали на поверхности льда то зигзагообразные, то клиновидные формы. Пришлось их обойти.
Прошли еще метров сто по леднику и наткнулись на место, испещренное трещинами вдоль и поперек. Дальше продвигаться было нельзя, и я решил пройти по леднику в направлении к его центральной части. Остановил собак, взял лом и отправился разведать путь, привязавшись веревкой к нартам и тщательно проверяя каждый свой шаг. Иногда лом не встречал никакого сопротивления поверхности. Это означало, что здесь находилась скрытая снегом трещина. Как по команде, я застывал на месте, боясь сделать неверный шаг. Обычная обувь или кошки, которыми пользуются альпинисты при восхождении на горы, здесь не подходят. Нужна обувь из кожи тюленя, какую носят эскимосы. В ней гораздо удобнее передвигаться по леднику.
Но и в центральной части ледника я не мог найти подходящей дороги. Возвращаюсь обратно и устанавливаю антенну для связи с базой Аврора. Она не отвечает. Что же делать? Чтобы погасить внезапно нахлынувшее чувство безысходности, я вновь отправился на разведку. Кладу в карман приемник экстренной радиосвязи. На всякий случай… Иду, сверяясь с аэрофотоснимками, но скоро натыкаюсь на трещину и опять сворачиваю в сторону.
В конце концов мне удалось обнаружить участок пути, где трещин было как будто поменьше. Я возвращаюсь к собакам и кричу им: «Давай!» Они побежали вперед и удачно обошли одну из расщелин. Когда я возрадовался, что опасность уже миновала, нарты вдруг сильно накренились набок и перевернулись. Это собаки, сделав крутой поворот, перескочили через незамеченную мной полуметровую трещину. Не обращая внимания на то, что нарты перевернулись, они продолжали тянуть их вперед до тех пор, пока мой окрик не остановил их. К счастью, веревки, которыми была увязана поклажа, не порвались, а то бы весь груз, наверное, был бы уже в расщелине. Но сверху с нарт все же упали туда ледоруб, топор и нож. Подхожу к трещине, смотрю вниз — дна не видно.
И всему виной моя небрежность. Стоило мне только отыскать маленький отрезок дороги, как я тут же потерял бдительность. Я уже считал, что дело сделано и нелепые трещины, которые здесь, были, нам уже не опасны. Не удосужился даже на поворотах провести за собой собак — только погонял их. Я совсем упустил из виду, что при этом нарты несколько накреняются в сторону внутренней части дуги поворота. На большой скорости нарты занесло, и они опрокинулись. Небрежность состояла и в том, что упавшие в расщелину вещи оказались непривязанными.
Укрепив заново груз на нартах и привязав к себе покрепче разболтавшийся шест, я вновь отправился вперед, ругая себя за полтора часа потерянного времени.
Довольно удачно вышли к центральной части ледника. Только было я обрадовался быстроте нашего продвижения, которая позволяла компенсировать время, ушедшее на происшествие, как вдруг две из четверки собак, бежавших в третьем ряду, как сквозь землю провалились. И они действительно провалились в трещину. В растерянности я приказываю остальным остановиться. Эта расщелина шириной 40–50 сантиметров была скрыта под снегом. Бежавшие впереди собаки проскочили ее, не подозревая о том, что прошли над бездной. Провалившиеся в трещину собаки были из тех, кто не особенно утруждал себя работой, они бежали всегда, не натягивая веревок, чтобы те не доставляли им никакого неудобства. Очевидно, эта их манера избегать лишних усилий и привела каким-то образом к тому, что именно они провалились в расщелину. Теперь они болтались внизу на той глубине, на которую им позволяли упасть веревки, что были прикреплены к опоясывающим их ремням. Надо бы им там повисеть в наказание за лень, но руки мои уже протянулись к этим веревкам, действуя совершенно независимо от меня самого, злившегося на бездельниц.
