Озерные арабы - Тесиджер Уилфрид (версия книг .txt) 📗
Наконец хаджжи Хамайд сказал:
— Пора возвращаться. Очистку твоей таррады наверняка уже закончили. После завтрака я заново покрою ее битумом. Оставайся ночевать, битум к утру затвердеет как следует.
Он сделал нам новые весла, и мы покрасили их лопасти в красный цвет, чтобы было меньше желающих их украсть; ведь каждый был бы рад стать обладателем весел, сделанных самим хаджжи Хамайдом. С того дня красные весла стали нашим отличительным признаком. Они хорошо смотрятся, подумал я, когда мы, погружая их одновременно в воду, на следующее утро пошли вниз по течению вдоль поросших пальмами берегов. Тахир сел на место Хасана на носу, а Хасан заменил Амару, который сейчас, как пассажир, сидел напротив меня. По дороге в Эль-Курну нам повстречались две-три моторные лодки. Понтонный мост, расположенный в месте слияния Евфрата и Тигра, был открыт. Уровень воды в Тигре был высокий. Мы поели в мадьяфе, стоявшем на восточном берегу Тигра. Было 4 марта. Мы провели на восточной стороне реки еще пять недель.
Сначала мы посетили племена, с которыми я еще не встречался, — духайнатов, или халики, чье имя означает «бакланы». Позже мы посетили старых друзей из племени аль бу-мухаммед, кочевых ферайгатов и суайдитов. Часто шел дождь, особенно по ночам, над озерами разражались сильные грозы. Немногие из домов, в которых мы ночевали, имели крышу толщиной более чем в две циновки; у большинства домов крыша была крыта в один слой. Хозяева иногда клали на крышу еще и циновки, снятые с пола; но крыша почти всегда все равно протекала, а спать приходилось на голом полу. По ночам было холодно, мы спали по двое под одним одеялом. А уровень воды все повышался.
Однажды днем, когда мы охотились, быстро собрались черные тучи, предвещая бурю.
— Господи, хоть бы града не было, — взмолился Ясин; остальные подхватили его мольбу.
Буря вскоре разразилась. Уже по дороге домой нам пришлось вычерпывать воду из лодки. Мои спутники панически боялись града, и не без оснований. На следующий год буря с градом прошла над северной частью озерного края, скосив даже самый мощный тростник и убив бесчисленное множество пеликанов, гусей и других птиц. Их тела были разбросаны повсюду. От града погибло много телят. На озере Дима градом забило до смерти одного мужчину и его сына.
— В этом году, при таком паводке, мы убьем много кабанов, — сказал Амара и оказался прав. На этой стороне Тигра я застрелил двести пять кабанов. Это всегда была азартная охота, и временами опасная, но я охотился на них не только ради спортивного интереса. Кабаны были природными врагами жителей озерного края. Я столько раз зашивал раны, нанесенные ими людям, что, убивая их, не испытывал ни малейших угрызений совести. И все же мне не хотелось, чтобы их совсем истребили здесь, как истребили львов. Массивные темные туши кабанов у кромки тростников, где они кормились, были для меня неотъемлемой частью пейзажа озерного края. Без постоянного риска случайной встречи с ними жизнь здесь потеряла бы значительную часть своего неповторимого, опасного своеобразия.
Кабаны иной раз вели себя вызывающе. Жители одной деревни племени амайра уверяли меня, что по вечерам кабаны являются в деревню вместе с буйволами и ночуют в пустых домах. Я не поверил их рассказам. Но вот однажды мы увидели двух кабанов, бредущих на закате по мелководью к деревне. Мы погнались за ними и убили их, а когда уже в темноте вернулись домой, кто-то из семьи, сидевшей у огня возле своего дома, спокойно сказал нам, указывая на соседний дом в нескольких ярдах от них:
— Вот там их еще несколько штук.
Я решил, что они шутят. Однако, когда мы причалили к этому дибину, нас едва не сшибли с ног пять кабанов, выскочивших из дома и бросившихся в воду.
Повернув тарраду на север, Тахир повел нас к Авайзидж, длинной высокой полосе земли, тянущейся параллельно Тигру. Из-за необычно высокого разлива большая часть ее была уже вровень с водой, и днем на ней отлеживалось множество кабанов. Пока мы охотились, мои спутники с легкостью перетаскивали тарраду по густому илу в любом направлении. Однажды я убил сразу десять кабанов, которые пересекали нам путь, шествуя гуськом. В тот день охота была особенно удачной, каждый раз одним выстрелом я укладывал последнее животное в ряду. Потом нам попались еще четыре кабана. Я застрелил одного. Пока он бился на земле, остальные остановились рядом с ним и почему-то не трогались с места; я перебил их одного за другим.