Каждая из них весила около 40 килограммов — это вес изящной женщины, — и поднять их было не так-то просто. Веревка тонкая и при неосторожном движении может легко оборваться. Ноги мои скользили. Стоило только потянуть за веревку, как собаки опрокидывались вниз головой (в соответствии с тем способом, которым на них были закреплены ремни) и начинали дрыгать ногами, пытаясь воспротивиться непривычному положению своего тела. Это мешало поднимать их. Измучившись совершенно, я наконец догадался захватить альпинистским карабином боковые веревки, которыми был привязан груз на нартах. Пропустив веревку, на которой была привязана собака, через кольцо карабина, я благополучно вытаскиваю из трещины пострадавших от собственного безделья и от моей халатности.
Этот случай показал, что профилактические меры, которые были приняты мной для избежания гибели в трещинах, были правильны. Они оправдали себя. Очевидна стала и целесообразность того, в чем я несколько сомневался, — привязывать к нартам самого себя. Конечно, лучше не падать в расщелины совсем, но такая страховка помогает, по крайней мере выбраться оттуда, уж если такое несчастье произошло. После этого происшествия я продолжал продвигаться к средней части ледника. Из аэрофотоснимков я понял, что летние потоки талой воды идут главным образом по этой части. Если воспользоваться для продвижения следами потоков, то, по-видимому, будет легче избежать попадания в трещины. Мы прошли еще метров 150 и достигли самой глубокой части одного из русел летних потоков, покрытой ровным слоем снега. Отсюда была видна прямая дорога к вершине.
Только теперь мы по-настоящему и начали восхождение. Но бежали собаки с трудом, снег был рыхлым, и они глубоко проваливались в него. Мы продвигались вперед со скоростью черепахи.
Вскоре собакам это надоедает, и, инстинктивно чувствуя, что по льду бежать им будет легче, они уходят с этой снежной дороги в сторону — на лед. Там нам угрожают трещины, но пока мы продолжаем успешно идти вперед. Я не перестаю размахивать хлыстом, и вот мы уже преодолели добрую треть расстояния до вершины. Здесь я останавливаюсь.
Сегодня в пути мы были одиннадцать с половиной часов. По дороге я снял с себя все вплоть до свитера, но все равно было жарко. Пот лил с меня градом. Трудный был день, и солнце палит нещадно.
Сегодня я прошел по такому пути, где не ступала еще нога человека. Это вовсе не значит, что на земле нет людей, которые бы в своих снах не мечтали побывать здесь. Совсем недавно мне вспомнилась история исследователя, не раз бывавшего в Гренландии, — Роберта Пири.
Военно-морской топограф, он открыл в себе призвание полярного исследователя. Ему впоследствии первым посчастливилось достигнуть Северного полюса. Пири путешествовал и по льдам Гренландии. Именно он дал название тому, фьорду, по которому я вчера шел. Теперь фьорд Индепенденс нанесен на все карты мира. Пири обнаружил его в 1912 году, когда, двигаясь по ледяному куполу Гренландии из района Туле, он достиг 82-й параллели. Это было 4 июля, в день празднования независимости Соединенных Штатов. Так и появилось на карте новое название: фьорд Индепенденс — фьорд Независимости. Кстати, мыс Моррис-Джесеп, исходный пункт моего путешествия, был назван также Пири в честь председателя комитета содействия покорителю Северного полюса. Очень может быть, что, глядя издалека на фьорд Индепенденс, Пири мечтал о том времени, когда он сможет пройти его пешком. Арктика увлекла Пири, когда ему был уже 31 год. Он предпринимал много попыток, чтобы добраться до Северного полюса. На исследование Гренландии он потратил ни много ни мало 20 лет своей жизни. Эта настойчивость в достижении своей цели, конечно, не идет ни в какое сравнение с моими усилиями. На путешествие к Северному полюсу я потратил 56 дней.