Вскоре мы увидели двух очень крупных кабанов. Они стояли в двухстах ярдах и смотрели на нас. Тахир и остальные гребцы повернули лодку боком и стали позади нее. Сидя в лодке, я выстрелил в более крупного кабана и ранил его. Он закрутился на месте, проскакал в сторону ярдов двадцать, а потом пошел прямо на нас. Второй побежал следом за ним. Я выстрелил еще раз и услышал чмокающий звук удара попавшей в кабана пули, но он даже не покачнулся. Еще один выстрел, а он все бежит! Теперь он был совсем близко. Я выстрелил, и на этот раз кабан упал. Четыре выстрела, остался один патрон… Я щелкнул затвором и повернулся ко второму кабану, который в два прыжка мог добраться до меня. Я сделал последний выстрел, и он упал, проскользив по илу до самой лодки. Я перезарядил винтовку, но оба кабана лежали неподвижно. Наклонившись вперед, я дотронулся до ближайшего кабана; второй лежал на расстояний примерно фута. Я был слишком занят, чтобы успеть испугаться. Но это двойное нападение и кажущаяся неэффективность моей стрельбы должны были изрядно встревожить моих пятерых спутников, которые не были вооружены, так как ружье и пистолет лежали в лодке рядом со мной. Я повернулся к ним. Они стояли полупригнувшись, с кинжалами в руках.
— Что бы вы стали делать, если бы кабан вскочил в лодку? — полюбопытствовал я.
— Мы бы кинулись на него и убили бы его кинжалами, — ответил Амара.
На следующий день мы преследовали на лодке (вода была глубиной дюймов восемнадцать) другого крупного кабана. Он был всего в сорока ярдах от нас. Мы стали догонять его, но тут он резко повернулся и стремительно пошел в атаку, вздымая мириады брызг. Я не смог попасть в него из продолжавшей двигаться таррады, и он оказался у борта прежде, чем я успел выстрелить еще раз. В то утро Тахир одолжил у кого-то острогу, и теперь он всадил ее прямо в рыло кабана. Боковым зрением я увидел, как Тахир вылетает из лодки, вися на рукоятке остроги. Я выстрелил снова, и на сей раз кабан рухнул, ударившись о борт таррады и сдвинув ее вбок. Облепленный с головы до ног илом, Тахир, отплевываясь, поднялся на ноги.
— Зачем ты выскочил из лодки? — с невинным видом спросил Ясин. — Ты был бы здесь в полной безопасности. Разве ты не видел, что сахеб изготовился стрелять?
Но Тахиру было не до смеха.
— Еще фут, и он разломал бы нашу тарраду надвое, — заметил Амара. — Как ту лодку, что мы видели недавно.
У этого кабана, одного из самых крупных среди убитых мною, длинная спутанная шерсть была темно-коричневого цвета. У одних кабанов была почти черная окраска, у других — рыжеватая, а однажды мы видели стадо кабанов с такой светлой шерстью, что на какое-то мгновение мы приняли их за овец. У многих, однако, на голой шкуре торчало всего несколько щетинок. У поросят, появляющихся на свет между мартом и маем (самка обычно приносит пять штук), бывает мягкая полосатая шерстка, и выглядят они очень симпатично. Охотясь на кабанов, я обнаружил, что подкрадываться к ним с подветренной стороны бессмысленно. У кабанов к тому же хорошее зрение. Зато, когда они спят, они словно глохнут. Однажды, когда мы охотились на них верхом в зарослях тамариска, несколько арабов племени бени лам крикнули мне, чтобы я подъехал к ним; оказалось, что в кустах, в ярде от дюжины топочущих лошадей, храпит большой кабан. Маданы утверждают, что кабаны едят падаль. На Авайзидж я действительно видел частично обглоданные туши кабанов, которых я сам застрелил несколько дней тому назад, но они с тем же успехом могли быть обглоданы шакалами, которых здесь довольно много. Я опасался, что в этом году все шакалы утонут, так как оставалось совсем мало сухой земли, а вода будет подниматься по крайней мере еще два месяца.
